Тень Земли: Дар

Неведомых истин, лишь в их головах обитающих тайно,

И прочие, разум презревшие, гневом живущие темным,

И с ними иные, несчастные, битые злобной судьбою,

Однажды погубят его и низвергнут в холодную яму,

Где белое черным, а черное белым внезапно предстанет,

Где время, смешавшись, откроет изнанку судьбы неизвестной…

Это было уже не пение, а еле слышный прерывающийся шепот. Теперь он прервался окончательно. Боян умер.

Отшельник прочитал короткую молитву и перекрестил усопшего. А потом долго сидел у смертного ложа, думая о пророчестве. Что это: бред сумасшедшего или предвидение блаженного, вложенное ему в уста самим Богом? Услышанная единственный раз песнь на удивление легко запечатлелась в памяти, Прокл помнил сейчас каждое слово.

Послышался частый треск и короткое шипение – свеча догорела, фитиль плавал в жидком воске. Пламя мигнуло и погасло. Пещеру затопил мрак. В темноте будто слышнее стал шум дождя. И сквозь этот шум – ржание лошади.

Своды пещеры озарились сполохами огня – словно далекие молнии осветили скалы. Неясные отблески становились все ярче и вдруг заметались неистово багровыми пятнами. Свет факелов ворвался в убежище, осветил двоих старцев – живого и мертвого. Фигуры в звериных масках возникли бесшумно, и огонь заиграл на обнаженных клинках.

Двое рванулись к усопшему, оттолкнули отшельника.

– Пророк мертв! – возгласил один.

Другой ударил ятаганом и поднял за волосы отрубленную голову:

– Теперь мертв.

– А этот, второй? Убить?

– Ослепите его и на колесо. Там работать некому – людишки дохнут как мухи.

– Нет! Убейте его!

Фигура в маске быка обернулась на голос:

– Уж не ты ли, монах, осмелился мне перечить?

Из мрака выступил человек в черной рясе, с обожженным лицом и дьявольским взглядом.

– По воле наместника! Если он слышал пророчество, убей его.

Бык расхохотался свирепо и мрачно:

– Наместник? Здесь, в этой пещере, нет для тебя, монах, наместника, кроме меня. Ослепите его, – он указал на лежащего Прокла, – пусть поработает на благо наместника.

Когда промелькнула первая страшная боль и пустые глазницы наполнились тяжелым горячим мраком, Прокл вдруг почувствовал, как снизу, от самой земли, его тело наполняет неведомая могучая сила. Боль его прошла, и раны мгновенно закрылись. В голове на удивление ясно встал образ могучего витязя. И Прокл увидел своих мучителей, их яркие факелы и черные души. Его связали и бросили наземь. Поволокли.

В рабство!

Но он уже знал, что будет, и не сопротивлялся, не старался убить себя, подставив голову острому камню. Двое волокли его по тропе над пропастью. Прочие уже умчались – топот и ржание стихли в дождевой серости занимающегося утра. Камни зашевелились сами собой и два отчаянных крика оборвались на дне ущелья, где резвился под дождем горный ручей. Веревка скользнула с рук и ног, словно озерная тина. У начала тропы лежал конь со сломанной ногой, брошенный хозяевами на погибель. Прокл ощупал распухшую ногу, встретил обреченный взгляд животного и вдруг увидел, как просветлел этот взгляд. Конь легко поднялся и склонил шею.

– Судьба надолго свела нас, мой друг, – тихо сказал ему Светлый монах и вспрыгнул в седло, словно молодой витязь. – Скачи на восход!

Амулет

Жизнь Глеба Калинина шла сама по себе. Как облака плывут высоко над городом, или как вода течет по широкому руслу – без проблем. В то время, когда начиналась эта история, ему было тринадцать лет, он учился в обычной школе. После школы… Нет, не всегда после. Иногда и во время занятий он ходил в самый обычный компьютерный клуб. Да, в те времена все ходили в компьютерные клубы, чтобы поиграть. Обычная школа, обычный компьютерный клуб, обычный паренек – отличненько все совпадало! Вероятно, это и называется «нормально». А когда обычное течение времени вдруг нарушается – вот тогда-то и начинается настоящая игра. Еще ее называют реальной жизнью, имея в виду всякие взрослые сложности. Да, и еще, когда невозможно переиграть. Но в компьютерном клубе об этом не задумываешься. Просто некогда.

