ОТРАЖЕНИЕ ОГНЯ

Гармонист ловко стянул с плеча инструмент, пробежался пальцами по клавишам, но петь не стал, театрально заперхав. С ходу поняв намек, музыканту протянули бутылку с самогоном. Тот привычно жадно отхлебнул несколько крупных глотков, засмолил сигаретку. Сиплым голосом, перевирая куплеты, затянул:

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,

Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,

Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой.
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.[4 - Песня «Жди меня», слова Константина Симонова, музыка Матвея Блантера]

Пел скверно. Не попадая в ноты, промахиваясь мимо клавиш. Но на большее никто и не претендовал. Все были заняты другими делами. Местные ребята прощались с провожатыми – родственниками, друзьями, женами, подругами – обнимались, смеялись, плакали, молчали. Деревенские, у кого не было провожающих, кто сам приехал сюда один, стояли особняком, смоля папиросы, пуская бутылку по кругу, щелкая семечки. Родители Ивана остались в Буденовке – ехать провожать его в Курчум денег не было. Простились дома. Мать всплакнула было, но ее тут же успокоил отец, строго объявив, чтобы та прекратила, а то дорогу замоет. Иван пожал крепкую сухую руку отца, обнял мать и ушёл, через поле сохлой убранной ржицы, через чёрный лес, прямиком на дорогу, чтобы на попутных грузовиках добраться до военкомата.

– Хорош балаган тут устраивать! – начал протискиваться в самую гущу толпы мужичок из военкомата. – Сейчас посадка будет.

Поезд дал длинный гудок, остановился. Заскрипели амбарные двери вагонов.

– Без команды не заходить! По списку! По списку я сказал!

С горем пополам начали посадку.

– Ну-ка, давай подмогни с сумкой!

– Да чего тяжелая такая?! Ты туда дровец небось взял, или бутового камню?

– Камня-камня, немцу гостинцев везу! На могилку, заместо памятника!

И звонкий смех раскатился по перрону. Безногий инвалид заиграл другую песню, потом, сбившись на втором куплете, перескочил на матерные частушки. Дали гудок, строгий мужичок с военкомата объявил отъезд.

Быстро сменилась погода, подул свежий ветерок, принося едва терпкий дымный запах осенних листьев, выглянуло из-за туч солнце, не привычно тёплое для октября, и стало даже жаль уезжать отсюда. Сидя на наспех сбитых деревянных лавочках в тесном, битком забитом вагоне, все вдруг замолчали, глядя как за окном солнечные зайчики играют в растаявшей луже снега у перрона. Иван тоже смотрел и не мог оторвать взгляд. Вроде чего там, эка невидаль – зайчики. А глядел завороженно, будто видел в первый раз. Было в них что-то детское, наивное, доброе, от которого теперь увозил поезд. Увозил, казалось, навсегда.

Почему-то вспомнился дом. Как пахло в нем крепким неистребимым запахом выделанной кожи, вара и дёгтя. Как по утру было в нем светло от проникающего через большие окна утреннего света. Уголок вспомнился, справа от печки, за перегородкой, где любил сидеть отец, подшивая валенки или делая другую мужицкую работу, не спеша, аккуратно. Встанет, еще до рассвета, выпьет из ковша воды и садится за свое рабочее место. Приготовит шило, нож, кожу, разложит перед собой всё это на табуретке, начнет накладывать ровные стежки, все как на подбор одинаковые, пришивая накладки к пятке пима или ремонтируя уздечки, сбруи, седелки. Или заколачивает в хомут медные гвоздочки, аккуратно, точно, и только сквозь белую пелену утреннего детского сна слышно, как стучит молоточек – тук-тук, тук-тук, тук-тук-тук… А теперь также колёса поезда начинают постукивать, с каждым промчавшимся метром всё громче, в конец и вовсе срываясь на автоматные выстрелы.

