Последний день лета

Пух, которого душили одновременно злоба и грусть, развернулся и пошел на кухню сделать себе бутерброд.

Мама и сама, кажется, опешила от своих слов. Она ринулась следом за ним на кухню, ненатурально воркуя и с пулеметной скоростью выпаливая все полагающиеся вопросы про день в школе; Аркаша, не поднимая на мать глаз, вынул из хлебницы булочку, завернул ее в салфетку и, обогнув Софью Николаевну по широкой дуге, отправился в свою комнату. Он закрыл за собой дверь, откусил от булочки и, не чувствуя вкуса, начал жевать, глядя невидящим взглядом в окно.

В дверь деликатно постучали. Пух набрал в грудь воздуха и уже собирался было выкрикнуть что-нибудь недопустимое, но в последний момент взял себя в руки и срывающимся голосом сказал:

– Мам, давай потом поговорим?

– Это папа. Я могу войти?

С папой, честно говоря, Аркаше разговаривать тоже не хотелось.

– Да, пап, конечно. Заходи.

Профессор Худородов зашел в комнату как-то неуверенно, боком, – видно было, что ему стыдно и за мамины слова, и за свою на них реакцию. Точнее, ее отсутствие.

– Аркадий, я хотел только, кхм-кхм, поинтересоваться, имеются ли некие ситуации, о которых… мне необходимо знать. Как я слышал, в школе или около нее несколько дней назад случилась драка, и, если бы кто-то смог предоставить мне, эм-м, информацию…

Такое косноязычие для уважаемого профессора было нехарактерно, а поднятая им тема выглядела откровенно опасной. Пух принял два решения: а) поскорее сменить тему; б) выяснить, кто, когда и что конкретно рассказал родителям о ситуации, которую он вслед за Крюгером мысленно называл «Замес с Сисей».

– Ой, пап, чуть не забыл: мы с классом в пятницу едем на экскурсию в Танаис. Ольга Васильевна сказала отпроситься у родителей.

– О, разумеется! Это должна быть интереснейшая экскурсия! Танаис – один из древнейших и, я бы сказал, таинственнейших археологических памятников России, если не всей Евразии, – к профессору Худородову быстренько вернулось красноречие. – В течение нескольких тысячелетий этот город и его окрестности были ареной боевых действий. Танаис последовательно населяли древние греки, племена кочевников, сарматы…

Натан Борисович в сжатой форме и гораздо более уверенно повторил всё то, что Ольга Васильевна рассказывала им на нескольких последних уроках истории. Пух, несмотря на физическую и умственную усталость, решил попытать счастья с вопросами, на которые историчка ничего внятного ответить не смогла. В конце концов, это лучше, чем врать папе на вопросы о Замесе с Сисей.

– Слушай, пап, но ведь это всё как-то необычно?

– Что именно? Видишь ли, античная история…

– Не является точной наукой, – перебил Аркаша. – Но всё равно, почему они все так грызлись из-за какого-то Танаиса? Его же разрушали и отстраивали раз шесть!

– И это только исторически достоверная информация, подтвержденная документами и раскопками! – профессор Худородов с энтузиазмом закивал. Его глаза характерно заблестели – как и рассчитывал Пух, папе необходимо было переключиться с семейного и конституционного кризисов на что-нибудь более привычное. – Должен сказать, что, во-первых, эти обстоятельства действительно необычны даже для относительно важного в стратегическом отношении поселения; а во-вторых, здесь мы с тобой вступаем на скользкую дорожку предположений и даже спекуляций…

– Ничего она не скользкая, – улыбнулся Аркаша. – Нормальная дорожка!

– Для меня – скользкая! Однако позволь выдвинуть несколько предположений в рамках нашей научной дискуссии. Представляется, что одной из причин такой исторической судьбы Танаиса могло быть, например, наличие в регионе некоего ресурса, достоверные сведения о котором до наших дней не дошли. Принимается?

Пух вяло кивнул. Он уже пожалел, что завел эту беседу, – на дополнительный урок истории расчета не было.

– Превосходно. Вторая гипотеза: допустим, что с калейдоскопической скоростью сменяющие друг друга цивилизации оставили в районе Танаиса множество захоронений – возможно, современники считали это место своего рода Эльдорадо Приазовья. Третье предположение: рассмотрим возможность…

Профессора Худородова продолжало нести по скользкой дорожке спекуляций. Он даже перестал утруждать себя периодическими вопросами к Пуху – ответ на вопрос сына привычным образом превратился в монолог. Точнее, как выразился бы сам Натан Борисович, внутренний диалог.

Наконец, Пух не выдержал.

– Пап, ну это скукотища!

– О? – профессор вскинул седые брови. – Что же, по-твоему, не было бы скукотищей в рамках ответа на интересующий нас вопрос?

