Оценить:
 Рейтинг: 0

Письма к незнакомцу. Книга 6. Брак

Год написания книги
2019
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
3 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

И было всё в кольцо заключено.

Мир, заключённый в обручальное кольцо, становится для женщины полным тёплого домашнего уюта. Поэтому даже в нехолодной стране, в Италии дочь Евы стремится утеплить пальчик золотым колечком. Почему я вспомнил про Италию? Потому что хватит лирики, мы возвращаемся к конкретным трудам представительницы прекрасного пола.

Паола Ломброзо.

Её отец – врач-психиатр, криминалист и, кстати, прекрасный семьянин, написал горы книг о гениях и злодействах. Они не для нас. Мы с Вами, Серкидон, люди мирные, законопослушные, и посему не перестанем считать лучшим творением Чезаре Ломброзо дочь его Паолу. «За то, что дочь его – Паола// Не покидала рамок пола!» – это стихи.

Клянусь, Серкидон, если была бы в Италии Школа женских хитростей, я предложил бы назвать её именем Паолы Ломброзо. Очень славно писала эта замечательная женщина о потаённых женских желаниях, о движениях женских душ. Почитаем отрывок из её работы «Женщина, её физическая и духовная природа и культурная роль»:

«… женщине, чтобы быть избранной, недостаточно только нравиться вообще: она должна нравиться более других своих подруг и соперниц. Отсюда происходит то соревнование, которое изощрило ее искусство, ввело в него элементы хитрости, расчета и страсти.

Этот способ борьбы – исключительная принадлежность женщины. Мужчина идет прямо к цели, не скрываясь, не прибегая к хитростям, потому что он по природе своей исполнен энергии, силы воли, так как всегда имеет возможность стремиться к тому, что ему нравится, при полной вероятности получить желаемое. Женщина к тому же знает, что время ее расцвета ограничено, что красота ее блекнет по прошествии первой молодости, и что у мужчины много развлечений, которые могут отдалить его от неё – и вот всё ее кокетство сообразуется с этими данными. Она научилась обольщать надеждами, не рискуя своей репутацией, обнаруживая свои чувства лишь настолько, насколько это ей кажется нужным, вести три, четыре любовные интриги одновременно, с полным хладнокровием выжидая благоприятного момента, чтобы затянуть петлю».

Петля эта не похожа на петли, с которыми то и дело сталкивался папенька сеньоры Паолы, это относительно безопасная петля – семейная.

Читаем далее:

«От Елены и Клеопатры и до наших дней царицы и модистки одинаково обладают мастерством во всех искусствах, могущих возвысить их красоту и скрыть их несовершенства. Чтобы возбудить удивление и желание, они великолепно умеют пользоваться искусством туалета: духи, белила и румяна, кружева, вышивки, драгоценные камни. В особенности же изощрились они в искусстве играть глазами, вздохами, улыбками, полусловами – одним словом, тем, что теперь называется“флиртом”».

Добавим в женский арсенал притворств умение пустить слёзу, упасть в обморок, покраснеть, трепетать ресницами и надувать губки. И это не всё. Да всего и не перечислишь!

В качестве примера могущества женского коварства и торжества женской интуиции над мужскими несовершенствами приведём отрывки из пьесы Чехова «Медведь».

К слову и строго между нами, скажу: великая радость, Серкидон, встреча с Антоном Павловичем Чеховым! Когда мы, душу возвысив, дерзаем покуситься на творения Толстого или Достоевского, мы восхищённо воздаём гению и поражаемся величию писательского труда. Тогда как Антона Павловича читаем для собственного удовольствия.

Ну да заболтались мы, а в дом вдовицы-помещицы уже ворвался – Марс, вихорь шумный, громовержцу подобный:

«Сударыня, честь имею представиться: отставной поручик артиллерии, землевладелец Григорий Степанович Смирнов! Вынужден беспокоить вас по весьма важному делу…»

Врёт ведь, дело-то мелочное – взыскать по векселям покойного мужа. Но, как сказал бы Конфуций, трудно выбить деньги у вдовы, особенно, когда их у неё нет. Приехал мужчина за семьдесят вёрст, а выходит – зря. Ну и раскричался… Матерь Божья, какой же он Смирнов, если так орёт:

«Ах, удивительное дело! Как же прикажете говорить с вами? По-французски, что ли? (Злится и сюсюкает.) Мадам, же ву при… как я счастлив, что вы не платите мне денег… Ах, пардон, что обеспокоил вас! Такая сегодня прелестная погода! И этот траур так к лицу вам! (Расшаркивается.)»