Не заметил, как задремал. И то ли снилось ему, то ли и вправду кто-то из новобранцев говорил рядом, рассказывая другому, как впервые узнал о том, что началась война:

– Воскресенье было. Пошли в лес лыко драть, на лапти. Надрали, кому сколько надо. А тут лесник знакомый выскочил на коне. Мы думали он нас за лыко это по первое число всыплет, а он белый весь, глаза навылуп. «Чего, – говорит. – Раскричались? Война началась!». – «Какая война? С кем?» – «С германцем». И ускакал. А мы стоим и не знаем, что сказать и что делать. Потом бросили лыко, домой все побежали. А дома уже в курсе все – по радио объявили. И бегают сельчане как угорелые, и никто не знает, чего делать. И только самый старик наш, Федот Иваныч, спокойный сидит как удав на лавке у дома, на остальных смотрит. Ему, старому, что терять, он свое пожил, вот и не суетится. Остальных сельчан злость берёт, вроде как издевается он над ними одним своим видом спокойным, что вот мол он такой и всё ему ни по чем. Ясно дело – кто старика на войну отправит? Едва по хребтине не надавали. А он знай себе улыбается. Так и просидел до самого вечера, смотрел на всех так внимательно, будто запоминая. А в понедельник подпоясался да с первыми петухами и ушёл в военкомат, записываться добровольцем на войну.

ХРОНИКА [1]

Согласно военного билета НТ №2899277, выданного 29 мая 1964 года Усть-Каменогорским городским военным комиссариатом Восточно-Казахстанской области (за подписью военного комиссара полковника Блохина) призывной комиссией при Курчумском районном военном комиссариате Восточно-Казахстанской области Пестряков Иван Михайлович признан годным к строевой службе, призван на действительную службу и направлен в часть 8 октября 1942 года.

Однако, если верить красноармейской книжке (выдана 06.12.1944 года) в подпункте 5 графы 1 «Общие сведения» год призыва указан 1941 сентябрь. Есть даже специальная пометка: «указать также – нормальный или досрочный призыв», но по данному пункту информация не заполнена.

Два документа, две разные даты. В первом случае год призыва указан 1942, во втором – 1941. Так какой же из них верный?

1942 год призыва подтверждает наградной лист (от 14 мая 1945 года, за подписью командира 3 т. б-на, Героя Советского союза, Гв. майора Теренчук) [касательно награждения Орденом «Красная звезда»], где в пункте 9: «С какого призыва в Красной Армии» стоит дата «1942.11», то есть ноябрь 1942 года.

Также, согласно Приказа №04/Н «333 гвардейскому стрелковому полку 117 гвардейской стрелковой дивизии Северо-Кавказского фронта» от 12 ноября 1943 года (с пометкой «Секретно», 14530) за подписью командира 336 гвардейского стрелкового полка, 117 гв. сд. гвардии полковника Ткачева [приказ о награждении медалью «ЗА ОТВАГУ», «ЗА БОЕВЫЕ ЗАСЛУГИ»] в пункте 2 (стр.8) указано: «…призван в Красную Армию Курчумским РВК Восточно-Казахстанской обл. 22.12.1942 года».

Про 1941 год, кроме как красноармейской книжки, упоминания больше нигде нет.

Основные два документа, которые входят в спор между собой – это красноармейская книжка и военный билет.

Красноармейская книжка является служебным удостоверением личности советских военнослужащих рядового и младшего составов Красной Армии. Очень важный документ, о чем говорит даже самое первое, что можно прочитать на ней, надпись: «Красноармейскую книжку иметь всегда при себе. Не имеющих книжек – задерживать». Введена данная форма в действие приказом Народного комиссара обороны Союза ССР (НКО СССР) №171 от 20 апреля 1940 года, однако введение в действие данного приказа затянулось, и до начала Великой Отечественной войны этот образец красноармейской книжки так и не успел поступить в Красную Армию, а 7 октября 1941 года приказом НКО СССР №330 для военного времени был введён новый образец красноармейской книжки с фотографией владельца. В имеющейся книжке Пестрякова И. М. (на титуле книжки и по всему тексту неверно написана фамилия: «Пистряков» вместо «Пестряков») фотография не вклеена, на месте для фотокарточки поставлена печать «Отдельный учебный танковый полк».

В 1961 году функция удостоверения личности была возложена на военный билет военнослужащего. Не понятно тогда почему при оформлении в 1964 году военного билета Пестрякова И. М. был изменен год призыва? Есть вероятность, что дата призыва в красноармейской книжке указана не верно, а настоящей датой призыва является, всё-таки, 1942 год, что косвенно подтверждают документы 1945 года (наградной лист, Приказ №04/Н).

