Сыны Ардалиона. Креация тропы

Шутка ли, когда я еще учился в школе, мне упорно думалось, что родился я не в свой век. Мол, появился бы я на свет лет эдак, триста или четыреста назад, вот где я почувствовал бы себя дома. В своей стихии. А теперь? Как сумасшедший пальцы обдираю об холодный камень, лишь бы вернуться туда – в свое родное время. Ан, нет. Хотел в прошлое? На! Получи и не жалуйся.

Нет, можно было бы, конечно, заикнуться на счет того, что я-то хотел на триста лет назад попасть, где-нибудь в 1700-е года от рождества Христова. Но очутился то я не в 18 веке Р.Х., а в VIII веке (!) от создания мира. Разница, как понимаете, огромная. Но это она огромная, если смотреть на нее со стороны, просиживая штаны в библиотеке и листая страницы учебников. На самом-то деле, это просто катастрофа! Прошлое оно и есть прошлое, каким бы оно ни было. Я для любого прошлого чужой. И тем более, оно для меня чужое. Времени на меня плевать, как мне плевать на трехлетнюю домашнюю свинью по кличке «Тори», которую я видел однажды по телевизору.

Пока я лазил по стенкам в поисках нужного мне выхода, Гальтен раскурил трубку и присел на небольшой камень под сводом у входа. Он смотрел на хмурое небо, так и не порадовавшее нас своим чистым голубым цветом, но и не опечалившее дождем. Пыхтел трубкой и изредка поворачивался в мою сторону, когда я чертыхался, соскальзывая со стены, и падал на пол.

С того самого момента, как я вошел под свод, он ни сказал ни слова, видимо, давая мне возможность убедиться в правоте его слов на горьком опыте. Да. Опыт был горький.

Я довольно умело порезал большой палец, сильно оцарапал локоть и оба колена. Но все это были просто мелочи по сравнению с теми чувствами дикого ужаса, что роились у меня в голове. А уж про чернейшую тоску и сумасшедшее отчаяние в моей душе я промолчу из вежливости перед дамами. Словам, которые могли бы выразить лишь жалкую толику моего состояния, лучше оставаться не высказанными.

У меня появилась одна идея, правда, она пахла дичайшей подозрительностью и мнительностью, но я все же решил ее засветить.

Подойдя к Гальтену, который повторно раскуривал свою трубку, спросил:

– А ты меня не переносил? Я имею в виду, вдруг я очутился в другой пещере. Ты там меня нашел и перенес сюда.

Гальтен шокировано смотрел на меня несколько минут, а потом разразился неистовым хохотом.

А вот мне было совсем не до смеха. Я просто стоял рядом и ждал пока он не закончит показывать мне свои десна. На какой-то момент у меня даже было проснулась надежда, что вот он сейчас отсмеется и скажет, что я прав и все что со мной происходит это забавная шутка. Я воодушевился и приготовился тоже рассмеяться от такой радостной новости. Уже сложил губы в жалкую улыбку. Не хватало только настоящего душевного подъема для безмерной радости.

Гальтен перестал смеяться минут через пять. Он утер слезы, выступившие на его глазах и, глядя на меня, все еще похихикивая, произнес:

– Зачем, Родион?

От этих слов мне сильно поплохело. Картинка перед глазами закачалась, как в предобморочном состоянии. Словно нанесли удар в самое незащищенное место. Не знаю где оно, но было очень больно.

– Мне-то откуда знать? – крикнул я, не выдерживая психологической нагрузки. В моей голове уже крутились не просто подозрительные мысли. Теперь мне казалось, что именно, Гальтен и виноват во всем. – Я же без сознания был! Взяли и утащили. Может у вас шутки такие?

Гальтен смотрел на меня так, словно я нес откровенную чушь. И что-то в глубине души подсказывало, что именно так и есть.

– Пойми, Родион, – тихо и доверительно проговорил он. – Все не так, как ты думаешь. Я тебе все объясню в дороге. – Его голос приобрел стальные нотки убеждения. – Но ты должен понять, перестать истерить и понять, – он особенно надавил на последнее слово, – что твоя жизнь круто поменялась. Вернее будет сказать, теперь у тебя другая жизнь и другие заботы. Теперь ты другой! Тебе будет это трудно принять и, именно поэтому, я не тороплюсь с объяснениями. Но ты справишься. Все справились…

Я слушал и не слышал. Голова разболелась, дыхание перехватило. В глазах заплясали светлячки. И вдруг появилось ощущение, что кто-то внутри меня переставляет мои органы, как мебель.

