Трёпки

Каждый день перехода был изнурительным и сложным. Иваныч разговаривал с собой о смысле жизни, о дружбе, о человечности, о любви, которую потерял безвозвратно, об отношениях с родителями, которых не видел несколько лет. Он дал себе клятву. Если он вернётся после этого тяжёлого похода, то первым делом навестит их. А ещё он вспоминал любимые стихи и песни. Окуджава, Высоцкий, Визбор, Розенбаум… Иваныч пропевал одну за другой, настроение улучшалось. Если забывал слово, то напрягал мозг и пел до тех пор, пока слово не находилось:

Меняет русла рек, срывает горы,
И в Арктике выращивает сад
Страна вечнозелёных помидоров
И родина асфальтовых заплат…

Сложной в преодолении была полынья. Колокольчики, которые надевали на ноги, спасали от намокания, но в некоторых случаях воды был так много, что она перехлёстывала. Иваныч сначала не мог привыкнуть, к однообразному пейзажу. Солнце, как мячик, каталось по горизонту, изредка цепляясь за небольшие облака. День сменялся днём. Света была так много, что от него слепило глаза. Но затем пришло осознание неземных пейзажей, окутанных то лёгким туманом, то ослепительно ярким светом, то какой-то небывалой гаммой красок. Вечные льды превращались в уникальные неповторимые картины, которые хотелось запомнить, как когда-то виды покорённых вершин… Каждый день дарил новые эмоции. Пейзажи менялись не по дням, а по часам. Возможность любоваться местными красотами дарило обнажённое солнце, которое меняло в считанные секунды расцветку льдов. Цвета снега и льда отличались многогранностью и какими-то неестественными оттенками. Белоснежные пустыни в мгновенье ока превращались в светло-голубые, а затем в красновато-розовые. А какие краски дарило полярное небо! Это было что-то из разряда волшебного сияния. Горизонт периодически окрашивался то в ярко-ромашковые цвета, то в багрово-алые, которые сменялись васильковыми и лазурными. Малахитовые облака опускались за сиренево-фиалковый горизонт. Иваныч таких игр красок не видывал в жизни никогда.

Ещё одной потрясающей особенностью ледовых пирамид было их звучание. Космические звуки сопровождались не только шипением, скрипом и треском, но и какими-то совсем звонкими: дзинь, динь, цинь, дзунь, брюнь… Ветер гонял снеговую порошу и его отзвуки в сочетании со всеми остальными участниками полярного оркестра превращались в арктическую симфонию, приятную и успокаивающую…

Когда перед походом Иваныч прочитал книгу Шпаро «Пешком к вершине планеты», он и подумать не мог, что их путешествие будет кардинально отличаться от предшествующих. У тех счастьем было встретить хоть какую-нибудь живность в Арктике.

Группе Иваныча иногда было не до веселья. Особенно когда белый хищник начал кромсать палатку. Отгоняли холостыми выстрелами, но мишка от путешественников отошёл недалеко и несколько дней преследовал группу. От этого было страшновато и неуютно. Белый медведь, будто что-то чуял, шёл за путешественниками параллельным курсом на небольшом расстоянии, боялся выстрелов, но не прятался за торосы, а нагло, как хозяин снежной пустыни, то приближался к незваным гостям, то, обогнав, залегал и ждал, когда Иваныч с товарищами подойдут поближе, чтобы показать им свою силищу и оскал. Зверь был нереально гигантских размеров, с густой бело-серой шерстью и вытянутой мордой. Его трудно было различить в снегах Арктики, но путешественники по хрусту снега и тяжёлому дыханию знали: он где-то рядом.

Ещё одним неприятным попутчиком был свистящий ветер, который не унимался и очень быстро превращал кожу в белёсую обмороженную субстанцию. Приходилось бороться с ним жиром, намазывая открытые места толстым слоём, но и это не спасло Иваныча от обморожения кончика носа. Он стал в один ряд с легендарным Дмитрием Шпаро, который тоже не избежал этой участи.

Самым страшным эпизодом стал момент, когда во время отдыха прямо под палаткой начал трескаться лёд. Такого никто не мог предвидеть, но, слава богу, успели всё спасти и не потеряли ни снаряжение, ни продукты.

