– Что, Костик, очередная победа? – бильярдист в клетчатой рубахе с кием обходил стол, выбирая угол прицеливания. – Поздравляю.
К победам "кожаной курточки" здесь, видимо, привыкли. Никаких возгласов, никаких восторгов. Четверо продолжали загонять шары в лузы. У окна, раскинув ноги в омоновских башмаках, смолил самокрутку зеленолицый оборотень. Как известно, конопля здоровья не прибавляет. Терпкий голубой туман сгущался под потолком, лениво заглатывался чуть приоткрытой форточкой.
– Что же ты? – Геннадий подтолкнул Мориса. Тот уперся. Запрокинув лицо, горячечно зашептал:
– Ты не знаешь! Это же Костяй! Тутошний вышибала… Кладет на руках всех подряд. Он меня по стенке размажет!
– Сделай так, чтоб не размазал. Улыбнись, кашляни – дескать, услуга, только и всего.
– Может, нам это… В том зале кого поискать?
– Хренушки! Кандидатура выбрана. Твое право решать. Время на оформление билета еще есть, но уже в обрез. Так что не очкуй понапрасну.
Черт его знает, почему он послушался этого взбалмошного незнакомца, но так или иначе Морис решился, Морис напыжился. К "кожаной курточке" он двинулся на негнущихся ногах, но в развалочку. Так, видимо, ему думалось, исполняются особо опасные задания. И, пожалуй, если бы вышибала Костик-Костяй не заметил этого странного приближения, все могло бы обойтись более или менее безобидно. Однако Костик невовремя повернул голову, а подходящий храбрец глядел в пол, а потому не увидел устремленных на него глаз.
– Чего тебе, фраерок? – после победы Костик был настроен благостно.
– Тут это… Нитка тут, – Морис, как плохо смазанный механизм, наклонился и неловким движением оправил Костикову брючину. И тут же заторопился обратно.
– Сбрендил?! – амбал взбрыкнул мясистой ногой, недоуменно покосился на брючину. До поры до времени ошеломление пересиливало в нем злость.
– Молодец! – Геннадий хлопнул Мориса по плечу. – С проверкой, считай, покончено. А теперь займемся билетами…
За его поведением следили с напряженным вниманием, и дружеское похлопывание истолковали не в пользу гостей.
– Але, вы двое! – вышибала поманил гостей толстым коротышкой-пальцем. – Аллюром сюда!
– Все в порядке, мсье, – Геннадий широко улыбнулся. – Никаких обид. Никто никого не облевал, не оскорбил. Может, в бильярд одну блиц-партию?
– Сейчас тебе будет блиц-партия. Я сказал: аллюром! – слово "аллюр" Костику отчего-то особенно нравилось. Может он где-то его недавно вычитал и запомнил. Так или иначе, но отпускать эту напроказившую парочку он не собирался. Бильярдисты обратились в зрителей, забыв на время о своих шарах, и теперь Костик просто вынужден был играть на публику. Роль вышибалы обязывала.
– Вот видишь, еще один копрофаг, – Геннадий движением руки остановил двинувшегося было Мориса и сам зашагал к атлету. – Что за проблемы, Константин? Почему вдруг аллюром? А если у меня грыжа с геморроем? Или периартрит с коксортрозом?
– Наклонись, остряк! – палец-сосиска вновь энергично задергался. – Очень уж ты высокий.
– Нет, Константин, это тебе придется встать, – Геннадий все также широко улыбался.
– Что ж, напросился, циркуль, – Костяй тяжело и по-медвежьи поднялся. Выпрямившись, он оказался почти такого же роста, как черноволосый пассажир, только смотрелся куда более плечистым и мощным.
От страха Морис зажмурился и потому не увидел, как Геннадий рубанул Константина в челюсть. Глаза он открыл только когда услышал грохот. Вышибала падал, опрокидывая стул и столик, за которым только что мерился силами со своим партнером.
– Тресь, и в дамки! – жестко прокомментировал Геннадий. Взглядом пригвоздив дернувшегося было со стула зеленолицего, промурлыкал: – Анаша, анаша, до чего ты хороша… Дыми дальше, сокол, разрешаю.
