Неизвестный нацизм: идеология и пропаганда, зерна и плевелы

Неизвестный нацизм: идеология и пропаганда, зерна и плевелы
Андрей Николаевич Савельев

Книга доктора политических наук Андрея Савельева представляет нацизм в той общедоступной пропагандистской форме, в которой он существовал в Германии, и исследует вопрос о том, что привлекательного видели в нем немцы, и что именно создало мировоззренческий тупику первоначально очень бурно и успешно развивавшегося проекта. Одна из задач автора – уберечь русское самосознание от этого тупика, а также от того, чтобы отрицать вместе с нацизмом исторический опыт, полученный человечеством.

Большинство нацистских пропагандистских источников, которые использует автор, цитируются на русском языке впервые.

Андрей Савельев

Неизвестный нацизм: идеология и пропаганда, зерна и плевелы

© Савельев А. Н., 2024

© Книжный мир, 2024

© ИП Лобанова О. В., 2024

Предисловие

Нацизм не анализируют, не изучают, а изобличают. Все факты считаются достоверными, если они доказывают, что нацизм – это зло. Но добро не будет лгать – оно будет искать даже в самом темном политическом углу какие-то проблески света. Только так зло и может быть побеждено. В случае нацизма превращение гитлеровской Германии в абсолютное зло является пропагандистской ложью, чтобы отвести глаза от какого-то другого зла, которое изолгало всю историю XX века.

Исследование нацизма есть не только задача установления фактического и разоблачение лжи, которая поистине стала тотальной, а потому альтернатива этой тотальности – соблазнительной. Настоящее зло спряталось за мифологию зла, которая была своего рода политтехнологией Гитлера, но не он ее придумал, и не в руках его последователей она осталась. Зная, в чем состоят идеи нацистов, мы точно установим, какие идеи непублично внедряются и захватывают весь мир на наших глазах. Гитлер сыграл свою роль в спектакле, который поставил не он. Но актеры в этой постановке о многом невольно проболтались. О чем – мы и поговорим в этой книге.

Докопаться до персоналий, которые разыграли театр абсурда, чтобы задушить национальные государства в Европе, осуществить геноцид славянства и убрать этот вопрос с глаз долой, мы не сможем. Но каждый раз, когда мы будем видеть в нацизме абсурд, можно с уверенностью сказать, что он не истреблен вместе с суверенной Германией, а продолжает использоваться – геноцид славян еще не завершен. Но теперь к нему добавился геноцид всех европейских народов. Поэтому у Европы одна беда – народы перестали различать зло, которое творится под видом борьбы со злом.

Исследование идеологии германского нацизма негласно запрещено. Причина тому – тайна истории, крайне невыгодна тем, кто пользуется теми же идеями и теми же пропагандистскими приемами и практическими методами, что и нацисты. Нацизм скрыт за ширмой, сотканной, с одной стороны из пропаганды нигде не соблюдаемых «демократических принципов», а с другой – из пропагандистского визга, который заменяет здравый подход к историческому явлению, потрясшему весь мир не меньше, чем большевистский переворот. Даже изданные на русском языке «Майн Кампф» Гитлера и «Миф XX века» Розенберга редко становятся объектом тщательного анализа и академического подхода. Но есть масса изданной в период правления Гитлера литературы, которую исследователи в глаза не видели и даже не обращали в эту сторону свой взгляд, потому что пропаганда предписывает назвать «фашистами» и «нацистами» тех, на кого указывает правящая в данный момент группировка. В отместку и в адрес правящей группировки несутся такие же определения. Это нисколько не оправдано даже в порядке аналогий, но в каких-то аспектах идеологии и политической практики можно увидеть сходство – при учете бесспорных различий.

СССР победил гитлеровскую Германию, но коммунистическая идеология не победила нацистскую, поскольку никогда с ней не боролась. Точно так же и сегодня идейной борьбы с русофобией не происходит, поскольку такая борьба тут же высвечивает наличие русофобии не только на Западе и на Украине, но и в РФ – в установках и деятельности высших должностных лиц. А была ли русофобия у нацистов?