Быстрое таяние привело к тому, что необходимо было сокращать время на переходы, часть снаряжения и продуктов питания пришлось на одном из привалов оставить. Иваныч шёл, превозмогая боль в мышцах, не обращая внимания на обледеневшие усы и волосы, на бесчувственные пальцы ног и шептал, шептал стихи великого Окуджавы:

Человек стремится в простоту,
как небесный камень – в пустоту,
медленно сгорает
и за предпоследнюю версту
нехотя взирает.
Но во глубине его очей
будто бы – во глубине ночей
что-то назревает.
Время изменяет его внешность.
Время усмиряет его нежность,
словно пламя спички на мосту,
гасит красоту.
Человек стремится в простоту
через высоту.
Главные его учителя – Небо и Земля…

Последнюю часть маршрута путешественники голодали. Но, как говорится, всё хорошо, что хорошо кончается. Для Иваныча очередное покорение оказалось самым сложным, но и самым запоминающимся. Он победил холод, ветер, ледяные торосы, и главное – у него проснулись затаённые потребности, которые были практически стёрты.

Иваныч, как только группа прибыла на большую землю, купил на первый же поезд билет и помчался к родителям, которых он не видел несколько лет и которым был обязан своей непутёвой жизнью… Ледовитый океан выполнил свою главную миссию: растопил лёд в душе покорителя горных вершин…

8 дуплет

Дружок

Этого пса знали все в округе. Бабушки периодически его подкармливали. Беззлобная дворняга поселилась во дворе и стала всеобщей любимицей. Знакомых она приветствовала вилянием крючкообразного хвоста и негромким потявкиванием. Милое создание, лохматое и вечно дружелюбное могло поиграть с детьми, отогнать праздношатающихся кошек или целый день провести в тени сиреневого куста, высунув влажный розовый язык. Два уголька глаз и торчащие серо-бело-чёрные уши можно было увидеть в любом конце двора. Пёс откликался на любые свисты, крики и клички, но больше всего ему нравилось, когда его называли Дружок.

– Дружок, пойдём с нами в классики играть, – звали девчонки, и лохматик прыгал вместе с ними за консервной банкой или небольшим камешком…

– Эй, пёс лохматый, беги скорее, бабушка Марфа тебе косточек вынесла…

– Ну, Барбос, дай я тебя помну, мягкий ты какой, только вот псиной от тебя пахнет. Вынесу воду, помою тебя…

Собаке очень нравилось, что её не обижали, подкармливали и относились хорошо. Порой она принюхивалась и наслаждалась запахами, доносившимися из открытых форточек кухонь. Нанюхавшись и не захлебнувшись слюной, пёс шёл к своей плошке и находил там обязательно что-нибудь вкусненькое. Не жизнь, а рай во дворе…

В дневной зной, когда во дворе никого не было, Дружок прятался под куст сирени и спал. Но однажды во двор пожаловали чужаки, молодые парни с баулами пойла, они заняли детскую площадку, на которой обычно играли маленькие ребятишки. Пёс в надежде выцыганить какой-нибудь вкуснятины завилял хвостом и побежал к незнакомцам. Те отреагировали на появление пса криками и киданием в него палок и камней. Дружку это не понравилось, он несколько раз гавкнул и отбежал от них в сторону. Те начали выпивать, громко смеяться, толкать друг друга, раскачивать качели и ломать покрытие. Пёс ещё несколько раз обозначил своё присутствие. Чужаки разошлись не на шутку. То ли от зноя, то ли от палёного пойла их развезло. Они доломали качели, схватили металлические прутья и стали бить Дружка. Собака пыталась от них убежать, но, видимо, удары сломали ей позвоночник. Пытаясь хоть как-то отползти от разъярённых нелюдей, пёс только раззадоривал их, а они по очереди продолжали бить его железными палками. Пёс потерял сознание.

Вечером он сдох…

Настя

В этой милой симпатичной девушке, белокурой, с смазливым курносым носом и тысячами веснушек сразу и не признать заядлую экстремалку. Настя любила кататься на скейтборде. У неё было много друзей и, как только позволяла погода, она сразу брала доску и бежала на улицу. Ровных площадок для катания было немного, поэтому всё время приходилось искать что-то подходящее.

Друзья разучивали трюки и снимали потом на видео лучшие попытки. От этого они получали удовольствие. Ну а главное в молодёжной тусе – это общение, которого так порой не хватает из-за социальных сетей, в которые, как в омут, затянуло всех Настиных сверстников.