Бильярдисты с киями, набычившись, смотрели на него. Глаза игроков не сулили ничего доброго. Он ответил им взором честного стахановца.
– Забыл предупредить, орелики, у меня пушечный удар и масса возможностей. И то, и другое одинаково страшно. Так что играйте в свои шашки и ни о чем не беспокойтесь, – повернувшись к обалдевшему Морису, Геннадий деловито пояснил: – Тяжелых людей бить опасно. Закон инертности. Запросто можно сломать позвоночник. Поэтому старался, как мог, и вот удача! – юный забияка жив и даже пытается подняться, что, кстати, врачами категорически не рекомендуется. С сотрясением мозга лучше отлежаться… Слышал, милок? Постельный режим и ежедневная клизма! Через недельку оживешь. Будешь внукам рассказывать, как повстречался с Кассиусом Клеем.
Было во всех его словах нечто пафосно-театральное, но в данном случае сказанное не расходилось с делом, и никто из бильярдистов на открытое противостояние не решился. Геннадий же, по всей видимости, ждал атаки, и они понимали, что он ждет, и это в еще большей степени сбивало их с толку.
– Ну что ж, нет так нет, сие разумно, – Геннадий подмигнул Морису. – Будем считать, что сеанс спиритизма прошел успешно. Айда на выход, сеньор?..
На улице оба на минуту задержались. Геннадий опять задрал голову. Морис машинально собезъянничал.
– Однако, небо тут у вас! Прямо загляденье!
– Небо – да…
Казалось, звезд стало еще больше. Они усыпали небо от края и до края – чья-то щедрая безрассудная глупость, чей-то широкий жест. Морису захотелось вдохнуть их в себя, вобрать смутную приятную грусть о далеком и прекрасном, никогда не соприкасавшимся с его вертлявой судьбой. Рядом восторженно прищелкнул языком Геннадий.
– Люблю вот так смотреть! Сам не знаю почему. Вроде как человеком становлюсь, прошлые жизни вспоминаю.
– Да… – туманно протянул бомж. Он не знал, что говорят в подобных случаях. Может быть, и случаев подобных в его жизни еще не бывало. Становилось зябко, мороз давал о себе знать. Немели губы, пальцы в варежках потянулись к ладоням, сами собой сжались в кулаки.
– Как думаешь, вдогонку не кинутся?
– Навряд ли, – Морис поежился. – Мне так мыслится, они тебя за мента приняли или за мафика крутого.
– Мафика? – Геннадий усмехнулся. – Забавное словцо…
– Ну да, какого-нибудь воротилу из пришлых. Таких трогать себе дороже.
– Тоже верно, – Геннадий опустил голову. – Ага!.. А это еще что за шхуна на горизонте! Взгляни-ка! Никак твой собрат?
По укатанному изморозью скверу, крадучись, двигался старик с палкой.
– Цыпа-цыпа! – он медленно приближался к стайке греющихся на люке водостока голубей.
– Это Никита. Охотник.
– Охотник? На кого же он охотится? На голубей что-ли?
– На них. Есть-то что-то надо. На детской площадке, под крепостью деревянной, у него хата замаскированная. Печная труба выходит через мачту с флагштоком. Вот он их и жарит там по ночам.
– Занятно, – Геннадий набрал полную грудь воздуха, по-генеральски гаркнул: – Эй, Никитка, здорово!
Голуби испуганно взмыли над сквериком, описав полукруг, понеслись к куполу аэровокзала.
– Что ж ты орешь, мил человек! – Никита трусовато всматривался в незнакомца. – Морис-дуралей, ты его, что ли, подначил?
– Не сердись, отец, – Геннадий уже шагал к охотнику.
– Как же не сердиться. Голубь – он ить зверь ловкий. Попробуй-ка пымай его голыми руками.
– Ты и ночами, значит, охотишься?
– А когда же еще? Днем-то мильтоны враз скрутят за такие дела.
Геннадий сунул руку в карман, вынул уже знакомый Морису портмоне.