Идейная борьба выгодна и продуктивна для тех, кто намерен выигрывать не отдельные сражения, а войну – увидеть Россию в стратегической перспективе. Такой интерес есть только у русских людей, но полностью отсутствует у россиян. Соответственно, русским интересно разобраться с гитлеризмом как с идеологией врага, чтобы объяснить успешность этой идеологии у немцев и многих европейцев того времени, а порой и у русских. И сопоставить эту идеологию со свойствами коммунистической идеологии и пропаганды, которые в какой-то момент заблокировали переход к интеллектуальному преодолению нацизма. А в наши дни этот запрет закреплен уже и в законодательстве, которое можно как угодно искривлять в угоду тем, кто затевает расправы над русскими интеллектуалами.

Хочется считать, что идеология коммунизма и идеология нацизма проиграли – от них остались только забытые всеми тексты и ничтожные во всех отношениях адепты, которые об этих идеологиях не имеют никакого представления. Но осколки пропаганды, исходившей от той и другой идеологии, продолжают действовать и смущать умы, отвлекая их от стратегических перспектив. Достаточно символа, нескольких тезисов и запрета, чтобы загадка расшифровывалась как сокровенная истина, отрицающая позор безыдейной оккупации исторических наций Европы.

Размышление над догматическими брошюрами СС наводит на мысль, что в национал-социализме вторая компонента двусложного названия – социалистическая – весьма отлична от социализма большевистского или общеевропейского толка. В ней происходит отождествление капитализма и революционного движения с еврейством. Германский социализм в работах ведущих немецких философов всегда понимался как «социальность», если по смыслу переводить данный термин на русский язык. Но в нацизме эта социальность получала этнический оттенок: в ней капитал виделся в основном как еврейский и антигосударственные установки революционеров – также как исходящие от евреев-марксистов. То есть, нацизм не принимал ни капиталистического устройства, ни социалистического устройства экономики и государства. И в то же время, в каких-то элементах он совпадал с тем и с другим – при условии, что государственная власть принадлежит только немцам (и нет никакой демократии) и капитал тоже находится в собственности немцев («священный» статус частной собственности относится только к немецкой собственности). Вопрос заключался лишь в том, насколько тотальным может быть этот принцип. В одном случае он мог быть средством очищения политики и экономики от авантюристов и способом построить национальное государство. В другом – средством образования тоталитарного государства, которое вместе с привилегиями немецкому капиталу и немецким политикам закабалял самих немцев. Они невольно оказывались заложниками авантюристов уже не инородных, а своих собственных – имеющих немецкое происхождение и выступающих за их интересы. Из истории мы знаем, что авантюрный вариант национализма довел немцев до фактической ликвидации нации в результате развязывания мировой войны и поражения в этой войне.

Указанные соображения стоит принять во внимание русским националистам, чьи перспективы прихода к власти теперь столь же призрачны, как и у немецких националистов начала XX века. Но если история пойдет не теми путями, которые ей предписаны сегодняшними русофобами, то надо быть внимательными, чтобы не примитивизировать русский национализм, не допустить к власти авантюристов, прикрывшихся нашими лозунгами, не продолжить самоликвидацию русской нации уже в других условиях и под видом ее возрождения. Некоторые сегодняшние телодвижения русофобского режима в защиту русского языка, изгнания иностранного капитала, ликвидации демократии и так далее могут выглядеть в глазах русских людей как позитивные изменения, но исходят они от тех, кто желает русскому народу гибели и не должен рассчитывать на нашу поддержку.

* * *

Данная книга рассматривает только пропагандистские материалы. Предполагается, что в дальнейшем будут изданы книги, которые очертят детали идеологии, от которой происходит эта пропаганда. Отдельной книгой будут проанализированы «Майн Кампф» Адольфа Гитлера и произведения Альфреда Розенберга. Еще одну книгу в серии предполагается посвятить анализу работ идеологов нацизма второго плана, о которых русский читатель, как правило, вообще не слышал. Кроме того, автор планирует проанализировать ход Нюрнбергского трибунала в отношении некоторых нацистских лидеров – выяснить вопрос, действительно ли в этом процессе нацизм был полностью разоблачен и разгромлен? В последней книге данной серии будут представлены предтечи нацизма и идейные альтернативы, которые могли бы уберечь Германию от безумных авантюр и сохранить в качестве суверенного лидера Европы.

