Маленький Леший

– Колосья лентами не перевязывают. Думаете, мне не обидно?

– Наши баньки горят, а никто и не пошевелился! Что теперь погорельцам бездомным делать!

– А ну цыц! – старческий голос прервал возмущенное многоголосие. – Посмотрите вокруг: все горит, враг пришел на нашу землю, поля железом давит, дома сжигает, людей убивает, а вы тут колоски считаете!

– А как не считать, столько сил поло…

– Цыц, я сказал! Не плакать надо, а думать, как помочь. Не будет людей и о нас никто не позаботится, пропадем вслед за ними.

– Да кому тут помогать-то, разбежались все, а кто не успел…

– Может, ему? Посмотрите…

– Не может быть…

– Перевязывает…

– Ленточка только странная…

– Это кровь…

– Дед, говори, что делать.

***

– Вот и хорошо. – Сергей посмотрел на небольшой сноп из несколько колосков, связанных окровавленным бинтом. – Хоть и не совсем, как полагается, но…

– Стой, стрелять буду!

– Здравствуй, мил человек, свой я, опусти ружье.

Боец смущенно опустил винтовку: перед ним стоял обычный дед в домотканых штанах и рубахе. Самый обычный дед… если бы не глаза – удивительные, разные и сияющие каким-то необыкновенным светом.

– Извините, – Сергей смутился, – вы сзади подошли неожиданно, а я жду, когда немцы на меня двинутся, вот и…

– Ничего, сынок, я понимаю. – Дед присел возле одиночного окопа. – Что делать собрался, солдатик, вижу, не пироги печь ты сюда пришел.

– Наших прикрываю, они в ту сторону, – рука показала на межу между двух полей, – уходят.

– А ты, значит, здесь. И не страшно тебе?

– Врать не буду, страшно очень.

– Так что остался тогда? Окоп, смотрю, выкопал, убьют ведь.

– Может, и убьют, только нельзя мне уходить, ребята раненые все, не успеют до наших добраться.

– Интересный ты человек… – Дед присел и задумчиво посмотрел на солдата. – Боишься, но не уходишь. Страшно, но готовишься к бою. А это что?

– Это… – Сергей улыбнулся: – Вот, решил помочь полевым духам. Видите, поле рядом? Так я сорвал пару колосков, сделал им запас на зиму, маленький сноп, как положено по традиции. Вот только ленточки не было, бинта кусок оторвал и перевязал.

– И каких это полевых духов ты кормить собрался, мил человек? –       Старик с интересом посмотрел на бойца.

– А то вы не знаете, – хмыкнул солдат. – Известное дело каких: у нас в деревне мы с малолетства о них слышали. Вот, например, в каждой бане живет банник, ему всегда шаечку с веником оставляют попариться, за это он присматривает за людьми, угару не допускает. А если в поле – там главный Полевик, Полевой дед. Его дети и внуки – Межевички и Луговички – как маленькие человечки в одежде из травы. Луговичок смотрит за ростом трав, готовит их к сенокосу и цветению. Когда он бежит по лугу, видно, как трава шевелится, тропкой завивается, словно ветерок по полю гуляет. Межевечки охраняют границы полей, а сам Полевой дед…

– Знаю, знаю, – хмыкнул старик, – и сноп для него после жатвы оставляют.

– Вот я и оставил, – в ответ улыбнулся Сергей.

– Добрый ты, сынок, но измучен сильно, – разноцветные глаза смотрели, казалось, прямо в душу бойцу. – Многое ты уже повидал недоброго, но не очерствел, не сломался, устал только очень, отдохнуть тебе, нужно. Поспи, поспи…

Чарующий голос убаюкивал, Сергей почувствовал, как какая-то сила нежно, по-матерински ласково пытается закрыть ему глаза.

– Мне… нельзя, немцы…. Скоро…

– Спи, сынок, я покараулю, спи.

Перевязанная голова опустилась на бруствер. Убедившись, что боец уснул, дед встал и недобро сощурился в сторону появившейся вдалеке цепи:

– Ну, идите в гости, вражины, сейчас мы вас встретим, – и тихонько свистнул.

***

– Ганс, что мы здесь ищем? – Солдат повернулся в сторону друга, внимательно смотревшего на поле.

– Тут должны еще оставаться русские, Генрих. Они отступали в эту сторону, далеко уйти не могли.

– Куда им деться? – рассмеялись остальные. – Не сегодня, так завтра догоним. Стоит ради этого жариться на солнце?

– Это приказ и его не обсуждают, – рявкнул Ганс. – Шутки в сторону! Отделение, рассредоточиться, вперед.

Сминая сапогами траву, солдаты шли, внимательно осматривали все вокруг.

– Стой! – Генрих толкнул друга в плечо. – Метрах в ста впереди окоп.

Ганс поднял руку, и отделение замерло. Действуя по давно отработанной схеме, трое немецких солдат, крадучись, двинулись правее, трое —левее, последняя тройка во главе с командиром, засела в траве, взяв под прицелы бруствер окопа.

– Странно, что он нас не услышал, – шепнул Ганс. – Может, там нет никого?

– Или спит, – хихикнул солдат рядом.

– Спит он, устал, бедолага, – раздался тихий голос сзади.

Все четверо, как по команде, обернулись. Перед ними стоял обычный дед в домотканых штанах и рубахе. Самый обычный старик, явно местный, внимание привлекали только его глаза – удивительные, разные и сияющие каким-то необыкновенным светом.

Но не это поразило многое уже повидавших на войне солдат. Они, открыв рты от удивления, разглядывали стоящих рядом с дедом крохотных, размером с кошку, четырех совершенно голых старичков с длиннющими белыми бородами. Свою наготу странные существа прикрывали березовыми вениками.

– Вас ист дас? – прошептал Генрих.