Ей нравилось кататься в любую погоду. Шёл ли мелкий дождь, или асфальт чуть припорошило снегом Настя со своим скейтом обязательно будет тренироваться. Она разгонялась, чувствовала ветер, который развевал её неряшливые волосы, и ловила равновесие. Доска послушно изгибалась, а скорость то увеличивалась, то немного уменьшалась. Девочка на ходу проделывала лёгкие трюки: то хваталась левой рукой за доску, то подпрыгивала на ней, то на ходу переворачивала доску так, что та, вращаясь вокруг оси, вновь становилась на ролики… Адреналин в крови, счастье на лице…

Один из дней выдался ненастным, но Настя уже решила прокатиться по дорожкам парка, только что выстланным камнями. Людей было очень мало, одна семейная пара сидела на лавочке, да какой-то старичок прогуливался с коляской. Девочка поставила скейтборд на дорожку и покатила. Впечатления были великолепными, ровная без кочек тропа помогала осуществлять задуманные трюки. Девушка получала наслаждение от проката. Она приготовилась исполнить вновь придуманные трюки…

Внезапно стая собак неожиданно набросилась на Настю. Десяток разъярённых псов с воем начали кусать девушку. Она попробовала защититься доской, но собаки одна за другой хватались своими зубами за руки, ноги, голову. Отмашки только раззадоривали псов. Девочка упала на землю, прикрыв руками голову, а обезумевшие дворняги растаскивали её по частям. Подбежал старик, пытаясь оттащить собак и спасти девочку, но озлобленные собаки стали бросаться на него. Подбежала молодая пара. Они начали раскидывать собак. Когда им это удалось и они подобрались к телу Насти, девушка, свернувшись калачиком, лежала на земле, обняв свой скейт. На ней не было ни одного живого места. Лицо было всё в крови, да и из-под футболки и брюк просачивалась кровь…

Её отвезли на скорой помощи в ближайшую больницу. Врачи Настю спасли…

9 дуплет

Хранитель музея

Степана как врага народа приговорили к смертной казни. После прихода советских войск его назвали предателем и пособником фашистов. Только воля случая уберегла хранителя музея от расстрела, и его отправили по этапу в лагерь…

Из города в спешном порядке эвакуировали архивы. Военные покинули свои части, забрав технику и часть боеприпасов, остальное имущество подлежало уничтожению. Музейные работники готовили экспонаты к погрузке и отправке в тыл. В ящики были упакованы самые ценные вещи. Степан лично следил, чтобы всё тщательно и аккуратно было обёрнуто войлоком и бумагой. Слухи донесли, что музей готовят к подрыву.

Ящики с картинами, гравюрами, скульптурами вывезти не успевали. Они пирамидами стояли во дворе музея. Несколько грузовиков привезли взрывчатку. После разгрузки на них загрузили несколько ящиков с ценными артефактами и увезли. Какие-то солдаты ходили по зданию и обсуждали, как правильно заложить динамит. Хранитель музея побежал к руководству города и умолял не взрывать музей.

– Приказ Сталина, – коротко отвечали ему. – Или ты хочешь нарушить указание главнокомандующего? Знаешь, что за такие речи может быть? Расстрел без суда и следствия…

Собранные коллекции и артефакты, бережно хранимые в залах музея, документы и древние книги, рукописи и фотографии, расположенные на стендах и в шкафах – всё это должно было взлететь на воздух. Всё, чему посвятил свою небольшую жизнь Степан, должно было в одночасье быть уничтожено. Разбитый, раздавленный, непонимающий, он сидел на ступеньках и плакал…

Сапёры заминировали здание и уже были готовы к подрыву, но помешала вражеская авиация, которая налетела внезапно и разбомбила их командный пункт… Вместе с работниками музея Степан занёс ящики с ценными экспонатами в самый большой зал. Что дальше делать, никто не знал…

А затем в город вошли фашисты, без боёв, как хозяева жизни. Нашлись и те, кто встречал оккупантов с хлебом и солью. Бывшие градоначальники вдруг стали бургомистрами, преклоняющимися перед новой властью, лебезящими и выполняющими беспрекословно их приказы. Музей превратился в место паломничества. Фрицы приходили поглазеть на картины с обнажёнными натурами и на мраморные статуи дев. Один из больших чинов прислал своего денщика за одной из таких картин. Степан возмутился и не позволил ему взять её. Тогда явился сам офицер, вытащил из кобуры пистолет и приставил его к голове хранителя музея:

– Как ты смеешь, русская крыса, перечить мне, солдату рейха!

– У меня приказ самого Гитлера, хранить сокровища рейха, – почти невозмутимо ответил Степан. Он заметил, что фашисты боятся тех, кто не преклоняется перед ними, у кого есть достоинство и честь.

Фриц сразу обмяк, убрал пистолет и уже другим тоном попросил:

– Меня через месяц – два отправят на фронт, не факт, что я останусь живым. Целыми днями я вижу рожи солдат, а мне так не хватает женской красоты.