Все книги серии используют материалы, которые никогда не переводились на русский язык. Цитаты из источников даны в переводе автора.

Распределение материала в данной книге по тематическим блокам не всегда последовательно. Это вынужденное решение с целью сохранить целостный анализ первоисточников. Это также позволило не загромождать текст множеством ссылок с указанием страниц, сократив их до ссылки только на сам первоисточник.

* * *

Автор выражает благодарность Борису Алексеевичу Виноградову за ряд ценных замечаний при подготовке текста книги в окончательной редакции.

Штрихи к портрету НСДАП

Веймарский тупик

Гитлер и его соратники в целом верно оценивали режим Веймарской республики и смысл постигшей Германию катастрофы: «За поражением 1918 года последовал и внутренний крах немецкого народа. Зародыши болезни, которые уже были в нашем народе до начала мировой войны, вырвались наружу в открытом состоянии». «Глубину идеологического переворота в Германии может оценить только тот, кто заглянул в пропасть, перед которой стоял наш народ в годы после 1918 года: всей нации угрожала расовая смерть в результате ограничения числа детей, уничтожения германской культуры, самоуничижения и распада»[1 - Handblatter fur die weltanschauliche Erziehung der Truppe. Fur den weltan-schaulichen Unterricht 16–20 – здесь и далее по разделу.].

Выход из этого тупика должен был произойти. Но на поверхности лежали только большевистский проект или проект нацистской диктатуры. Еще один проект – «консервативной революции» – был доступен только высокому интеллекту, и не казался возможным для закулисья, которое решало, в кого из политиков вложиться, чтобы не допустить большевистской экспроприации собственности и массового истребления народа. Гитлер был более понятен, но из простоты произошли такие непростые последствия, которые однозначно определили, что ставка на Гитлера была либо ошибочной, либо чудовищно коварной и нацеленной на последствия, не менее страшные, чем при режиме большевиков.

Как и большевики, нацисты мечтали воспитать «нового человека», поскольку текущее состояние общества не вызывала оптимизма: «Еще до начала мировой войны в народе укоренилось такое отношение к жизни, при котором человек ценился только с точки зрения денег. Этот материалистический взгляд на жизнь охватил наш народ после 1918 года, как бешенство. Безрассудное приобретение денег казалось высшим идеалом жизни. Безумные спекуляции на бирже, проводимые банками и частными лицами, привели к обнищанию бережливых средних классов. В разгар национального несчастья и унижения нашей чести в больших городах распространялось пристрастие к удовольствиям, не знавшее границ; преступность среди молодежи росла год от года, увеличивалось число самоубийств из-за потери веры в жизнь». «Разрушение моральных ценностей, веры, чести, приличий и верности, которые всегда были основой жизни германской расы, шло рука об руку с этим взглядом на жизнь. Дети выступали против своих родителей, ученики против своих учителей, молодежь против своего поколения. Почитание великого прошлого немецкого народа намеренно уничтожалось в газетах и книгах, написанных евреями или людьми, причастными к евреям. Героическое стиралось в пыль, жертвы мировой войны высмеивались, законы крови презирались (растущие браки арийцев с евреями и еврейскими потомками). В искусстве (театре и музыке) подчеркивались и прославлялись обыденные и низменные стороны человеческой натуры, а всякое чувство самопожертвования и преданности великому делу клеймилось как нелепое и устаревшее». «Далее последовало разрушение самих основ народного сосуществования. Рабочих подстрекали против руководителей фабрик, забывших о своем долге, воспользовавшихся бедственным положением и безработицей своих последователей, чтобы преследовать только свою выгоду. Проповедовалась классовая ненависть. Государство, которое должно быть матерью для всех, стало игрушкой в руках партий и групп интересов».