А тут он получил от хозяйки дома справедливое замечание. Мог бы и по физиономии получить. Начал возражать.

«Я не умею держать себя в женском обществе! Сударыня, на своём веку я видел женщин гораздо больше, чем вы воробьёв! Три раза я стрелялся на дуэли из-за женщин, двенадцать женщин я бросил, девять бросили меня! Да-с! Было время, когда я ломал дурака, миндальничал, медоточил, рассыпался бисером, шаркал ногами… Любил, страдал, вздыхал на луну, раскисал, таял, холодел… Любил страстно, бешено, на всякие манеры, чёрт меня возьми, трещал, как сорока, об эмансипации, прожил на нежном чувстве половину состояния, но теперь – слуга покорный! Теперь меня не проведёте! Довольно! Очи чёрные, очи страстные, алые губки, ямочки на щечках, луна, шёпот, робкое дыханье – за всё это, сударыня, я теперь и медного гроша не дам! Я не говорю о присутствующих, но все женщины, от мала до велика, ломаки, кривляки, сплетницы, ненавистницы, лгунишки до мозга костей, суетны, мелочны, безжалостны, логика возмутительная, а что касается вот этой штуки (хлопает себя по лбу), то, извините за откровенность, воробей любому философу в юбке может дать десять очков вперёд! Посмотришь на иное поэтическое созданье: кисея, эфир, полубогиня, миллион восторгов, а заглянешь в душу – обыкновеннейший крокодил!»

Ага! Всё понятно. Смалодушничал, струсил и нашёл себе прибежище в женоненавистничестве. Не будем больше, Серкидон, употреблять это слово. Оно нехорошее и труднопроизносимое. А Смирнов-то наш как разошёлся.

«Но возмутительнее всего, что этот крокодил почему-то воображает, что его шедевр, его привилегия и монополия – нежное чувство! Да чёрт побери совсем, повесьте меня вот на этом гвозде вверх ногами – разве женщина умеет любить кого-нибудь, кроме болонок?.. В любви она умеет только хныкать и распускать нюни! Где мужчина страдает и жертвует, там вся её любовь выражается в том, что она вертит шлейфом и старается покрепче схватить за нос».

Синьора Ломброзо пишет «затянуть петлю», землевладелец Смирнов говорит «покрепче схватить на нос», а смысл один – упечь в семейный быт.

«Не кричите, пожалуйста, я вам не приказчик! Позвольте мне называть вещи настоящими их именами. Я не женщина и привык высказывать своё мнение прямо! Не извольте же кричать!.. Я не имею удовольствия быть ни вашим супругом, ни женихом, а потому, пожалуйста, не делайте мне сцен. (Садится.) Я этого не люблю… А вы думаете, что если вы поэтическое создание, то имеете право оскорблять безнаказанно? Да? К барьеру!.. Я подстрелю её, как цыплёнка! Я не мальчишка, не сантиметальный щенок, для меня не существует слабых созданий!.. Стреляться, вот это и есть равноправность, эмансипация! Тут оба пола равны! Подстрелю её из принципа! Но какова женщина? (Дразнит.) «Чёрт вас возьми… влеплю пулю в медный лоб…» Какова? Раскраснелась, глаза блестят… Вызов приняла!.. Честное слово, первый раз в жизни такую вижу… Это – женщина! Вот это я понимаю! Настоящая женщина! Не кислятина, не размазня, а огонь, порох, ракета! Даже убивать жалко!.. Она мне положительно нравится! Положительно! Хоть и ямочки на щеках, а нравится! Готов даже долг ей простить… и злость прошла…Удивительная женщина!..»

