Анархию усиливал пестрый национальный состав афганского приграничья: узбеки, таджики, пуштуны – все они находились во враждебных отношениях разной степени. Периодически национальные вооруженные формирования заключали кратковременные союзы, которые быстро сменялись непримиримой ненавистью.
Внутри самой афганской власти шла неустанная борьба между «парчамистами» и «халькистами» («Хальк» и «Парчам» – два политических движения внутри народно-демократической партии Афганистана). «Парчамисты», в основном, входили в структуры госбезопасности, а «халькисты» – в афганскую милицию «царандой». Обе стороны откровенно пакостили друг дружке. Поначалу мы не ведали об этих деталях внутриафганской жизни. Случалось так, что «парчамисты» пытались «натравливать» пограничников на вооруженные группировки, лояльные «халькистам», и наоборот.
В первый год афганской компании, наши пограничниками проводились операции и рейды на «той стороне» лишь периодически и довольно бессистемно. Когда становилось известно о появлении в том или ином районе банды, туда выдвигался СБО. Иногда наши отряды успевали накрыть банду, иногда нет. Это напоминало игру в кошки-мышки, и инициатива оставалась на стороне противника. Было очевидно, что необходимо решать проблему кардинально, на всем протяжении советско-афганской границы. Для этого был организован ряд плановых операций, достаточно продолжительных по времени.
Первая такая системная операция, в которой мне довелось участвовать, проходила в районе населенных пунктов Сангали – Сакава, южнее Рустака. Там базировалась банда полевого командира Самада. Получив ряд поражений, она перешла на правительственную сторону и стала весьма успешно воевать против своих бывших подельников. Подобное поведение было свойственным для многих вооруженных формирований, которые, зачастую, воевали не столько из-за идеологических соображений, а исходя из вопросов выгоды.
До поры операции были достаточно локальными. Первая крупная операция была проведена на Памире осенью 1981 года, в месте схождения Куфабского и Джавайского ущелий. Это был стратегический район, где проходили караванные пути из Пакистана. Однако по большей части он оставался почти безконтрольным. Здесь находилось лишь несколько групп сторонников апрельской революции, располагавшихся по кишлакам вдоль границы. В них входила администрация населенных пунктов, афганские пограничники и царандой (милиция). Большого влияния на общее положение дел в этом районе они не оказывали. Кроме того, в Файзабаде, Тулукане и Кундузе было несколько наших советников.
Немалая часть Куфабского и Джавайского ущелий оставались вне нашего контроля из-за очень сложного, труднодоступного рельефа. Там и скрывались банды душманов. В них было немало местных жителей – идеологических противников афганских властей. В самих кишлаках бандитов не было, а сами банды были относительно небольшими. Но московских руководителей смущало то, что этот обширный район оказывался бесконтрольным. Тем более, с советской стороны здесь находился крупный административный центр – Хорог, который с афганской территории можно было достать пулеметной очередью. Поэтому Москва все время требовала взять район Куфаба под контроль. С этой целью в Куфабское ущелье планировалось с вертолетов высадить крупные силы пограничников, а также афганских военнослужащих и ополченцев.
С самого начала было очевидно, что операция будет непростой. Поэтому для контроля за ходом ее проведения, из Москвы был прислан генерал-полковник Иван Вертелко, курировавший действия пограничников в ДРА. Иван Петрович прибыл с решительными намерениями активизировать события, но очень скоро убедился, что в Афганистане все очень непросто.
Все площадки десантирования находились на высотах от трех тысяч метров над уровнем моря и выше. Больше четырех десантников за раз высаживать не получалось, даже при нормальных условиях. А условия обещали быть не нормальными, поскольку осенью погода в Куфабском ущелье менялась по несколько раз в сутки. Это было ключевым фактором, от которого зависел успех будущего десанта, поскольку снабжение было возможно только по воздуху. Позже, во время боевых действий в горах случалось, когда вертолеты успешно высаживали десанты, но налетала плотная облачность, и те оставались без поддержки. Порой десантники оставались без поддержки около трех недель – из-за нелетной погоды не было возможности их усилить, обеспечить или хотя бы эвакуировать.
Вот и в этот раз горы то и дело закрывались и начало операции, то и дело переносилось. Чтобы ускорить дело, Вертелко вызвал к себе подполковника Владимира Краснова, который, в ходе операции, руководил авиацией. Спросил, что нужно для успешной высадки десанта. Краснов ответил с юмором:
– Дайте мне Героя Советского Союза (посмертно) и я полечу!