Получение зарплаты в Веймарской республике

Если убрать из этих описаний «еврейский вопрос» (а он, несомненно, в какой-то мере существовал в Германии) и заменить слово «раса» на слово «народ», то картина в этих описаниях рисуется совершенно понятная и адекватная состоянию страны и народа. Преодоление этого состояния нацисты связали только с устранением из общественной и экономической жизни евреев и утверждением расового подхода всюду – примерно так же, как устраняли большевики все виды того, что они могли бы назвать «буржуазностью» или «мелкобуржуазностью», а в качестве альтернативы утверждали классовый подход. Схема была одна и та же: навязать некий совершенно новый социальный порядок и репрессиями и войнами потрясти общество до самой глубины. В этом потрясенном состоянии только и могли существовать режимы, подобные нацистскому или большевистскому.

Почему «это» названо национал-социализм

Смысловой перевод должен предполагать проникновение в суть применяемых понятий. Не зная материала, переводчик дезинформирует читателя. Например, не рассматривая вопроса о том, что такое национал-социализм в замысле, в идее. Идея считается преступной просто потому, что ее носители совершали преступления и объявлены преступниками. Но ровно то же можно сказать и о любой идее. Правда, не все носители иных идей осуждены формально организованным судом с состязательной формой процесса, но заранее известным результатом. Это не значит, что большевизм или постбольшевистский либерализм не были преступны и носители этих идеологий на совершали преступлений. Веймарская Германия и «Веймарская Россия» – преступные режимы, что бы о них ни говорили, но готовы ли всех, кто заблуждался и поддерживал эти режимы, объявить преступниками? Главная их характеристика – тотальная коррупция и тотальная измена национальным интересам. Мы можем рассмотреть идеологию подобных режимов и найти в их нечто, ведущее к преступлениям.

Традиционное уголовное право хорошо знает, что называть преступлением. Сегодняшнее право это понимание потеряло – мошенник уже не считается мошенником – только потому, что он обманывает в соответствии с банковским законодательством и использует при этом цифровые технологии. Полиция не ищет преступника, потому что он объявляется неустановленным, хотя постоянно находится у нас перед глазами. Поэтому осуждение, с точки зрения современного права, какого-либо политического режима – дело бессмысленное, если не подлое. Одни преступники судят других за то, что творили сами. Поэтому следует рассматривать идею, отбрасывая все правовые соображения (например, о том, что нечто «возбуждается» или «разжигается», и этим, якобы, создается состав преступления), чтобы избежать антинаучного и даже аморального подхода – как если бы в споре мировоззрений одна из сторон начала звать на помощь полицию.

Национал-социализм – название, смысл которого исчезает, как только его пытаются осмыслить буквально, не из исторического контекста. Национализм и социализм, например, на русской почве невозможно совместить – здесь носители социалистической идеологии с 1917 года осуществляли геноцид носителей национального мировоззрения, а до того – осуществляли акты террора против защитников русского национального государства Российская Империя (более 60 % населения – триединый русский народ). Германия была национальным государством с момента воссоединения в 1871 году до Ноябрьской революции 1918. Тем не менее, немецкий национализм этого периода не мог противостоять левым политическим силам, которые подкреплялись внешним влиянием – он был привязан к увядающим формам династической бюрократии, в которой бродили идеи либерализма, избавлявшего её от какой-либо ответственности за страну. И либералы сбросили эту ответственность, превратив Германию в страну тотальной коррупции, морального упадка и экономического коллапса. По этой причине зараженный либерализмом и бюрократическими вирусами национализм бисмарковской эпохи не подходил немцам для возрождения их государства и подавления деструктивных сил. Ему недоставало осознания национального единства и национальных задач – поверх всех сословных и социальных барьеров.

В российской действительности бисмарковский национализм можно было бы считать просто консерватизмом – в духе Столыпина. В нем были черты национального мировоззрения, но одновременно – и расчленяющего нацию либерализма. Этот консерватизм не успел укорениться и разрешить мировоззренческие проблемы в самом себе – ему просто не хватило исторического времени. Он был сметен войной и революцией – точно так же, как и старый национализм в Германии.

