Бабушка, у которой был танк

– Ничего, привыкнешь. Нам же с пересадками. Ещё в Тюмени станешь культурным человеком.

Начальница аэропорта, она же кассирша, выдала им билеты. Предупредила, чтобы не мешкали при посадке. Самолёт здесь долго не задерживается. Скинет мешки с почтой, заберёт пассажиров и сразу улетает. Взяв билеты, они снова сели на скамейку у крыльца. Сидели молча, каждый думал о чём-то о своём. Понимали друг друга без слов. Молча закурили. Лёгкий осенний ветерок трепал чёрные кудри Василия. Он сидел в задумчивости, смотрел на далёкие таёжные сопки. Местами тайга, словно в огне – тут и там разбросаны красно-жёлтые пятна на зелёном ковре хвойного леса – березняки первыми вспыхнули от начавшегося осеннего пожара. Воздух свеж и прохладен. В далёких низинах болот белым одеялом лежит туман.

С небесной вышины доносилось еле слышное гоготание.

– Валерка, гуси! – Василий посмотрел вверх.

– Где?

– Вон они, левее смотри, – показал рукой Василий.

– Вижу. Странно, кружат в беспорядке…

Большая стая кружилась над болотами. С каждым кругом гуси подымались всё выше и выше.

– Прощаются со своими озёрами.

Гуси разом загоготали и, закончив подыматься ввысь, перестроились. Три больших клина один за другим поплыли в безоблачном небе. Гуси кричали, казалось плакали, и в этом плаче слышалась горечь прощания с родными местами на долгие месяцы зимы.

– Не все долетят до тёплых стран, – Валерий прикрыл ладонью глаза от слепившего солнца. – Кажется, сокол. Словно пастух, сопровождает – в некотором отделении от гусиных клиньев угадывался силуэт хищной птицы.

На крыльцо вышла начальница вокзала. Облокотившись о перила, провожала взглядом улетающих гусей.

– Вот и полетели, родимые. Дай бог вам всем вернуться, – ни к кому не обращаясь, произнесла она.

Гуси улетали всё дальше и дальше, растворяясь в голубом горизонте, только порывы ветра ещё доносили их плач. Вслед скользил сокол. Так и полетит он вместе с ними на зимовку, время от времени взимая свою кровавую дань.

Судя по расписанию, самолёт опаздывал на полчаса. Всем уже надоело всматриваться в горизонт, откуда он должен появиться. Первой его увидела начальница вокзала.

– Летит!

Над горизонтом между двух сопок появилась чёрная точка. Она всё время приближалась, увеличиваясь в размерах, пока не превратилась в трудягу АН-2. Ветер был встречный. Самолёт уже близко, а шума мотора совсем не было слышно. Казалось, что он парит над тайгой.

– Где его встречать, мамаша? – обратился к начальнице Валерий.

– Ждите здесь, а как сядет, сразу бегом к нему, – ответила она и скрылась за дверью.

Вскоре она вышла, таща большой кожаный мешок.

– Здесь письма, захватите с собой.

Валерий взял мешок.

– Ого! Ничего себе мешочек! Никогда бы не подумал, что письма такие тяжёлые, – он засмеялся, – наверное, про любовь оттого и тянут. Каменный век. В Тюмени в первую очередь куплю сотовый!

Сделав два круга, самолёт пошёл на посадку. Колёса коснулись земли, он вздрогнул и покатился к дальнему концу поляны.

– Вперёд, Васька, за мной! – крикнул Валерий.

Не дожидаясь, пока самолёт остановится, он взвалил на спину мешок, схватил чемодан и побежал. Пробежав несколько шагов, Валерий увидел, что бежит один, и обернулся. Василий всё так же сидел на скамейке и задумчиво смотрел на таёжные дали. Ветер выхватывал из его рук обрывки билета и разносил далеко по полю. Потрясённый этой картиной, Валерий остановился, не в силах сказать ни слова. Затем его словно прорвало.

– Васька, ты спятил? Ты зачем порвал билет?

– Ты уж извини, Валерка, лети один. Вот, билет случайно порвал…

– Не дури, Васька. Я куплю тебе другой билет. – Валерий рванулся к крыльцу, но Василий схватил его за руку.

– Не стоит, я уже всё решил. Я вот только сейчас, Валер, понял, что не смогу просто так отсюда уехать.

– Да ты в своём ли уме? Гнить в этой глуши! Целых два года здесь вкалывали! Теперь хватит, надо погулять – и устраивать жизнь. Ты только подумай, как мы с тобой погуляем на Большой земле! – кричал Валерий, никак не хотевший согласиться с тем, что вот так расстанется с другом.

