Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник)

Секира эгиля

Гнев и вражда,
И обида не спят;
Ум и оружие
Конунгу надобны,
Чтоб меж людей
Первым он был.

    «Старшая Эдда». Речи Сигрдривы

Декабрь 855 г. Бильрест-фьорд

Лагерь молодых воинов под руководством Эгиля Спокойного На Веслах располагался в густом лесу у среднего течения Радужного ручья и тщательно охранялся – вход и выход из лагеря без специального разрешения Эгиля был строго-настрого запрещен: молодежь должна была повариться в собственном соку, привыкнуть к особому специфическому настрою дружины, в которой каждому было нужно заявить о себе и, вместе с тем, оставаться таким, как и все остальные. Харальд Бочонок, Ингви Рыжий Червь, красавчик Фриддлейв – сын Свейна Копителя Коров, Хельги, и даже Дирмунд Заика с Приблудой Хрольвом – в числе других молодых воинов жили все вместе, в длинном, обложенном дерном, доме, откуда то и дело разносились раскаты смеха. Старый Эгиль, сидя на лавке перед входом, в полудреме смотрел на катившееся к закату солнце, нет-нет да и прислушиваясь к тому, что происходило внутри дома.

Конечно же, говорили о девках. О чем еще-то? Харальд Бочонок рассказывал о пухленькой рыжеволосой Ингрид, дальней родственнице красавчика Фриддлейва. Ингрид Харальду давно нравилась, а вот добиться взаимности – он не знал, как. Как-то раз, зимой еще, подарил ей лисенка, вернее, хотел подарить: только вытащил из корзинки, а тот хвать Харальда за руку – был таков, только хвост замелькал за деревьями. Ингрид хохотала на весь Бильрест-фьорд, Ингрид считалась известной хохотушкой, не то что вечно молчаливый Фриддлейв. Он сейчас молчал, никак не реагируя на веселые росказни Бочонка.

– А вот еще случай был, – подождав, когда все перестанут смеяться, продолжал Харальд. – Снег уже таял, как позвал я Ингрид на горку – покататься. Уселись в санки – ну, думаю, тут-то я ее и обниму, затискаю, а, если повезет, то и поцелую… Ты не слушай, Снорри, тебе про то рано еще!

Снорри – светлорусый малыш лет двенадцати – по здешним меркам, уже вполне взрослый – внимающий Харальду, буквально раскрыв рот, покраснел, низко опустив голову, что тут же вызвало у его сотоварищей новый приступ хохота.

– Ишь, Снорри-то наш, загрустил. – С притворной суровостью покачал головой Хельги. – Видно, тоже клеился к Ингрид. То-то я смотрю – зачастил он к хутору Свейна. Да что ты притих, Снорри! А, молчишь? Все с тобой ясно – сразу видно человека, в любовных делах опытного. Ну, чего так сидеть? Научил бы хоть Харальда целоваться, а то он ведь бедный так и не умеет, верно, Бочонок?

– Да… Пожалуй… – Хмыкнул Харальд, широко расставляя руки. – Иди, иди сюда, Снорри!

Бедный Снорри съежился в углу, словно хотел слиться с лавкой. Хельги улыбнулся, подмигнул Харальду – пора мол, заканчивать с шуткой. Бочонок махнул рукой:

– Ну его в горы, этого Снорри! Похоже, не дождешься от него помощи.

– Похоже, что так, Харальд! – сквозь общий смех поддакнул Ингви Рыжый Червь. – Видно придется тебе учиться у Ингрид.

– Эй, вислогубые! – В дверь просунулась косматая голова Эгиля Спокойного На Веслах. – Хватит ржать, как саксонские лошади, спать давно пора, иль не заметили, как солнце село?

А ведь, действительно – не заметили. Угомонились быстро – за день-то не мало пришлось побегать – Эгиль был учителем суровым и спуску никому не давал, даже своему внучатому племяннику Снорри.

