Ваше благородие, бомж

– Одну секундочку! Кто это?!

– Неважно. Я вам еще позвоню.

***

Луч света скользнул по глянцевым от влаги стенам, замер желтым размазанным пятном на потолке. Комлев Георгий Викторович прищурился. Темный от времени свод подвала пятнали крупные капли. Он потрогал ближайшие пупырышки пальцем, удивленно изогнул бровь. Капельки на потолке оказались окаменевшими. Еще не сталактиты, но уже кое-что. Из таких вот крохотных зародышей, должно быть, и вызревают постепенно огромные сосульки. Надо только чуточку подождать – лет этак с тысячу…

Из-за спины донесся задушенный хрип. Ерема с Лешим в соседнем зальчике дуплили Ката. Звуки ударов сопровождались потоками угроз и брани. Ребятки сами себя заводили, судя по всему – работали уже ногами.

Комлев поморщился. Свиньи! С кем же ему все-таки приходится якшаться! Быдло, годное только для самой черновой работы. Час назад втроем жарили телку, и вот уже двое гробят третьего. Только потому что так сказал хозяин. Впрочем, наверное, и правильно сказал. Кое-кто придерживался паучьей политики, разрастаясь ввысь и вширь, Насарпанов считал, что от шелухи просто необходимо время от времени освобождаться. Ядро есть ядро, его следует содержать в чистоте, все попутное – полезно лишь до первого перекрестка. Лучшие из лучших, разумеется, зачисляются в разряд неприкасаемых, но таких всегда было абсолютное меньшинство. Отработанный материал списывали и списывают в утиль. Так было проще, так было надежнее.

Комлев брезгливо высморкался, прислушавшись к затихающим звукам драки, вынул из прячущейся под мышкой кобуры пистолет, уверенным движением навинтил на ствол глушитель. Подвал был глухой и глубокий, однако береженого Бог бережет. Да и не терпелось опробовать новинку. Партию глушителей привез приятель из Германии. В отличие от российских, эти были на порядок компактнее, по заверениям дружка обладали вдвое большим ресурсом.

– Молчит, хозяин! – сзади, громко сопя, приблизился Ерема. – Похоже, все отдали. Иначе бы раскололся.

– Это уж точно.

Комлев спустил флажок предохранителя, подумал, что операций напрасных не бывает. Умный политик любую ситуацию способен использовать себе во благо. У Ката не оказалось припрятанных денег – и черт с ним. Полковник прав, им следовало давно избавиться от гнилой троицы, вот и представился удобный случай. Ребятки сами нашли этот подвал, в сущности подобрали для себя идеальное подобие склепа. Есть помощники на годы, а есть на дни и недели. С последними следовало расставаться без сожаления.

– Ладно, пойдем, – Комлев повернулся к Ереме. Стараясь не наступать на разбросанные всюду битые кирпичи, они прошли в соседний зальчик. Ерема по пути задел макушкой приземистый арочный свод, яростно зашипел.

– Твари пастозные! Кто этот подвал только откапывал!

– Кто откапывал, тех уж нет, – Комлев снова с любопытством огляделся. Без сомнения катакомбы по возрасту тянули за добрую сотню лет. Потемневший от времени кирпич, округло вздымающаяся кладка и никакого бетона. В нынешнем двадцатом веке так уже никто, пожалуй, не строил.

– Георгий Викторович! – Кат, угадав во тьме хозяина, метнулся к нему, быстро перебирая по полу коленями. – Падлой буду, все отдал!..

Нога Лешего ударила его в грудь, бросая на каменную шелуху. Кат захрипел. Разбитое в кровь лицо его жутковато поблескивало.

– Посвети-ка!

Ерема послушно поднял фонарь. Кат зажмурился от блеснувшей в лицо вспышки выстрела. Беззвучно дернул ногой и затих.

– Выше, – пробормотал Комлев. – Выше фонарь подними.

Леший прикрылся ладошкой.

– На меня-то зачем светить?

– А это, Леший, чтобы я ненароком не промахнулся.

Комлев снова выстрелил. На этот раз пуля угодила в грудь. Нелепо перекрутившись телом, Леший повалился рядом с Катом.

– Черт!.. – Ерема ничего не понимал.

– Порядок! – успокоил его Комлев. – На Лешего пришла разнорядка. Сверху. Сам знаешь, как это бывает. Я-то против него ничего не имел, но кому-то он, видно, не понравился.

Комлев склонил голову набок, взглянул на перепуганного Ерему.