В конце концов погода установилась, и в октябре-ноябре 1981 года операция была проведена. К сожалению, она имела локальный успех, поскольку выбор площадок для десантирования был ограничен. Басмачи отлично знали все места, куда мог сесть вертолет, держали их под прицелом и не давали десантникам развить продвижение.
Десантирование прошло весьма неудачно, почти сразу же пошли большие потери. Только в первом эшелоне было убито восемь человек, множество десантников получило ранения, в том числе и начальник нашей опергруппы – полковник Николай Бутько. Он был тяжело ранен прямо на площадке десантирования, которую душманы накрыли плотным огнем. Пуля попала Николаю Трофимовичу в колено, он потом всю жизнь прихрамывал.
Лично мне запомнилось, как накануне в распоряжение нашей мангруппы с Дальнего востока прибыло два офицера-стажера, один – медик, второй – оператор. Бутько приказал посадить их в вертолеты и отправить на афганскую сторону, в первой волне десанта. При высадке один из стажеров – медик, погиб. Не провоевал даже одни сутки!
Та – первая Куфабская операция, оказалась неудачной из-за потерь и почти не принесла результатов. Я не попал в состав десанта совершенно случайно. Жена попала в госпиталь с воспалением легких. Мне пришлось сидеть с сыном. Командование пошло навстречу и оставило меня на базе, в Пяндже, одного – поддерживать связь.
В последующем, боевые действия в районе Куфаба происходили ежегодно. Чтобы держать Куфабское ущелье под контролем, в нем было выставлено шесть гарнизонов, которые размещались в точках, пригодных для десантирования. Схожая ситуация была с Джавайским ущельем – гарнизоны стояли на всем ее протяжении. В этом районе у нас была хорошо поставлена разведка, мы хорошо знали обстановку, были обеспечены надлежащей поддержкой со стороны местного населения и научились наносить противнику упреждающие удары.
Воевать в Куфабском ущелье, как и везде на Памире, было крайне сложно. Почти половина потерь понесенных там имели не боевой характер. Не выдерживала техника, люди срывались в ущелья, попадали по камнепады и лавины. Из положительных сторон можно выделить то, что нашими сторонниками в районе Памира были исмаилиты. Они успешно воевали против душманов, оказывали существенную поддержку советским пограничникам.
Переговоры с афганскими старейшинами позволяли пограничникам решать многие проблемы без применения силы
С самого ввода войск Афганистан, мы старались наладить хорошие взаимоотношения с местными жителями, перетянуть их на свою сторону. Например, в ходе самой первой Куфабской операции, вместе с нашими десантниками в боях участвовало двести человек афганских ополченцев. Это были люди того самого Самада, с которым пришлось воевать в 1981 году. Под ударами пограничников, он принял решение перейти на правительственную сторону и стал успешно воевать против своих бывших соратников.
Во время Куфабской операции, этот самый Самад, помог нам самым неожиданным образом. Оценив ситуацию, сложившуюся в Куфабском ущелье, он неожиданно предложил:
– Вместо того, чтобы воевать с местным населением привезите им керосин и соль. И они не только перейдут на вашу сторону, но еще и выгонят всех пришлых бандитов.
Как ни удивительно, Самад оказался прав. Как только мы начали оказывать местному населению гуманитарную помощь, приграничные кишлаки стали мирными. Если в них приходили пришлые басмачи, местные их выгоняли. В качестве гуманитарной помощи мы привозили муку, сахар, соль, детскую обувь, учебники, тетради.
Позже не раз доводилось убеждаться, насколько важна работа с местным населением, сколько проблем можно решить, не прибегая к силовым методам. В этой связи вспоминается случай, произошедший на северо-восточном фасе нашего участка ответственности. Была высажена Пянджская десантно-штурмовая мангруппа (ДШМГ). Погода «закрылась» и группа оказалась отрезанной. Группой командовал Николай Юдин (позже он погиб). Чтобы выручить группу, мы встретились с местными авторитетами, из приграничных населенных пунктов. Им было сказано, что нам необходимо доставить одной из наших пограничных групп уголь. Попросили обеспечить доставку и безопасность каравана. А взамен пообещали каждому из участников встречи по сорок литров керосина и мешку соли. Договорились.
Двинулись из поселка Калай-Хумб, что был на советской стороне. Там через пограничную реку Пяндж был протянут висячий мост. Течение там бурное, по-другому ее не преодолеть. С афганской стороны местные жители подогнали ишаков. На них были загружены мешки с углем и дровами – для десантников. Кроме того, внутрь мешков мы загрузили боеприпасы, продовольствие и аккумуляторы для радиостанций. Караван ушел, и трое суток о нем ничего не было слышно. Затем на связь вышел Николай Юдин и доложил, что груз благополучно прибыл.