…Патроны – три обоймы. Автоматическая винтовка – готов! Впереди двое. Снял! Немного вперед. Обернуться. Еще одного снял сзади. Справа коридор. Ящик. Гранаты!! Восемь штук. Коридор уходит круто вниз – гранату туда. Ох! Влепили ракетой. Ничего, аптечка есть. Вперед. Конец коридору. Простор. Хлоп, хлоп – подлый снайпер! Его не достать без ракетницы. О, тут и еще кое-кто. Какой крутой! Назад в коридор! А там уже… Три гранаты хватит? Еще хотите? Нате еще. Теперь чисто. Назад, к развилку. Ну и темень в этих пещерах. Что… Чего тут? За ноги кусать? Вот вам. Эх, патроны кончились. Тогда бежать и больше ничего. И только вперед…

Понятно каждому, что в предыдущем абзаце просто некуда вставить даже маленький кусочек обычной скучной школьной реальности. Только когда сохранишься в хорошем месте, врывается иногда мысль: третий час сижу, пора домой.

Геймеру забавно думать, что есть люди, которые так постоянно и живут в реальности. Глеб знал таких ребят, но не понимал, как можно прожить без игры хотя бы один день. А если о взрослых подумать – им еще и работать приходится, так это ж вообще веревки!

И еще забавно Глебу было бы знать, что пока он в клубе отстреливает монстров из системы Мок, что в созвездии Рыси, на обычной помойке у его реального дома сидит его знакомый – обычный серый кот и думает, облизывая усы после редкого лакомства:

„Жить-то, разумеется, можно как-нибудь, если не попадаться на глаза некоторым“. – Кот вздыхает и принимается выкусывать блох из хвоста, о котором в последнее время очень заботится. – „Э-э-х, хвост! Был когда-то! А теперь только полхвоста, как обрубок метлы. Мяу! Идет кто-то!“

Он вздрогнул, мигом слетел с мусорного контейнера и юркнул в кусты; лишь потом оглянулся и увидел безобидную старушку.

„Нервы! – подумал кот. – Она бы меня не тронула. Интересно, что у нее в ведре? Неплохо бы ин-дентифин-цировать“.

Старушка вывалила мусор и долго выбивала железное ведро об угол контейнера. Кот прижал уши и вздрагивал с каждым ударом: невыносимый шум! Когда старушка ушла, вернулся на прежнее место и принюхался.

Порции мусора, которые люди выносят на помойку, иногда представляют интерес, но это дело случая. А вот Глеб всегда специально приносит что-нибудь вкусненькое. Пора бы ему уже прийти из школы (кот ничего не знал о компьютерных клубах), может, у него осталась колбаска или полстаканчика йогурта? Кот спрыгнул на асфальт и пошел к подъезду, в котором жил Глеб Калинин.

Вот на этом-то коротеньком отрезке асфальта спокойно текущее время вдруг споткнулось, и у некоторых все пошло наперекосяк.

Глеб издали увидел знакомого кота, лениво шагающего по нагретому солнцем асфальту. Лень сделала кота беспечным, и он поздно заметил Анфису Рюшину, которая преследовала его с детской аптечкой в руках. Этой девочке было тогда всего восемь лет, но кошкам, маленьким собачкам и птицам не следовало попадаться ей на глаза.

– Стой! – крикнул Глеб и бросился на выручку своему грязному другу.

Кот испугался и припустил. Анфиса тоже прибавила скорость, шлепая сандалиями и бренча содержимым аптечки. Кот пронесся мимо двух старушек на скамейке и скрылся в подъезде. Там было две лестницы, одна вела вверх, а другая вниз, в подвал. Он, по привычке, побежал вниз. Дети за ним.

Так, один за другим, они вбежали в открытую дверь подвала. А затем и дальше – в самую глубь, в самый дальний угол, где среди ржавых труб и пыльных кирпичей кончался тусклый свет электрических ламп.

– Ай, паутина! – вскрикнула Анфиса.

Тут-то Глеб и догнал ее, и она завертелась, стараясь вырваться из рук мальчишки.

– Оставь кота! – потребовал он и хотел добавить «дура», но сдержался.

– Отстань! – девчонка пустила в ход зубы, вырвалась и побежала к выходу.

Теперь лампы, почему-то, не горели, зато впереди сияло солнце, и вскоре сырой подвал остался позади. Глеб налетел на застывшую Анфису и растянулся на земле. Анфиса даже не стала обзываться, как это принято у девчонок, если их случайно заденут; она стояла с открытым ртом и таращилась, казалось, во все стороны одновременно. Глеб осмотрелся и понял, что они вышли не туда, откуда вошли.

Они оказались на поляне между высокими дырявыми холмами. Земля вокруг и сами холмы были покрыты бурым мхом. Кое-где проступала вялая трава с каким-то серым налетом. Редко росли кустарники и деревья – тоже нездорового вида.

– Где это я? – прошептала Анфиса.