НА КРЮЧКЕ

– Может, отойдет еще, а?

– Уже отошел.

Алена запричитала, по-бабьи завсхлипывала.

– Что же с матерью-то его будет? Единственный сын был. И не ссорились даже никогда, мирно жили.

Дмитрий и сам припомнил тусклое, вечнопечальное лицо матери парня. Еще не старая, но уже пожилая. Простенькое платьице, сумочка с подшитыми углами, а ручка изолентой голубой обмотана. Настроение окончательно испортилось. И зачем, спрашивается, вспомнил?

– Ладно, Ален, пойду я. Дианы все равно нет, а я тут вроде как посторонний. На вот, передай ей торт, когда подойдет.

Но, увы, посторонним Дмитрий все-таки не был. Он это понял, едва спустившись вниз. Потому что увидел ту самую вечнопечальную женщину. Мимо проскользнуть не удалось, они столкнулись почти в дверях. Выглядела мать Женьки как обычно усталой, в глазах тлело привычное покорство судьбе. Всмотревшись в застывшего на ее пути молодого человека, женщина неуверенно поздоровалась. Он разлепил губы, но ответить не смог. Только молча шагнул в сторону, уступая дорогу. И отчетливо ощутил взрыв. Где-то глубоко внутри. Словно незримая рука сунула в грудную клетку гранату без чеки. Рвануло так, что захотелось стиснуть виски руками, зарычать разъяренным зверем.

Выбежав из подъезда, он быстрыми шагами пошел прочь от дома.

***

Дмитрий действовал по наитию – без четкого плана, без каких-либо прикидок. Это было неумно и это было неправильно, но надо было затушить пожар в груди, и он тушил, как умел. По опыту и по прошлой войне он прекрасно знал, что иногда выгоднее и мудрее – ждать, однако если на лампу подать вместо положенных двухсот двадцати вольт неположенные триста восемьдесят, она не выдержит и перегорит. Люди, конечно, не лампы, но тоже способны выдерживать перегрузки далеко не всегда.

Приятеля Женьки, Цыпу, ему удалось подловить у бараков, что теснились неподалеку от автовокзала. Именно здесь тусовалась Женькина компаха. Узнать Цыпу оказалось непросто. Пацаны походили друг на дружку как братья близнецы – одинаковые чумные лица, мятые джинсы, потертые кроссовки. Сидя на корточках и посасывая баночное пиво, они медлительно гадили на асфальт семечной шелухой, лениво прислушивались к заунывному рокоту магнитолы. Самый плечистый крутил на пальце цепуру, его сосед лихими щелчками раскладывал и складывал китайский нож. По счастью, память у Дмитрия была цепкой. Нужного тинэйджера он все-таки углядел, подойдя ближе, стиснул парня за локоть.

– Отойдем-ка, сеньор!

– Куда это еще? – голос у Цыпы оказался скрипучим и громким. Фанеру бы пилить таким голосом, а не барабанные перепонки мучить.

– Не меньжуйся. Всего-навсего, на пару слов. – Дмитрий нетерпеливо потянул за собой паренька.

– Э-э, мужик! Ты чего, в натуре?

– Давай, давай, шевели ножками. – Не обращая внимания на недоуменные взоры сидящих, Дмитрий отвел Цыпу в сторону, еще раз внимательно вгляделся в прыщавое лицо подростка. Узенький лобик, ноздревая кожа, тяжеловатая челюсть – увы, генетика нарождающегося поколения явно менялась к худшему. А уж с помощью спида и первого друга цивилизованных катакомб Гер-герыча измолоть нацию в труху вовсе не составит труда. Еще, говорят, и превентин повалил. Зараза, еще более опасная, чем героин, от которой загибались в пару месяцев.

– Ты ведь знал Женьку, так?

– Ну?

– Тогда коротко и внятно подскажи, кто вам толкал наркоту? К цыганам ездили или еще куда?

– Какие цыгане? Чего ты, в натуре, пургу гонишь?

– Пурга у вас в котелках, придурок! Женька твой коньки откинул. Вколол дозу и уплыл.

– От ширева?.. Что, правда, что ли?

– Кривда! Придешь на похороны, сам убедишься.

– Да он же утром еще живой был!

– А сейчас в подъезде лежит. Холодный. На коленях баян, так что тут и доказывать ничего не надо.

– А чего доказывать-то?

Дмитрий стиснул пальцами костлявое плечико подростка.

– Мать его там, понимаешь? Он мертвый, а она возле него… Или не доходит?

– Так ведь я ничего. Тут такое дело… Как уж фортуна повернет…

– Короче! Либо ты прямо сейчас называешь мне вашего продавца, либо всю вашу кодлу мы плотненько берем в оборот.

– А мы-то здесь причем?

– Притом, что за друзей своих надо отвечать. А вам на них, видно, чихать. Загнулся, и хрен с ним! Так, что ли, получается?

– Чего ты! Жека нормальный был парень.

– Тогда говори – кто толкает вам «дурь»?

Цыпа, помешкав, кивнул в сторону перекрестка с ларьками.

– Подумаешь… Это все знают. Здесь и берем. По средам и пятницам у Варана. Деньги в окошечко суешь, и все дела. А в выходные на любой дискотеке можно достать. У цыган, конечно, дешевле, но чего туда ездить, когда этой хрени кругом полно.

– Ладно… Кто такой этот Варан?

– Я же говорю – продавец. Мурой лотерейной торгует. Типа лохотрона и прочей лабуды. Заодно дозу пацанам подбрасывает.

– Много подбрасывает?

– А я знаю? Сколько заказывают, столько и несет.

– Ну, а деньги на ширево где берете?

– Ты, мужик, заманал. Тебя-то это колышет?

Дмитрий за грудки рванул щуплого собеседника, на добрый вершок приподнял над землей.

– Кретин безмозглый! Вы же все тут покойники, неужели не ясно? Вам жить еще, может, год или два от силы! Помяни мое слово, половина сядет, другая сдохнет, как Женька!

Цыпа неуклюже бултыхал ногами. По лицу подростка было видно, что проникновенная речь Дмитрия не очень-то трогает молодую душу. Корочкой поросла душа. Ореховой скорлупкой. Тех, что сидят на игле трудно расшевелить словом. Чем бы потяжелее, так ведь тоже толку не будет.

Приятели Цыпы, следившие за разговором издали, шакальей стайкой потянулись в их сторону. Впереди шлепал разбитой обувью тот самый плечистый. Цепочка безостановочно крутилась на его пальце. Оно и понятно. Кубик Рубика – забава для примитивов, ну, а шахматы – те и вовсе для очкастых фуфырей. Другое дело – цепура, перышко с наборной рукоятью, колода картишек с раздетыми кралями…

– Чего там, Цыпа? Помочь?

Дмитрий недобро улыбнулся.

– Ну, давай, зови своих мозгляков. Посмотришь, что я с ними сделаю.

Тыквообразная головенка Цыпы неуверенно качнулась.