– Ну, не знаю. Может, там замешан какой-то древний демон, – сказал Аркаша от балды, украдкой косясь в сторону шкафчика с носками. – И он столетиями заманивал жертв. Или что-то такое.

Про демона Пух вычитал в сборнике фантастических рассказов «Фантакрим-ЭКСТРА», купленном в киоске «Союзпечать» на углу Буденновского и Черепахина. Ляпнул он наугад, чтобы сбить папу с толку и поскорее прекратить научный симпозиум.

– Любопытно… – профессор помолчал, что-то вспоминая. – Ты знаешь, Аркадий, дошедшие до нас образцы письменности сарматов и в самом деле упоминают о…

– Натан! Скорее! По телевизору срочные новости! – донесся из гостиной панический вопль Софьи Николаевны.

Постперестроечные «экстренные сообщения» не сулили ничего хорошего. После фальстарта с американскими ракетами Пух больше не паниковал, но всё равно внутренне напрягся – он понимал, что в стране и без помощи натовских разжигателей войны могла в любую минуту случиться опасная Взрослая Хренотень.

Натан Борисович осекся, пробормотал себе под нос что-то подозрительно похожее на «какого хера», вскочил и выбежал из комнаты. Пух собирался было рвануть следом, но услышал мамин крик:

– Полюбуйся, Натан! Нет, ты только посмотри! Твой любимый Руцкой только что приостановил полномочия президента посредством своего марионеточного Верховного совета! А я тебе говорила! Эта фашистская сволочь теперь де-факто является президентом России! Нам нужно бежать из страны, Натан!..

А, вон оно что. Пух выдохнул и отправился к ящику с носками, не удосужившись даже подпереть дверь. В ближайшие несколько часов родители уж точно не вспомнят о его существовании.

21

В дверь кто-то скребся.

Новенький вскочил со своей раскладушки – сна как не было, комок в горле, трясущиеся от страха руки. Ничего хорошего не могло случиться в темные предрассветные часы – особенно на Нахаловке, особенно в пятницу, особенно если за тобой охотится Шварц со своими ручными гопниками.

Машка издала сонный кошачий звук – «мр-р-рау?». Степа шикнул на нее и заметался по комнате. Что делать, он не знал. Звонить в милицию? Домашнего телефона у них не было, а ближайший автомат находился на 8-й линии у винно-водочного магазина – и, скорее всего, был с корнем выдран из будки клиентурой последнего. Ба, к счастью, спала – в последнее время она почти не вставала с кровати и уж точно не слышала ночных стуков и Степиной суеты.

Новенький бегал кругами, шипя ругательства. Идиот!.. Как можно быть таким дебилом?! Как можно было решить, что эта нечисть из Немецкого дома вот так просто возьмет и от него отстанет?.. Надо было пробраться ночью к Быку и украсть один из многочисленных стволов, о которых говорила Людка! Причем лучше сразу АК-47!

Звуки снаружи стихли.

Дверная ручка начала поворачиваться.

Степа выдохнул, сжал кулаки и шепотом крикнул:

– Я звоню в милицию!

– Ебанулся, что ли? Какая милиция? Пусти уже меня, понял.

Крюгер!.. Степа завозился с замком, снова шипя ругательства – но теперь с облегчением. На пороге и в самом деле стоял Витя; выглядел он так, словно три ночи не спал, но не хотел, чтобы об этом кто-то догадался. Крюгер нервно почесался, спрятал зевок и вместо приветствия сказал, словно бы продолжая начатый разговор:

– К тому же, у вас в вашей сраной норе никакого телефона по-любому нет.

– Витя, чего тебе надо?! Три часа ночи!

– Уже, понял, полпятого, так что не манди. Мы ж сегодня прем на эту идиотскую экскурсию в жопу мира, так что это, можем вместе двинуть, – за обычной Витиной бравадой сквозило что-то, подозрительно похожее на смущение. – Хотя, по ходу, реально рано еще. Ладно, давай, Новый, двину я.

Он резко развернулся и рванул в непроглядный мрак 5-й линии – не напоказ, как обычно с Пухом, а по-настоящему. Если бы Новенький обладал супер-зрением (или хотя бы прибором ночного видения, один из которых тоже был заныкан у Быка в подвале всего в нескольких метрах от места, где Степа сейчас стоял), он увидел бы, что губы у Крюгера дрожат, а кулаки сжаты с такой силой, что ногти впиваются в ладони.

– Стой! Ви… Крюгер, ты чего? – Новенький вспомнил, что по какой-то непонятной причине его друг ненавидел собственное имя и отдельно ненавидел все его сокращения и уменьшительно-ласкательные производные. – Что случилось? Опять Сися и этот, как его, второй?..

Крюгер остановился и, не поворачиваясь, дернул плечом.