Ещё поживём. Стихи, проза, размышления

Горев взял лопату, как-то недоумённо глянул на неё. Что это? Инструмент или орудие убийства?

– Что встал, раззява? – Сафар раздражённо ткнул его в плечо.

Все пошли к железке.

РАЙСКИЕ ТРАВЫ (ВАГОН-1)

…И тот, кто мог помочь, но не помог,

в предвечном одиночестве останется.

Г. Иванов

Стоит ли опять об этом? В одну реку… А я буду! В реку, в лужу, в помойную яму… Лишь впадая в отчаяние, я обретаю под ногами твёрдую почву… В отчаяние, в бред, в шизуху… Надеюсь, выздоровление мне не грозит. Пока хватит сил…

И фекальные воды поглотили меня. Я – на трассе. В полном дерьме. Ничего не поделаешь… Теперь только это, и название этому – воинский долг…

Вагон с песком, два товарища по несчастью (по иронии судьбы – близнецы-братья: Гриша и Миша). Да ещё солнце, дикое солнце того самого августа, которое я не могу забыть до сих пор… Гнилостное брожение души моей… Я придумал молитву: «Читай по губам, если Ты есть…». А дальше что-то очень неприличное, сейчас уже и выговорить-то страшно, а тогда ничего умнее в голову не приходило. Тогда – упоительная возможность реконструкции всех этих пакостей…

Близнецы сопели от усердия. Их показное рвение выводило меня из себя, слишком уж они завелись… Самед сказал, уходя:

– Главное – темп! Приду, проверю, накажу!

И ушёл… Маугли хренов… надменный и беспощадный, как и принято в их саксаулах… Ушёл… И всё закипело…

Самеда боялись, трепетали перед ним, в ярости он был бесподобен, душман обкуренный, запросто мог изувечить… Казалось, не оторвись он в этот момент на ком-нибудь, то всё! Сам сделает себе харакири… Но под рукой всегда кто-то, да был… И один из пострадавших от его пылкости до сего дня гнил в госпитале… А Самеду хоть бы хны… Было чего бояться… Они и боялись, а потому и вкалывали на совесть, и даже больше… Триумфальное трудолюбие… Я тоже боялся, но страх довёл меня до полной, фатальной деградации, а какой спрос с идиота, тошнота одна… Всё пофиг… Вагон, песок, солнце… Платформа вон, на ней – баба! Сочная баба, сисястая, в сарафанчике, коленки обалденные, смотрит куда-то вдаль… Один из близнецов, Гриша, кажется, а может, Миша сумрачно выдохнул, перехватив мой бешеный взгляд:

– Вздрючить бы её сейчас, а?

– Неплохо бы, – говорю, – только вот песок докидаем, а там хоть черенком от лопаты… На другое-то нас не хватит…

– Меня на всё хватит, – с пролетарским энтузиазмом возразил мне, может быть, Гриша, – на всё и на всех… с прибором!

«Жаль, что Самед этого не слышит», – подумал я, – он бы тебя одного на вагон поставил… Из экономии…» Кстати, я заметил, что зло гораздо прагматичнее добра, по мелочам не разменивается, всегда его ровно столько, сколько не унести, чуть выше нормы – и всё: коленки подгибаются, ручки трясутся, а в глазах плывут себе ленивые облака опустошающего душу безволия…

У этого забытого Богом полустанка мы гнили уже вторую неделю… До кровавых мозолей и мальчиков в глазах… Одна радость – тётки на платформе, мяконькие, сладенькие… Но нам до них было не добраться. Дедам, вроде бы, что-то удавалось, да и то с натугой, фантазировали больше, выпендривались перед нами, козыряя своими победами, а нам – что, нам бы подмочить втихомолочку… Отчего бы и не подрочить… на весь этот грёбанный мир… Казахи вон лошадь на свинарнике оттянули, и ничего – как будто, так и надо… обалдуи!

«Следи за рукой, если Ты есть… Вот тебе и воздухоплаватели духа! Я – скотина, я – негр! Сокрушительная кастрация, не желаю…»

Ближе к обеду пришёл Самед, привёл с собой Токаря, забитого доходягу из духов… Он был (был – мечта), как всегда, краток:

– Припухли, чмошники! В роте поговорим. Вот вам помощник!

Он ласково двинул Токаря по затылку, как-то по-особому (нежно, должно быть) посмотрев на него, и сгинул в кустах… Кому – служба, а кому – сафари, шезлонги, суахили или как оно там!

«Читай по губам, если Ты есть…»

А Токарь, токарь-пекарь, соплёй перешибёшь – девчонка переодетая, урюк, одними словом… Как стебелёк на ветру… Стоит, моргает, ждёт команды…

– Вешайся, салабон! – рявкнул на него Миша, а может быть, Гриша, – лопату в зубы – и вперёд!