Также разнятся и месяцы призыва (октябрь, ноябрь, декабрь). Вероятнее всего это связано с неверным пониманием понятий призыва и принятия военной присяги при заполнении соответствующей графы.

Призыв граждан на действительную военную службу проводился ежегодно повсеместно два раза в год (в мае – июне и в ноябре – декабре) по приказу Министра обороны СССР. В войска, расположенные в отдалённых и некоторых других местностях, согласно Указа Президиума Верховного Совета СССР от 25 февраля 1977 г. («Ведомости Верховного Совета СССР», 1977, №9), призыв начинался на месяц раньше – в апреле и октябре. Учитывая, что село Буденовка Курчумского района Восточно-Казахстанской области находилось на достаточно большом отдалении от центра, можно с полным правом предположить, что призыв Пестрякова И. М. в октябре был вполне возможен.

Присяга же дается уже после призыва, то есть несколько позже. Согласно военного билета (пункт 19, стр.8) военную присягу Пестряков И.М, принял 7 декабря 1942 года, что согласуется с остальными датами. С этого же времени начинается отсчет участия в боях и боевых походах (см. пункт 18, стр.7).

В данной книге дата призыва принята в соответствии с военным билетом, то есть 8 октября 1942 года, в дальнейшем будем придерживаться её.

Итак, октябрь 1942 года. Коротко об этом времени. Война идет полным ходом по всем фронтам. Донской фронт продолжает Сталинградскую стратегическую оборонительную операцию (17 июля – 18 ноября). Закавказский фронт продолжает Северо-кавказскую стратегическую оборонительную операцию (25 июля – 31 декабря), Нальчикско-Орджоникидзевскую операцию (25 октября – 12 ноября) и Туапсинскую операцию (25 сентября – 20 декабря). Ленинградский фронт и Волховский фронт завершили Синявинскую операцию (19 августа – 10 октября).

Пресса ежедневно передает о зверствах, учиняемых врагом. Газета «Правда» №288 (9059) от 15 октября 1942 года, заголовки статей: «Фашистские мерзавцы пытают пленных», «Злодеяния немцев в Крыму», «Гитлеровцы сожгли раненного».

Оборонная промышленность и тылы работают на фронт не покладая рук, стараясь перевыполнить план, сделать как можно больше. Газета «Правда» №289 (9060) от 16 октября 1942 года, заголовки статей: «Суда построены за 20 дней до срока», «Эшелон сверхпланового угля», «Пищевая промышленность Московской области выполнила годовой план». Газета «Известия» №244 (7930) от 16 октября 1942 года, заголовки: «Режим экономии в условиях отечественной войны», «Собрать и сохранить весь урожай сахарной свеклы».

Тылы пытаются поддержать фронт как могут, всеми силами. Газета «Известия» №244 (7930) от 16 октября 1942 года информирует:

«Октябрьские подарки фронтовикам. Усть-Каменогорск. 16 октября. (ТАСС). С верховьев и низовьев Иртыша в областной центр ежедневно прибывают груженые продуктами баржи. Это колхозники шлют октябрьские подарки фронтовикам. Несколько вагонов с подарками отправляют в Действующую Армию колхозники Шемонаихинского, Верхубинского, Предгорного и других районов. Колхозницы пекут сдобное печенье, медовые пряники, жарят гусей, кур, коптят окорока. Девушки вышивают кисеты, вяжут теплые шарфы, носки, варежки».

Какие жертвы и голод стоит за этим в самих районах не упоминается.

Отдельной заметкой здесь же две фотографии убитых детей, лежащих на улице, возле здания с зарешеченными окнами. Подпись внизу: «Эти снимки найдены у убитого на одном из участков фронта гитлеровца обер-ефрейтора Теодора Ведера». Заголовок гласит: «Гитлеровцы зверски убивают советских детей, женщин, стариков. Воины Красной Армии! Беспощадно истребляйте гитлеровских разбойников!». И больше никакого текста. Только эти фотографии убитых детей.

3. ПРИСЯГА

Декабрь 1942 года

– Приказ вышел!

Солдат бежал с самого КПП, размахивая какой-то бумажкой. Шинель распахнута, ремень болтается.

– Левченко, чего орешь? Ну вышел, и что с того? Себя бы лучше в порядок привел.