Судьба попугая

– Что там? – спросил Добрынин, увидев, что танкист прилип к щели обозрения.

Солдат пожал плечами и полез в люк.

Добрынин, отставив бутылку, заглянул в обзорную щель.

Перед танком белоснежную просеку-дорогу пересекала широкая полоса следов.

– Стадо какое-то прошло? – пожал плечами Добрынин. – Стоит из-за этого останавливаться!

Ваплахов тоже заглянул в щель. Присмотрелся и тут же полез в люк.

Добрынин, не захотев оставаться в танке один, тоже выбрался на морозное безветрие. Хрустнул снег под ногами.

Подошли они к этой протоптанной дороге.

И тут народный контролер отвлекся от неприятного спиртового вкуса во рту – перед ним на снегу были видны следы десятков человеческих ног, совершенно босых, с отпечатками пальцев.

Дмитрий присел на корточки и уставился на следы напряженным взглядом.

Солдат-танкист просто стоял с открытым ртом.

Добрынин нахмурил брови, пытаясь найти какое-нибудь объяснение увиденному, но это ему не удавалось.

Ваплахов поднялся, пристально посмотрел в ту сторону, куда вели десятки следов, и медленно пошел туда.

– Ты куда? – спросил Добрынин.

– Посмотреть надо, – ответил, не оборачиваясь, Дмитрий.

Пройдя метров сто – сто пятьдесят, Ваплахов остановился и снова присел на корточки, что-то разглядывая.

Добрынин и танкист подошли к нему.

– Дерьмо, – сказал солдат-танкист сам себе, увидев, что Ваплахов действительно разглядывает темно-коричневую кучку, лежащую в центре небольшого круга бурой земли, вынырнувшей из-под растаявшего снега.

– Дня три назад прошли! – сказал Ваплахов.

«Тоже мне следопыт! – подумал Добрынин. – Много ты по этому узнать можешь!»

Танкист пожал плечами. Он тоже с сомнением подумал о возможности определять что-нибудь по оставленному кем-то дерьму.

– Это мой народ, – проговорил дрожащим голосом Дмитрий. – Урку-емцы…

– Что, живы? – недопонял Добрынин.

Ваплахов, поднявшись на ноги, кивнул.

– Только они могут голыми ногами ходить… Надо проверить… Один должен быть в унтах! – вспомнив, проговорил он. – Если есть следы от унт, значит они!

Танкист и народный контролер зашарили глазами по истоптанному снегу.

– Да не, – выдохнул с паром солдат. – Тут все босиком! У-ух, в такой морозище голыми пятками по снегу!

Добрынин молча просматривал следы и вдруг отчетливо увидел более мягкий след обутой ноги.

– Есть! – крикнул он стоявшему недалеко Ваплахову. – Есть один!

Дмитрий подошел, осмотрел след.

– Точно они, – сказал он через минуту.

Но радости в его голосе не было.

– Что, может, поедем следом? Поищем? – предложил Добрынин.

Дмитрий молчал.

– Никак нельзя! – вставил свое мнение танкист. – Карты нет, горючего не хватит. Надо в Бокайгол ехать!

Снова забрались в танк. Разрушилась безветренная тишина, загудела боевая машина и поползла дальше по просеке-дороге, передавив в двух местах широкую полосу человеческих следов.

– Слушай, а чего они босиком? – перекрывая гулкий шум двигателя, спросил Добрынин у Дмитрия.

– Старая легенда, – отвечал Ваплахов. – Урку-емцы – не северный народ. Они пришли с юга счастье искать. Урку-емцы всегда счастье ищут. А народ может идти счастье искать только голыми ногами. На охоту – можно унты надеть, а счастье искать – только голыми. Значит, опять ушли счастье искать…

– А что, уже ходили? – спросил Добрынин.

Дмитрий тяжело вздохнул.

– Ходили, когда я еще не родился. Туда, к Хулайбе пришли…

Добрынин снова взял в руки початую бутылку спирта. Протянул урку-емцу. Тот отхлебнул легко, даже не скривившись. Вернул бутылку народному контролеру. Добрынин тоже отхлебнул.

«Странный какой-то народ! – подумал он, опуская бутылку обратно в ящик. – Босиком по снегу счастье искать?» – И замотал недоуменно головой.

Спирт катился вниз, в самое нутро народного контролера, согревая все на своем пути. Приятно жгло горло.

Солдат-танкист оглянулся, посмотрел просительно на народного контролера, и контролер все понял. Он снова взял эту бутылку спирта – там уже оставалось чуть-чуть – и протянул танкисту. Танкист приложился и опустил пустую бутылку на железный пол машины.

Добрынин почувствовал, как тепло разливается по его ногам, заполняет вены и снова поднимается вверх. Сладкая тяжесть придавила его к неудобному сиденью. Он прикрыл глаза, и гул боевой машины стал вдруг тише.

Перед закрытыми глазами проклюнулось как бы кинематографическое изображение, легкая музыка перемешалась со звуком ветра. Слабенькая метелица понесла снежок по улицам деревни Крошкино. И увидел в этом сне Добрынин себя самого, идущего домой.

Вот идет он по улице и вдруг слышит: «Убило! – кричит кто-то. – Председателя убило!» Повернул тогда Добрынин к председательскому дому, приблизился, а там уже толпа вокруг чего-то собралась, а на месте дома одни обломки. Вдруг со стороны обломков красноармеец идет и говорит громко так, чтобы все слышали: «Вот оно! Вот!» И поднимает обеими руками черный камень величиной с хорошую человеческую голову.

А в это время кто-то со спины Добрынину шепчет: «С Рождеством, Пал Саныч, с Рождеством вас!»

Оборачивается Добрынин, а там совсем неизвестный ему товарищ в черной кожанке.