Чтобы отблагодарить афганцев, мы подогнали целый бензовоз с керосином и груз соли. Однако на той стороне оказались совсем не те люди, которые провели караван. Оказалось, что это – владельцы ишаков. Они также потребовали свою долю Мы полдня потратили на то, чтобы уладить конфликт интересов. В результате вознаградили и тех и других.
Пока выясняли – что к чему, я расспросил караванщиков, не пришлось ли им по пути встречать душманов. Оказалось, что да – те останавливали караван. Когда спросили у караванщиков, что и кому они везут, те честно ответили – везем уголь и дрова для шурави. Басмачи, конечно же начали обвинять караванщиков в предательстве интересов ислама, но те резонно ответили, что бизнес – есть бизнес. Раз советская сторона пообещала заплатить за доставку груза, то он должен быть доставлен. И душманы пропустили караван, поскольку в Афганистане уговор есть уговор.
Особенно местные жители ценили советскую медицинскую помощь. Они то и дело приходили к нашим гарнизонам, просили дать лекарства. Как ни странно, самые простейшие лекарства творили буквально чудеса – афганцы выздоравливали буквально на глазах. Врачи объясняли этот феномен так – местные жители с детства не ведали лекарств. Иммунитет у них был сильнейший, а организм был словно чистый лист. Простейшая таблетка стрептоцида или парацетамола помогала афганцу в таких ситуациях, где европейцу потребовалась бы серьезная операция.
Генерал-лейтенант Сергей Минаков родился 17 июня 1950 года в Донецкой области, в городе Снежное. В 1969 году был призван на срочную службу, в Пограничные войска КГБ СССР. Проходил службу в Краснознаменном Закавказском пограничном округе.
В 1976 году окончил Высшую краснознаменную школу КГБ имени Ф. Э. Дзержинского при Совете Министров СССР. С 1976 г. проходил службу в Закавказском и Краснознаменном Среднеазиатском пограничных округах. В 1981–1989 годы выполнял задачи на территории Демократической Республики Афганистан. Прошел путь от офицера разведывательного отдела до заместителя командующего войсками Кавказского особого пограничного округа по разведке.
В 1997 году окончил Военную академию ГШ ВС РФ. С 1997 по 2001 год служил на руководящих должностях в Департаменте оперативной деятельности ФПС РФ. С 2001 году – начальник Западного регионального пограничного управления ФСБ России.
Награжден рядом правительственных наград, в том числе – орденами Красной звезды. Красного знамени, «За службу Родине в ВС СССР» III степени, «За личное мужество».
Фарит Шагалеев
Уже в октябре семьдесят девятого наша Марыйская авиа-эскадрилья приступила к разведывательным полетам вдоль границы с Афганистаном. Команда на переход государственной границы поступила в начале января 1980 года. Как известно, СБО Хорогского отряда переправился на сопредельную территорию в районе Калайи-Хумба 8 января. Однако накануне туда вертолетами был успешно высажен сводный отряд соседей.
Герой Советского Союза майор Фарит Султанович Шагалеев
Личный состав перебрасывали скрытно, задачу ставили на месте – в районе сосредоточения.
Авиация пограничных войск Краснознаменного Среднеазиатского пограничного округа (КСАПО) и Краснознаменного Восточного пограничного округа (КВПО), как правило, работала в своих зонах ответственности. Были и прикомандированные экипажи, прибывавшие из других пограничных округов СССР. В зависимости от уровня подготовки приданным экипажам предстояло работать на соответствующих участках. Каждому отряду «нарезали» зону ответственности. В интересах СБО работала и авиация: разведка, ракетно-бомбовые удары по скоплениям противника.
В кратчайший срок наши экипажи приступили к работе в горном Бадахшане. В Душанбе мы были уже 12 января. Сначала базировались на стоянках «Аэрофлота». К формированию 23-й эскадрильи приступили в апреле 1981 года на базе аэропорта города Душанбе. В эскадрилье восемнадцать «бортов»
Ми-8, шестнадцать Ми-24, а также пять самолетов «Ан-26». Личный состав, в общей сложности – триста пятьдесят офицеров и прапорщиков.
Руководство Таджикистана нам сильно помогало. Практическая помощь оказывалась и Правительством, и Советом министров, и ЦК компартии Таджикской ССР. А по-другому и быть не могло. Организовалось в Душанбе звено из шестнадцати вертолетов – получите шестьдесят квартир. Во так!