В России до революции уже существовал национализм «верхов» с либеральным креном, свойственным русской монархии от Александра I. Он был таким же сословным, как и в Германии Вильгельма II. Там и там такой национализм не имел сил, чтобы раздавить революцию, но в силу исторической случайности две страны разошлись – одна рухнула на дно большевистской тирании и тотального огосударствления, другая – в Веймарской республике – к распаду государственности и аморализму. Оба пути были антинациональными, но в большевистском варианте режим хотя бы внешне сохранил государственную форму, а в немецком Версаль ее просто ликвидировал. В первом случае уничтожению подлежал русский народ, во втором – немецкая государственность.

Именно поэтому во втором случае национально-государственные силы сохранились, смогли консолидироваться и законными (по законам того момента) средствами уничтожить антигосударственный порядок. В России это сделать не удалось, потому что государственный механизм был подорван войной, а изумление от большевистского террора привело в ступор весь народ. Дальнейшее выжигание русского самосознания к нашим временам можно считать доведенным до конца. Как доведена до конца и денацификация (денационализация) Германии.

После 1918 новым немецким националистам социализм понадобился для социализации мировоззрения – его всеобщности для немцев, для включения в нацию всех слоев общества. Национализм должен был стать уделом не «верхов», а «низов», которые собирались делегировать в «верхи» своих лучших представителей. Именно поэтому националисты боролись с коммунистами и прочими «левыми» за симпатии «низов». И выиграли эту борьбу за счет включения в свое мировоззрение понятия «социализм» в его национальной форме. Таким образом, национал-социализм у немцев – это обновленная форма национализма, избавившегося от сословной замкнутости. Перед русским национализмом теперь такая задача не стоит – если вообще можно говорить о существовании каких-то остатков русского мировоззрения.

В бисмарковском рейхе правили националисты-консерваторы, а оппозицией были либералы и коммунисты. В Веймарской Германии правили либералы, а оппозицией были обновленные националисты и обновленные коммунисты – те и те отстранялись от краха Версальского предательства, перекладывая всю вину на либералов. Но германские коммунисты представляли интернациональную идеологию, определяемую Коминтерном, которая не отвечала на вопрос о преодолении ущемленного национального самосознания немцев и просто предлагали отречься от него, став интернационалистами и отбросив борьбу за государственный суверенитет.

В СССР коммунистические «верхи» всегда были антинациональными, и поэтому «старого» национализма в Советской России не было и быть не могло. В современной России у власти либералы, в оппозиции – никого. Только на уровне мировоззрения геноцидной форме либерализма противостоит русский национализм, которому нет смысла получать какую-то обновленную форму или социализацию – этот национализм и без того социален, а русское своеобразие для него выражено в приверженности консерватизму – ценностям периода Российской Империи, которые ничем не прегрешили против русского народа и являются абсолютной альтернативой как всех форм либерализма (правящего или оппозиционного), так и всех «красных» концепций – коммунизма, социал-демократии, социализма. В то же время, историческая случайность дает нам шанс избежать и национал-социализма, который, как и всякий социализм на нашей земле, будет гибельным.

Сейчас скрытый нацизм прогорает в войне, где сместились два исторических пласта, которые в Германии были разделены. Все, что останется у нас – это русский национал-консерватизм, и никакие другие мировоззрения больше здесь невозможны. Идейной альтернативы нет – только расчленение страны и бандитские кланы, которые уже без всякого закона и пропаганды будут убивать и грабить «по понятиям». Поэтому важен путь национализма – без выпадения «влево» и без заимствования тоталитарных форм, которые нам известны по германскому нацизму.

Иной социализм

Без социализма партия Гитлера обойтись не могла, поскольку очень быстро сложившееся среди немцев противопоставление труда и капитала, социалистические идеи в рабочем движении, марксизм и в целом левые профсоюзные идеи невозможно было опровергнуть на уровне пропаганды. Можно было только обвинить противника в «неправильном социализме» – подчинении антинациональным силам, которые тайно или явно протаскивали те же средства порабощения, что и буржуазные партии.