Эгиль прошелся меж широкими лавками, оглядывая спящих. Вот Ингви, вечно взъерошенный и чем-то похожий на воробья-переростка, нескладный, эдакий недотепа с виду – однако жилистый, упорный, выносливый и далеко не дурак. Вот, на соседней лавке храпит Харальд Бочонок, толстый, подвижный и даже во сне улыбающийся. Круглое лицо, нос картошкой, лезущие в глаза волосы цвета прелой соломы – казалось бы, обычный деревенский простак, ан нет! Совсем не таким простоватым был Харальд. Напротив Харальда – Хельги, сын Сигурда-ярла. Светловолосый, синеглазый с тонкими чертами лица и чуть припухлыми губами – такой должен нравиться девчонкам, да, похоже, на уме у него покуда лишь одна Сельма, дочка Торкеля-бонда с дальнего Снольди-Хольма. Она же, похожа, зацепила и красавчика Фриддлейва, сына Свейна Копителя Коров. Напротив Фриддлейва – Дирмунд Заика, себе на уме. Не нравился этот парень Эгилю, хоть и знаком был с самого детства, было в Заике что-то нехорошее, подленькое, что, может быть, и сойдет на нет постепенно, под влиянием совместного обучения… а может, и не сойдет, останется – знал Эгиль и подобные случаи. За Дирмундом – лавка его дружка Хрольва, дежурившего ныне у очага. Хрольв – приблуда, принятый в род несколько лет назад, Эгиль хорошо помнил, как тот дичился первое время, даже боялся спать вместе со всеми – убегал к коровам, на сено. Хрольв, конечно, поглупее Заики будет, да и злобен изрядно – ну, то черта, для воина отнюдь не лишняя. Снорри… Вот он, малыш, ворочается, не спится ему что-то: гонял его Эгиль больше других, чтоб, несмотря на возраст, стал Снорри хорошим воином. Подойдя к спящему Снорри, Эгиль по-стариковски погладил его по волосам. Спи, спи, малыш… младой возраст – штука быстро проходящая…

Обойдя всех, Эгиль улегся сам и тут же захрапел, едва вставил в пазы спальную доску, превращающую обычную широкую лавку во вполне комфортное ложе – при всем желании не свалишься с такого, как не вертись.

Хельги почему-то не спалось. Грезилась Сельма, да и громкий храп Эгиля был слышен даже здесь – в заднем углу дома. Напротив Хельги ворочался малыш Снорри. Видно, тоже никак не мог уснуть. Хельги запоздало пожалел о своей шутке по поводу поцелуев – нехорошая какая-то получилась шутка, надо будет при случае загладить вину перед Снорри. Впрочем, похоже, как раз сейчас наклевывался подходящий случай.

Хельги осторожно приподнялся на ложе.

– Снорри, эй, Снорри! – прошептал он. – Ты же не спишь, я вижу.

– Не сплю, – тихо откликнулся Снорри. – А что?

– Кажется, Хрольв Приблуда задремал у очага.

Снорри повернул голову, присмотрелся. Затем согласно кивнул. Ну и сторож этот Хрольв! Так в походе враги всем головы поотрезают, с таким-то стражем.

– Давай-ка привяжем к его поясу котел – то-то с утра будет потеха!

Снорри не пришлось уговаривать дважды. Правда, не ожидал он такого от Хельги, ну да… Быстро соскочив с лавок, «заговорщики» тихонько подобрались к очагу, около которого, упершись лбом в поддерживающую крышу вертикальную балку, спал Хрольв Приблуда. Хрольв чему-то кривовато улыбался во сне, из полуоткрытого рта его стекала тонкой нитью слюна.

– Видно, девки снятся! – со знанием дела пояснил Хельги, и Снорри зажал себе рот рукою, чтобы не рассмеяться.

К поясу и ногам Хрольва они привязали буквально все, что обнаружили рядом, благо веревок в доме хватало: большой котел, свисавший с потолка на толстой цепи, два котелка поменьше, сучковатое осиновое полено, деревянную бадью с водой и недоеденную кабанью голову, недавно присланную в качестве подарка Свейном Копителем Коров, отцом красавчика Фриддлейва. Полюбовавшись в смутном пламени очага делом рук своих, Снорри и Хельги остались крайне довольны. Правда, последнему этого показалось мало.

