– А как же? Обязательно!..
Глава 2
Забегаловка оказалось не ахти какой, но котлеты с капустой в ней действительно нашлись. Перетрудившийся за день видик временно не работал, но Геннадия это вполне устраивало. Морису было все равно. Чавкая, он припал к тарелке, едва ее поставили перед ним на стол. Было ясно, что он голоден. Полюбовавшись аппетитом соседа, Геннадий попросил повторить порцию и ко всему прочему заказал бутылку вина.
– Это еще для чего? – Морис сухо сглотнул.
– Не волнуйся. Пропивать тебе более нечего.
– Тогда зачем?
– А затем, что мы идем к высшей форме эгоизма – ощущению чужой боли, как своей собственной! – продекламировал Геннадий. – Тебе ведь не сладко, это видно. В моих силах приуменьшить твои страдания.
– Кто страдает-то!.. Ничего я не страдаю!
– Ладно заливать. Не страдает он… Все мы – страдальцы разновеликой масти. Покажи мне хоть одного счастливого человека, и я отгрызу свою руку. Хочешь, правую, хочешь, левую. Когда про человека говорят, что он в прострации, на деле подразумевается, что он в просрации. Такой вот дурной каламбур. Мудрецы страдают от большого ума – практически также, как глупцы страдают от недостатка оного. Люди же среднего умишка мучатся оттого, что они средние.
Жадными глазами Морис проследил, как Геннадий разливает вино по неказистым фужерам.
– Ты сам-то, командир, к кому себя причисляешь? К мудрецам конечно?
– А вот и нет! К самой, что ни на есть, средней категории. Хотя и дипломат, между прочим. Пару лет оттрубил в Канаде, потом Англия, Люксембург… Сейчас вот накручиваю педали из братской Монголии.
– Не поглянулось у ханбатыев?
– Отчего же… Монголы – интересные люди. Только устал я, Морис. Опаскудили чужие красоты. На родину потянуло. Есть у меня, понимаешь, одна заветная программка. Можно сказать, правительственного значения. Все ждал и откладывал, а нынче решил взяться. Годы идут, солнце угасает. Если не я, то кто же?
– Кто же, если не я, – фыркнул Морис. – Прямо как в песне…
– Видишь, какой ты эрудит! Помнишь, – Геннадий поднял фужер. – Ну что, камарад? За все сущее на нашей грешной? Винцо, конечно, паршивенькое, однако виноградом чуток все же пахнет, – уже плюс! Короче, не будем привередничать. Ойкнули!
– Ойкнули, – Морис расправился с фужером в мгновение ока и снова схватился за вилку. Сжевав последний котлетный кус, блаженно вздохнул.
– Все, командир, можешь узлами меня вить, на голову ставить. С милым сердцем спою и станцую.
– Верно, и с теми риэлторами также получилось?
– Ну, не совсем, но в общем… Слаб я на эти дела, каюсь. Поднесли стакашек – вот и купили с потрохами.
– Продажный, выходит, ты человек?
– Продажный, как есть…
– Ладно, подумаем про твою цену… А пока зови меня Геннадием. Читал про крокодила Гену? Вот я и есть Гена. Не надо "командиров".
– Как скажете вашевысокоблагородь. Я теперь на все согласный.
– Ну-у… До высокоблагородия я, братец, не добрался. Хотя была одно время мыслишка стать "вашим благородием". А там – кто знает, может, и до "вашего превосходительства" дотянулся бы.
– Это, типа, до генерала?
– Вроде того…
– Уважаю… – Морис взглянул умоляюще. – Еще фужерчик не пожертвуйте, ваше благородие?
– Один нет, а больше, пожалуй, не стоит. Нам еще лететь и лететь. В целости и сохранности добраться до любимой родины.
– А далеко она – твоя родина?
– Четыре часа лету. Славный город Зарайск. Слыхал о таком?.. Ладно, молчи. Вижу, что нет. А зря. Город чудесный. Триста тысяч жителей, семь кинотеатров, одна филармония и три вполне приличных техникума. Один из них, между прочим, я и закончил. В энные сроки и в энном году.
– С золотой медалью, небось?
– Говорят же тебе, в энные сроки! Какая, к дьяволу, медаль! Тем паче, в техникумах медали не жалуют. Там дипломы предпочитают. Красные – тем, кто умеет прогибаться, синие – тем, кто ничего не умеет.
– А какой получил ты?
– Я, дорогой мой, получил справку об окончании. То, чего, собственно, и хотел.
– И уже потом со справкой перевелся в дипломатический корпус?
Геннадий улыбнулся. Сурово погрозил Морису пальцем
– Не прост ты, камарад! Ой, не прост! То-то я на тебя глаз положил. Если бы еще не этот свинский запах…
– А что запах? – Морис, кажется, снова готов был обидеться.
– Ты, брат, извини, но правда есть правда. Несет от тебя, как от дохлой псины. Табачище, мочища, тьфу! Тебя ж ни одна порядочная женщина близко к себе не подпустит.
– Вот уж и нет! – Морис понюхал собственный рукав, пожал плечами. – Самый нормальный мужской дух.
– Верно. И женщины от него валятся с ног, – Геннадий рассмеялся. – Хорошо, назовем это мужским духом. Подставляй фужер на добавку!
Забегаловка состояла из двух просторных комнат. В одной теснились столики для посетителей, во второй стоял обшарпанный бильярд. Даже сейчас, ночью, там вовсю шло сражение. Костяное перещелкиванье шаров напоминало далекую перестрелку.
– Может, допьем? – утерев ладонью губы, Морис нерешительно указал на бутылку. – Не оставлять же?
– Ужин оставь врагу, – задумчиво пробормотал Геннадий. – Не трогай. Это будет твоей первой проверкой.
– Проверкой?
– Именно! – Геннадий достал из кармана коробок, сунул в зубы спичку. – С пагубными привычками отныне покончено, Морис. Талдычат, что это трудно, но вот тебе мой собственный лучезарный пример. Я курил двенадцать лет и благополучно бросил. Правда приходится грызть теперь спички, но сие – мелочь недостойная внимания. Изумителен сам факт отказа. Заметь, абсолютно добровольного! Никакие врачи мне ничего не запрещали. Бросил, потому что обязан был одержать маленькую победу. И одержал. Что поделаешь, человек, Морис, без подобных побед вырастает размазней.
– Ага, вроде меня, – Морис потянулся к бутылке.
– Стоп! – Геннадий остановил его руку. – Кажется, командир здесь я, не так ли?
– Но ты же сам собирался угощать! Вспомни-ка!