Попал наш орёл степной! Коготок увяз – всей птичке пропасть!

«Видите ли, существуют несколько сортов пистолетов… (В сторону.) Глаза, глаза! Зажигательная женщина!.. Да, так… Засим вы поднимаете курок… вот так прицеливаетесь…Голову немножко назад! Вытяните руку, как следует… Вот так… Потом вот этим пальцем надавливаете эту штуку – и больше ничего… Только главное правило: не горячиться и прицеливаться не спеша… Стараться, чтоб не дрогнула рука. Только предупреждаю, что я выстрелю в воздух… Да, струсил… Потому что вы… мне нравитесь».

Ну вот и всё. Дальше неинтересно. Далее кавалера можно вычерпывать из штанов ложкой, но победительница, прежде чем выбросить белый флаг, ещё поиздевалась, наслаждаясь заслуженной победой. Но об этом в другой раз. Утро моё давно закончилось. А если Вам уж невтерпёж, то читайте Чехова сами, или посмотрите фильм с великолепным Михаилом Жаровым[14 - Жаров Михаил Иванович (1899 – 1981) актёр, режиссёр театра и кино.] и блистательной Ольгой Андровской[15 - Андроновская Ольга Николаевна (1898 – 1975), артистка театра и кино, народная артистка СССР.].

Крепко жму Вашу руку, и до следующего чеховского письма.

-4-

Приветствую Вас, Серкидон!

Вернёмся к нашему «медведю», «мужику», «монстру», как изволила величать незваного гостя безутешная вдова. Как же он так втюрился? Пришёл по делу, завтра – проценты платить, сенокос начался, а он амуры стал крутить и завяз, а потом и втюрился по самую хряпку…

Проследим, как происходит окончательная упаковка:

«Попова. Отойдите прочь, а то буду стрелять!

Смирнов. Стреляйте! Вы не можете понять, какое счастие умереть под взглядами этих чудных глаз, умереть от револьвера, который держит эта маленькая бархатная ручка… Я с ума сошёл! Думайте и решайте сейчас, потому что если я выйду отсюда, то уж мы больше никогда не увидимся! Решайте… Я дворянин, порядочный человек, имею десять тысяч годового дохода… попадаю пулей в подброшенную копейку… имею отличных лошадей… Хотите быть моей женою?

Попова. (возмущённая, потрясает револьвером). Стреляться! К барьеру!

Смирнов. Сошёл с ума, влюбился, как мальчишка, как дурак! (Хватает её за руку, она вскрикивает от боли) Я люблю вас! (становится на колени.) Люблю, как никогда не любил! Двенадцать женщин я бросил, десять бросили меня, но ни одну из них я не любил так как вас… Раслимонился, рассиропился, раскис… стою на коленях, как дурак, и предлагаю руку… Стыд, срам! Пять лет не влюблялся, дал себе зарок, и вдруг втюрился, как оглобля в чужой кузов! Руку предлагаю. Да или нет? Не хотите? Не нужно! (Встаёт и быстро идёт к двери.)

Попова. Да, да, уходите!.. (Кричит.) Куда же вы? Постойте… Ступайте, впрочем. Ах, как я зла! Не подходите, не подходите!

Смирнов. (подходя к ней). Как я на себя зол! Влюбился, как гимназист, стоял на коленях… Даже мороз по коже дерёт… (Грубо.) Я люблю вас! Очень мне нужно было влюбляться в вас!.. (Берёт её за талию) Никогда этого не прощу себе…

Попова. Отойдите прочь! Прочь руки! Я вас…ненавижу! К ба-барьеру!..»

Вот тут-то, наконец, догадался землевладелец Смирнов окончить препирательства с помещицей Поповой, закрыв ей рот продолжительным поцелуем.

Финальная сцена, не хуже, чем в «Ревизоре». Врывает слуга с топором, садовник с граблями, кучер с вилами, рабочие с дрекольем… А барыня – вся в удовольствии… Это удовольствие она честно заработала. Укротила своего строптивого – отзеркалила. Клин клином. Гомеопатия. Ты – гром и молния? А не ты один. Ты орёшь, а я – громче. Ты лихой, а я – отчаянная. И бедовая!