– Смотри-ка, Харальд как разоспался! – шепнул он, останавливая Снорри. – Ишь, вытянул руки… Слушай, там, у очага, где-то был окорок… Тащи-ка его сюда… Эх, жаль, в одежде все спят, так бы рукава связали… Ну, да ладно. Давай-ка, Заику к ложу привяжем!

Ни один из спящих не остался без внимания орудующей в доме парочки, даже старый Эгиль – тому тщательно заплели бороду в длинную толстую косу. Осмотрев все, Хельги и Снорри довольно переглянулись и потерли руки.

– Ну, вот, теперь можно и поспать. – Почесал живот Хельги. – Прикинь, какой утром переполох будет.

– Да уж. – Согласно кивнул Снорри и, проходя мимо так и не проснувшегося Приблуды, зацепился ногой о котелок.

Котелок со звоном опрокинулся…

Встрепенувшийся Хрольв спросонья задергал ногами, да с такой прытью, что зазвенело все, что можно, кабанья голова попала в очаг, туда же со страшным грохотом свалился и сорвавшийся с цепи котел.

– Иотуны! – дико закричал пришедший в себя Хрольв. – Иотуны! Великаны!

Все, как один, вскочили с лавок… Вернее, те, кто смог. Некоторые – привязанные – остались, не понимая, какая колдовская сила их держит.

– Великаны! Великаны! – прыгая вокруг очага и звеня привязанными к ногами котелками, нагнетал обстановку Хрольв. – Я прогнал их, прогнал!

– Что, что случилось? – Спрыгнув с ложа, схватился за секиру Эгиль, привычно погладил бороду… С бородой явно было что-то не то.

Разбуженный Харальд Бочонок потянулся к мечу… и вместо него вооружился окороком. Рядом, не в силах оторваться от ложа, грязно ругался Заика.

– Великаны! Великаны! – носясь по всему дому, дико гомонил Хрольв. – Я видел их, видел! Почти убил одного вот этим вот мечом.

– Ах, чтоб тебя! – заругался красавчик Фриддлейв, со всей дури ударившись ногой об опрокинутую бадью.

Ингви Рыжий Червь молча освобождался от пут.

Наконец, по знаку Эгиля, все выстроились на поляне перед домом. Сменили часовых на улице – те клялись всеми богами, что в глаза не видали никаких великанов, вообще никого не видали.

– Даже зверь лесной вокруг не шатался, – доказывал один из стражей – Норм из Снольди-Хольма – низенького роста, коренастый, он выглядел довольно комично, когда, потрясая копьем, призывал в свидетели самого Одина.

В общем, порешили, что дело темное. Йотуны не йотуны – а без троллей тут явно не обошлось, хотя Хрольв упорно твердил обратное.

– Какие тролли?! Великаны то были. Я лично видал двух: один огромный, как скала у ручья, другой маленький, злобный.

– Что ж ты не поразил их секирой, Хрольв? – невзначай поинтересовался Хельги, но Приблуда лишь отмахнулся.

Разговоров о ночном происшествии хватило на три дня, да и потом частенько вспоминали этот случай – даже сам Эгиль Спокойный На Веслах. Спорили до хрипоты: тролли то были или в самом деле великаны. Хельги невозмутимо поддакивал, а малыш Снорри старательно прятал глаза и невпопад хохотал.

На следующий день Эгиль разделил отряд на две группы: «Медведи» и «Рыси». В «Медведи» попали Дирмунд Заика, Хрольв, Фриддлейв, Харальд Бочонок и еще несколько парней с дальних хуторов. Остальные – Хельги, Ингви Рыжий Червь и малыш Снорри – оказались «Рысями» и должный были, по мысли Эгиля, совершить диверсию в укрепленном лагере «Медведей», который тем следовало разбить за ночь в неизвестном для соперников месте.