– Успокойся, Валерка. Я здесь решил свою жизнь устраивать. Полюбился мне Север, сомневаюсь, смогу ли вообще, когда-нибудь отсюда уехать. Даже не могу себе представить жизни без тайги, без крика гусей в небе. Да и ребят не могу оставить, ведь два года вместе. Нет, не могу. Лети один. А может, тоже останешься? – Василий вопросительно посмотрел на друга.

– Нет! С меня хватит, покормил мошкару, помёрз в вагончике, помок под дождями. Теперь пусть другие, кому охота, я себе заработал, а тебе что, мало?

– Так ведь не в деньгах дело! – закричал Василий, – полюбились мне эти края, запали в душу – вот где они теперь! – он прижал руку к сердцу, – не смогу я без Севера, без этого неба, без этих гусей.

Валерий не спеша поставил чемодан на землю, бросил мешок. Ему первому надоел их напыщенный диалог. Лицо скривила ехидная усмешка, освободившейся рукой он полез в накладной карман.

– Павлины, говоришь… Ну-ну, – голосом Сухова из «Белого солнца пустыни» начал Валерий, – может, ещё скажешь, что тебе за державу обидно, остаёшься Север поднимать? – пнул мешок с почтой ногой, – здесь ещё люди письма пишут. Тебе это надо?

Василий молчал, только носок его ботинка постоянно чертил дугу по земле, выдавая его напряжение.

– Может, не из-за гусей остаёшься, а дело в гусыне. На деревенскую девку решил всё поменять. На, смотри! – он тряс перед лицом друга новенькую сберкнижку с приклеенной к ней скотчем пластиковой картой, – нет, ты смотри – вот здесь уместились мои два года жизни, а теперь я хочу их вытащить назад. Здесь много девочек на магнитной ленте. Ну зачем она тебе нужна? Приедет новая вахта, и она тебя забудет, – он начал срываться на крик, – ну какая любовь?! – ей восемнадцать лет, ей ещё гулять и гулять надо!

Василий молчал, отвернув голову в сторону, только носок ботинка немного замедлил амплитуду движения по земле.

– Думаешь, ты у неё единственный, Ромео? Может, рассказать, где у неё родинки. – Валерий использовал последний аргумент, надеясь переломить ситуацию, но запрещённый приём дал обратный эффект.

Носок ботинка замер, так и не начав новую дугу. Василий медленно повернул голову в сторону друга, теперь уже бывшего. Под его взглядом тот даже отшатнулся на шаг назад. Василий так же молча вытащил точно такую же сберкнижку с пластиковой картой. Под ноги бывшему другу полетели рваные куски ранее вожделенной сберкнижки и треснувшая пластиковая карта. Ветер уносил их вслед за билетом, голубые листочки со столбцами цифр. Голубая мечта на голубой бумаге вдруг почему-то перестала быть голубой. Плотные обрывки обложки цеплялись за скошенную траву, но ветер оказался сильнее.

Из шокового состояния Валерия вывел оживший колокол громкоговорителя. Начальница что-то кричала друзьям. Он зло сплюнул, подобрал чемодан с мешком и побежал к самолёту. Вдогонку ему ветер гнал обрывки листка блокнота с его адресом, что они написали друг другу перед отъездом. У трапа оглянулся, рубанул рукой воздух, словно отрезал пути назад, и исчез в чреве машины. Взревел мотор. Самолёт развернулся и побежал по полю. Пролетел над домиком, едва не задев колёсами антенны, помахал на прощанье крыльями и взял курс на Тюмень. Рокот мотора доносился всё тише и тише и скоро стал совсем не слышан. Самолёт превратился в точку едва заметную на горизонте. На земле остались лежать два мешка с почтой, выброшенные лётчиками. Василий провожал самолёт взглядом, пока он совсем не растворился в небесной синеве.

На него с удивлением смотрели начальница вокзала и радист, вылезший из своей каморки.

– А ты что остался? – осматривая его с ног до головы подслеповатыми глазами спросил радист.

– Судьба такая. Рюкзачка у вас не найдётся, а то несподручно с этим по тайге, – Василий показал на чемодан.

– Должен быть, – ответил радист и скрылся за дверью.

Не прошло и минуты, он появился, держа в руках потёртый рюкзак.

– Знатный рюкзак.

– Да, где он только со мной не бывал. Теперь новый купил, а этот как-то всё не выкинул, – радист подал рюкзак Василию.

Василий переложил в него свои нехитрые пожитки, а чемодан поставил на крыльцо.