Голова закружилась, и я даже почувствовал, что в ней как будто что-то с треском рвется и стучит, все увеличивая ритм.

– Кто это «все»? – еле слышно прошептал я, опираясь рукой о стену, поросшую мелким мхом. – Что со мной происходит?

Гальтен подхватил меня под руку и не дал упасть.

– Я все тебе потом расскажу.

– Погоди, – не унимался я. – Расскажи сейчас, что со мной происходит? Почему я испытываю такие странные ощущения?

Я оттолкнул Гальтена и, не удержавшись на ногах, упал на траву, где меня скрутило от страшной боли. И точно червяк под напряжением, дергался, то замерзая, то сгорая дотла.

Через несколько минут я пришел в себя и кое-как сел. Гальтен стоял рядом и неотрывно смотрел на меня.

– Что со мной? – произнес я.

Он выбил трубку и положил ее в кисет. После чего ответил спокойным голосом:

– Твое тело перестраивается, поэтому тебя так и ломает. Но это скоро пройдет, не беспокойся.

Он помог мне подняться на ноги, и мы медленно побрели к нашей поляне.

– Почему оно перестраивается? – спросил я, замечая как нормальное состояние постепенно возвращается.

– Тебе надо поесть. После этого я тебе все расскажу, будь уверен.

В принципе подождать было можно, но я решил уяснить кое-что еще:

– А кто еще провалился в прошлое? – Даже несмотря на свое странное состояние мне было интересно, кто еще оказывался в подобной ситуации.

– Понятия не имею, – пожал плечами Гальтен, словно речь шла о чем-то постороннем. – Да я и не знал, что такое может существовать. В смысле, что кто-то может проваливаться в прошлое. Даже не задумывался об этом.

Ступор непонимания напал на меня, и я остановился в двух шагах перед леском. Будто врос в землю. Гальтен заметил, что я остановился, и повернулся ко мне.

– Но… Ты же сам… – Начал я подбирать слова. Голова опустела и ничего связного из нее не выходило. – Ничего не понимаю. Ведь ты же только что…

– Заткнись и пойдем, – устало сказал он и, взяв меня под руку, потянул в лес. – Перестань выстраивать гипотезы на тему своего положения, иначе с ума сойдешь.

– Хорошо! – Стиснув свою волю в кулак, я последовал за ним.

Мне ничего не оставалось делать как заткнуться и пробираться через ветвистые деревья. Наконец, мы выползли на стояночную поляну и побрели к костру.

Ульгаэль к этому времени уже снял мясо с огня и аппетитно уплетал один из кусков, запивая вином из бутылки.

Он посмотрел на нас когда мы сели на свои места и, поняв по моему поникшему виду, что я не обрел искомое, протянул мне полупустую бутылку.

– Спасибо. – Я влил в себя несколько больших глотков и нагнулся за своей порцией мяса и хлеба. Как бы мне плохо ни было, аппетит не пропадал. Поэтому, я остервенело накинулся на горячее мясо, будто оно было виновато в сложившейся ситуации.

Некоторое время мы только ели и пили. Молча, если не считать нашего чавканья. Все-таки в пасмурную погоду, еда, приготовленная и поглощаемая на свежем воздухе, не сравнится ни с одним ресторанным блюдом. И правду говорят, что голод и свежий воздух самые лучшие приправы.

– Ну, что, закончили обжираться? – улыбнулся Гальтен нам с Улем и достал свою трубку. Не дожидаясь ответа, он продолжил: – Тогда немного отдохнем и двинемся дальше.

– Куда? – спросил я, завистливо глядя на то, как он набивает трубку табаком. Мне тоже нестерпимо захотелось выкурить сигарету. Но с сигаретами у меня было неважно. Честно сказать, их у меня совсем не было.

Может, разве что взять табачку у Гальтена и сделать себе самокрутку. На безрыбье, как говорится, и уксус сладкий.

Гальтен заметил, как я жадно посмотрел на его кисет и кинул его мне.

– Трубка-то есть? – полюбопытствовал он у меня. Я мотнул головой, давая понять, что таких не держим. Тогда он обратился к Улю, который вытирал масленые губы рукавом и довольно рыгал: – Дай ему немного бумаги.

Уль развязал один из мешочков на своем поясе и протянул мне кусок толстой желтоватой бумаги с ладонь размером.

– Подойдет? – искренне поинтересовался он.

Я взял кусок бумаги потер ее между пальцев и удовлетворенно кивнул. Порвал на несколько частей клочок. Положил их в карман (на будущее, подумал я), а один оставил для самокрутки.