Сильная эмоция женщину красит! А любовь, она гуляет рядом с любой сильной эмоций. Не случайно Чехов заставляет своего героя всё время повторять: «Как я зол, как я зол!» Злился, злился и влюбился…

И то сказать, зачем дом да без хозяйки? Зачем иметь отличных коней, если тебе некого на тройке с бубенцами прокатить?.. Пять лет не влюблялся такой темпераментный мужчина! Пришла пора – влюбился. Тут ещё внутренняя тяга к парности, свойственная нормальным людям обоих полов, она, как тяга в печи, раздувает сердечные пожары…

Вдова тоже была внутренне готова к приключению. Добавлю, как вразумлял барыню мудрый слуга Лука в самом начале действа. Оно, конечно, некрасиво помногу списывать у Чехова, но разве от Антона Павловича так скоро оторвёшься:

«Лука. Нехорошо, барыня… Губите вы себя только…Горничная и кухарка пошли по ягоды, всякое дыханье радуется, даже кошка, и та своё удовольствие понимает и по двору гуляет, пташек ловит, а вы целый день сидите в комнате, словно в монастыре, никакого удовольствия. Да право! Почитай, уж год прошёл, как вы из дому не выходите!..

Попова. И не выйду никогда…Зачем? Жизнь моя уже кончена. Он лежит в могиле, я погребла себя в четырёх стенах… Мы оба умерли.

Лука. У меня тоже в своё время старуха померла…Что ж? Погоревал, поплакал с месяц, и будет с неё, а ежели цельный век Лазаря петь, то и старуха того не стоит. (Вздыхает.) Соседей всех забыли… И сами не ездите, и принимать не велите. Живём, извините, как пауки, – света белого не видим. Ливрею мыши съели… Добро бы хороших людей не было, а то ведь полон уезд господ… В Рыблове полк стоит, так офицеры – чистые конфеты, не наглядишься! А в лагерях что ни пятница, то бал, и, почитай, каждый день военная оркестра музыку играет… Эх, барыня-матушка! Молодая, красивая, кровь с молоком – только бы и жить в своё удовольствие… Красота-то ведь не навеки дадена! Пройдёт годов десять, сами заходите павой пройтись да господам офицерам в глаза пыль пустить, ан поздно будет».

Золотые слова, вовремя сказаны и, конечно, не пропали даром…

Не поверите, Серкидон, они ещё целуются… Ругались, ругались, чуть не подрались… Да что там! Чуть не поубивали друг друга, а теперь целуются?.. И одним поцелуем дело явно не обойдётся. Последует и второй, и третий, а там, глядишь, Смирнов, как честный благородный мужчина, просто обязан будет жениться… Едва знакомы, а до греха – рукой подать. Почему?.. Поясню Вам это «почему», чтобы не всё – от Чехова, а хоть немножко было от меня.

Перенесёмся во времена первобытные и воспоём их стихами – «Вот моя пещера, //Вот мой дом родной…»[16 - «Вот моя деревня, вот мой дом родной…» – так начинается стихотворение «Детство» поэта И.З. Сурикова.Суриков Иван Захарович (1841 – 1880), русский поэт.] Тогда мужчина перед женщиной не «медоточил», не «разлимонивался», не «рассиропивался», букеты не приносил, на коленях не стоял. Секс добывал, как и огонь, с превеликими трудностями. Женщину (подчас из чужого племени) нужно было подкараулить, застать врасплох, догнать, повалить, крепкими тумаками убедить вступить в соитие. По куртуазному воспитанию пещерному жителю можно смело ставить «двойку». Первобытная женщина тоже ещё та «лапочка». Она отбивалась, как могла: визжала, кусалась, царапалась. То есть была категорически против. И с той, и с другой стороны прилагались значительные физические усилия. Эмоции – били фонтаном.

Такой порядок (вернее сказать, безобразие) закрепился (закрепилось) на генетическом уровне: сначала физические усилия, мощный выброс адреналина, а уже потом, на сладенькое, сами понимаете что.
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
3 из 8