Уже к 9 мая восемьдесят первого сдали первый 70-квартирный дом. Позже еще сорок квартир получили от Правительства Таджикской ССР. А к новому году заканчилось строительство 110-квартирного дома. Короче говоря, начинали фактически с нуля, но было построено все, что требовалось, для обустройства и быта личного состава. Экипажи уходили в командировки на сорок пять – пятьдесят суток, зная, что у семей и крыша над головой, и человеческие бытовые условия. Экипажи возвращались на те же регламентные работы, проводили несколько суток в семейном кругу и снова окунались в войну в полном спокойствии за состояние дел в тылу.
Формирование эскадрильи шло на базе звена вертолетов 4-й отдельной авиационной Марыйской эскадрильи. Потом еще техники прибавилось. В начале восемьдесят первого летчики освоили Ми-24. Позже, в восемьдесят третьем, 23-я эскадрилья была переименована в Краснознаменный отдельный авиационный полк. К тому времени уже было двадцать восемь вертолетов Ми-8, двадцать Ми-24, отряд самолетов и отряд вертолетов Ми-26. Ну никак все это нельзя было назвать «эскадрильей»…
И пошли наши боевые будни. Вылеты, ракетно-бомбовые удары, высадка десантно-штурмовых, мотоманевренных групп. Сопровождали технику до мест дислокации. Помогали брать укрепрайоны.
Полеты на войну совершали и днем и ночью, в простых метеоусловиях и сложных. Экипажам Ми-8 порой приходилось выполнять посадки с десантом на борту в горах на ограниченные площадки, подобранные с воздуха, на высоте трех с половиной тысяч метров. Вскоре понесли первые потери – уже первый вертолет из состава эскадрильи не вернулся 23 февраля.
Но результат тех первых боев был достойный. В результате серий операций «Весна-80», «Лето-80» и «Осень-80» удалось освободить достаточно большую территорию в приграничных районах северного Бадахшана и провинции Тахор. В мае того же года для прикрытия границы с Китаем и Пакистаном проведена операция «Крыша». В этой операции для десантирования пограничников и прикрытия наземной группы были задействованы свыше десятка вертолетов Ми-8.
Много было для нас работы. Наши вертолеты не только непосредственно в боевых действиях участие принимали. И на спасение экипажей вылетали, и погибших вывозили. А полеты по санитарному заданию? Да у меня самого только 238 вылетов. Как потом говорили душанбинские медики, благодаря нам до восьмидесяти процентов раненых с того света достали и на ноги поставили. Я же все-таки понимал, что, если вот этот пацан, в живот раненный, через шесть часов на операционный стол не попадет, все – труп. Вот и рисковали: и в горы шли ночью, и в облака, и в туман… Ночью еще хоть какие-то ориентиры видно, а в тумане и облаках, только по навигационным приборам ходили.
В самом начале войны авиационные группы были относительно малочисленны, да и боевой опыт практически отсутствовал. Спустя два года большинство операций проходило уже в аэромобильном варианте. Доставляли к десантированию наземные подразделения по воздуху. Операции готовились тщательно, но не всегда все проходило гладко. Противник имел достаточно хорошую подготовку.
В декабре восемьдесят первого в районе Дашти-Кала угодила в засаду десантно-штурмовая группа, следовавшая ночью в район проведения спецоперации. Шли колонной на БТР и БМП. Моджахеды подстерегли колонну на марше и навязали ночной бой.
Когда пограничники вызвали на подмогу авиацию, я полетел в паре с ведомым, на котором были подвешены САБы – осветительные бомбы. Пока сброшенные им «прожектора» медленно опускались на парашютах с километровой высоты, с моей машины велся огонь из всего бортового оружия. На земле не отставали: поддержка с воздуха – могучий стимулятор в процессе поднятия боевого духа. Хватило двух вертолетов. Остальные экипажи площадок не покинули.
Майор Шагалеев (в очках) во время скоротечного обеда, в перерыве между боевыми вылетами.
Всякое случалось… Помню, в конце восьмидесятого – то ли в сентябре, то ли в октябре… да, не важно – на перевале Гумбак заканчивалась операция и надо было десантно-штурмовую группу подполковника Файзиева оттуда снимать. Отработали несколько «бортов», я крайним пошел. В ночь. А высота перевала 3600 метров. Сел где-то около 23 часов… И тут выяснилось, что бойцов там тридцать восемь человек да плюс пулемет ротный. Ну и что: до утра всех оставлять? А поутру – за трупами возвращаться?! Нет, так дела не делают. А как?
Ну, обошел свой Ми-8Т, дистанцию взлетную промерил… Шагами. Посмотрел, где оторваться можно, в какой точке. Вижу, с одного края уклон градусов пятнадцать. Техника там поставил, чтоб в случае, если ненароком при рулежке туда случайно заворачивать начну, посигналил. Конечно же с экипажем все обговорили: знали, на что идем.