Иной социализм отрицал Интернационал, в и этом была проста уловка, которая позволяла нацистам опереться на национальный капитал: «Из обязательной заботы о национальной общности вырос социализм, который сделал труд и достижения человека для этой общности нормой ценности и который мобилизовал весь народ на величие, честь, свободу и возрождение его национальной и народной жизни. В этой новой, видовой концепции жизни и требований, направленной против всякого интернационализма, капитал больше не был причиной и целью политики, а целью политики был народ во всех его слоях. (…) Таким образом, капитал и экономика были освобождены от своего международного доминирующего положения и получили свою естественную задачу: служить национальному благосостоянию своего собственного народа»[2 - Die germanische Revolution. Generalkommando III. (germ.) SS-Panzerkorps VI (не ранее 1943); здесь и далее в разделе.].

Германский социализм надо было противопоставить социализму других европейских государств, который также должен был выглядеть «неправильным»: «Идеологически германский народ немцев развивался в оппозиции к другим германским народам, которые застыли в материализме, и возникла глубокая пропасть непонимания, которую особенно углубили эмигрировавшие во все страны Европы и Америки евреи и их клика по производству мнений. (…) У этих германских народов интернационализм уже затуманил осознание того, что спасение германского рода, провозглашенное на примере Германии, не вызвало бы ни внутренней симпатии, ни тем более понимания и борьбы».

Подобная позиция была эффективной в тактическом плане, но проигрывала в стратегии. Настоящий национализм не может быть интернационален и не имеет ничего общего с социалистическими учениями, которые прочно ассоциируются с безнациональной позицией. Социализм плох весь – во всех его проявлениях, даже если к нему прикрепляют приставку «национал». Нацисты после прихода к власти продолжали упорствовать, используя свой тактический успех, и не пересмотрели доктрины, которая вела их в тупик. Они подчинили политике местный капитал, но чтобы не превратиться в аналог Советской республики – с ее давящей бюрократией и сверхэксплуатацией – им пришлось сделать из рабочего солдата, а из сферы экономической конкуренции с другими государствами перейти к военному противостоянию. В условиях войны «социализм» заместился тотальной мобилизацией, отдалившись в неясное будущее, которое так и не наступило.

Героизм и преступление

Нацисты проявили отчаянное упорство, которое несло в себе героическое начало. Именно оно, а не идеология, было главным обоснование права нацистской партии на власть, полученную законным, ненасильственным путем. Конечно, с какого-то момента их финансировали чрезвычайно щедро – фюрер во время избирательных компаний летал с места на место на самолете, его штурмовики и агитаторы разъезжали на автомобилях, выходили десятки газет и миллионные тиражи агитационных плакатов. Но при этом их репрессировали порой очень жестко – закрывали из штаб-квартиры, арестовывали лидеров, запрещали выступления, реквизировали тиражи агитационных материалов и даже организовывали криминальные нападения на партийных активистов. Гитлер запретил штурмовикам участвовать в уличных драках, рассчитывая на приход к власти исключительно законным путем. При этом красный террор не прекращался, и счет убитых нацистов за год подбирался к сотне, а в больницах лежало несколько тысяч. Пришлось даже подавить внутренний мятеж СА, чтобы не допустить срыва в насильственные методы.

И вот первый успех 1928 года, и нацисты в Рейхстаге. По привычным канонам политики надо было закрепиться, о чем-то договориться с властями, получить хотя бы какую-то власть. Но нацисты после каждых успешных для них выборов выносят вотум недоверия правительству, и рейхстаг распускается, чтобы провести новые выборы. Вот уже в 1932 Геринг возглавляет рейхстаг, и всё снова повторяется. Причем, на фоне продолжения красного террора, запретов на униформу, закрытия нацистских газет, арестов и обысков. Заметим, что в тот момент нацисты еще не совершили никаких преступлений. Их подавляли всеми средствами, собрав в единый фронт всех – от коммунистов до католиков и либеральной буржуазии. И все же нацисты победили – Гинденбург вынужден был назначить Гитлера канцлером, а дальше для Германии началась другая жизнь.