– А ты, я вижу, жалеешь дружка?

– Почему жалею?

– Да так, по глазам вижу.

– Я? С чего вы взяли? – Ерема судорожно подбирал слова. – Он жлоб был. Ни пивком угостить, ни в долг дать. Ничего я не жалею!

– Вот видишь! Было, значит, за что кончить гада. Все мы, братец мой, заслуживаем не самой лучшей участи. Про себя-то как думаешь? Грешен или не очень?

– Я? – Ерема совсем растерялся. Белесые его ресницы часто запорхали. – Я ж все, как вы… Никогда ничего против!

– Да? А Ката зачем дуплил? Собрата своего вчерашнего? Он-то, помнится, выручил тебя разок. Это когда, значит, катран накрыли. Тебе ляжку из «Макарова» прострелили, а Кат, дурачок такой, тебя на загорбке пер, до машины своей дотянул. Спас практически. А ты вон его как отблагодарил.

– Так вы же сами велели!

– Правильно, велел. Только ты ведь и возразить мог. Заступиться, так сказать, за корешка. Отчего ж не заступился?

Видимо, Ерема все понял. На глазах его выступили слезы, он упал на колени.

– Все сделаю! Любую падлу порву, только укажите!

– Ой, нехорошие вещи говоришь!

– Самую пакостную работу! Замочить кого, опустить… Только не убивайте!

– Не надо, Ерем. Жизнь в сущности – короткий перегон от станции к станции. Что поделаешь… Нынешний твой отрезок получился не самым лучезарным. Вот я и хочу тебе помочь, понимаешь?

– Георгий Викторович!..

– Брось, Ерема! Против кармы не попрешь, и, как знать, следующая твоя жизнь, следующая суть могут оказаться лучше. Даже наверняка так оно и выйдет, уж ты мне поверь. Главное, чтобы ты сейчас осознал, кто ты есть. Не умом, а сердцем осознал. Тогда знание перейдет с тобой в следующую жизнь. Появится шанс, Ерема! Шанс превратиться из навозного жука в личность.

– Георгий Викторович! За что?! Ведь я…

Комлев увидел тянущиеся к нему дрожащие руки Еремы – те самые руки, которые только что дуплили Ката. Мощные ладони, сбитые в кровь костяшки. Внимательно посчитать, так ужаснешься, сколько же ребер и зубов Ерема сокрушил этими трепещущими ручонками.

Он не стал тянуть. Палец мягко придавил спусковую скобу. Пистолет выплюнул пулю в лицо Ереме, опрокинул на пол. Ни стонов, ни всхлипов, одна только величественная тишина – то, что и должно властвовать в подземелье. Комлев с наслаждением зажмурился. Физические тела убитых умрут в течение суток, на седьмые в астрал уйдет три четверти нынешней их сути, на сороковые растворится последнее самое призрачное из тел. Состоится таинство возрождения. Кто знает, возможно, в иных оболочках и у других родителей эти обормоты и впрямь будут счастливы?

Свинтив глушитель, он сунул пистолет в кобуру, посветил фонарем вокруг себя. На темном полу гильзы сверкали точно золотые самородки. Подобрав их, Комлев неторопливо зашагал к выходу из подвала…

День ослепил его, заставил зажмуриться. Слишком силен был контраст меж оставленным за спиной царством Тартара и этим залитым солнцем пространством. Часто моргая, он беспомощно протер веки. На небо было невозможно взглянуть, даже грязненький, открывшийся справа пруд был цвета сверкающего антрацита. Пройдя чуть вперед и широко размахнувшись, Комлев выбросил гильзы в воду. Достав платок, промокнул слезящиеся глаза, глядя под ноги, приблизился к бежевому «Форду».

Верно, этот свет и сослужил ему скверную службу. Он не заметил того, что обязан был заметить. Сигнализация пискнула, как и положено, однако дверца отворилась почему-то с трудом. Он не обратил на это внимание. В кабине еще раз протер глаза, обмотал глушитель платком, бросил в кожаную сумку. Ноги привычно легли на педали, ладонь – на рычаг переключения скоростей, и только тогда он почувствовал, что в машине он не один. На мгновение Комлев замер, пытаясь проанализировать ситуацию. Не дожидаясь команды, рука сама поползла за пазуху к кобуре. И тотчас что-то металлически жесткое уперлось ему в шею.

– Не дергайся, Гоша! Я выстрелю раньше.

– Кто ты?

Сзади послышался смешок.