И для убедительности выписал тому пинка. Сразу всё усёк, куда ему до нас… Мы – не духи, у нас уже по полгода этой муры, название которой – «воинский долг»… Из петли ещё не выбрались, но уцелеть, кажется, уцелели – тьфу, тьфу, тьфу… чтоб не сглазить… А Токарь? А что – Токарь? Работник из него никакой, и зачем его только Самед привёл? Так бы хоть отмазка была – мало, дескать, нас, но выкладываемся-то на полную, не идёт… Смех… И даже солнце, как писал классик, смеялось над нами… На сковородке… среди садов, плодов, бобов… в пекле… Богооставленность – вот что это такое… Естественный отбор… И набор тоже вполне естественный: жрать, насиловать, убивать… Песок, пески… Сыпучие слёзы Азии… И мы брели по этим пескам, уже не веря в собственное спасение… Даже его не хотелось…

Пришло время обеда, дневальные привезли хавку: суп, перловка, компот… Пот и мухи, жирные мухи августа, мириады мух, словно над трупами на поле битвы, исход которой уже предрешён… А пока – жрать, давиться этими помоями, блаженно похрюкивая и смачно рыгая… Полная безмятежность… Никакого горизонта… Жрать, пить и ещё бы вон ту бабу с платформы… «Читай по губам, если Ты есть…»

– Как ты думаешь, – спрашивает меня то ли Гриша, то ли Миша, – ты же у нас умник, – есть на свете Бог или нет? А если есть, то нафига нам эта перловка за вагон песку? Не по-божески как-то, а? Обдираловка, да ещё этот упырь на десерт, пуштун грёбанный, опять в роте разборки учинит, жить без этого не может… Так есть или нет? А если нет?! Тогда зачем нам всё это нужно, лопаты за борт и айда в бега, не на старшину же молиться. Что молчишь-то?

– А если скажу, ты поверишь, – смеюсь над ним я. – Вряд ли… Поживём – увидим. Или не увидим, если песок не разгребём… Как получится…

– Умник, а не знаешь, – то ли Миша, то ли Гриша разочарованно погрыз спичку и завалился в сочную мякоть травы…

Безмятежная полнота ощущений. Мы брошены, и за нами никого нет, и над нами нет, свободны, совсем одни – в этой сладкозвучной траве на самом краешке мира… Жуть. А потом пришёл Самед, кочевник х..в, для разнообразия – хоть раз мог бы и не прийти. Пришёл, похмыкал сдержанно, выдал нам пару пощёчин и благополучно удалился (стоило и приходить), забрав с собой Токаря, принести, что ли, ему что-то было нужно, или ещё зачем, какая разница…

А мы, гори оно огнём, насобирав бычков на обочине, закурили, беспечно пуская дым в безоблачные выси, пустые и выцветшие… Один из двойников, проголодавшись, видимо, внезапно буркнул:

– Сходил бы ты, умник, за яблоками, а? А мы пока покидаем, толку от тебя, всё равно, нет! Сходи, друг?!, Тати не жнут, они погоды ждут…

– Ладно, – говорю, – схожу, а почему бы и нет? Прошвырнусь…

«Действительно, – думаю, – надо сходить, Самеда нет, а сады – вот они, рядом…»

Тропинка вела меня через заросли к дачным домикам, где бродили люди, лаяла собака, легкомысленно дрожал в знойном мареве дымок коптильни… Все мои злые мысли исчезли сами собой, растворились в ясности окружающего меня блаженства, да и зачем было тревожить сон разума, чудовищ-то и след простыл – яблоки, колодезная вода, зелень лета, что ещё нужно для счастья одинокому сердцу, попуганному моему сердечку…

Я достал завалявшийся в кармане бычок, закурил спокойно и уверенно, как и положено покорителю неосвоенных дотоле пространств, определил направление и потопал себе к ближайшему забору… И всё бы ничего, если бы я не налетел на Самеда, точнее – на эту сладкую парочку: Самеда и его трепетную лань, Токаря, то есть, а может, Антиноя… Трахал его Самед неистово и безжалостно, ловко так… Оба, как загнанные лошади – в пене, в мыле, в сперме… Дарованная мне катастрофа… Первая любовь и последняя жалость… Смерть на вздохе, почти гармония… В общем, та ещё картинка…

Яблок я насобирал прямо у одной из дач, перелез через забор и ползком по траве – шелковистой, податливой – и так до самого дома. А эти ходят поблизости и ничего не подозревают. Дама в соблазнительном халатике, породистая стерва, муженёк её, видимо – педрила, лысый, с лейкой, детишки голопузые бегают, резвятся… Идиллия… А яблок вокруг, груш – рай земной. Собрал моментом и к близнецам-братьям…

Всё было в полном порядке, мы сидели на куче песка, грызли яблоки, травили какие-то анекдоты, а по платформе, медленно так, шли к нам Самед и Токарь, токарь-пекарь… И тоже о чём-то болтали, покуривали себе беззаботно, Токарь даже руками размахивал, восторженный такой… Объяснял что-то этому земляному червяку…

Один из двойняшек чуть яблоком не подавился.

– Свистать всех наверх, – запоздало рыкнул он. – Самед идёт!

И мы немедленно полезли в вагон, где песка ещё было, как в Сахаре… «Читай по губам, если Ты есть…»

А потом всё закончилось. Вагон, блаженный остров моего проклятья, был пуст, песок – на обочине… А мы? А мы стремительно сходили с ума, скатывались, рвались, как псы с поводков…

– А мне дашь, Токарь? – тяжело дыша, хрипел Гриша, а может быть, Миша…

– И мне? – поддакивал ему его двойник, или наоборот, наплевать… Всё равно, на одно лицо. Предприимчивые, шустрые.

– Да и я не прочь, – вторил им, в шутку, вероятно, я…

Да, да – так это было в том августе, который я не могу забыть до сих пор… А Токарь, былинка чахлая, полз от нас по песку к какому-то невидимому оазису, где, возможно, по его нелепым предположениям, ещё была жизнь… И напрасно. Не было её там, никогда не было… «Читай по губам…»

МУСОР (ВАГОН-2)

Выпал снег, нежный и чистый, как дитя в церкви, в святой для него час, перед крещеньем. Он сыпал всю ночь и возвёл такие пушистые вавилоны, что угрюмые дворники, шуровавшие на каждом углу, сбились с ног. От их телогреек валил пар…