Незаметно наполз вечер. Рубленный деревянный город менее чем за сутки превратился в огромное пепелище. Горело все, что могло гореть. По бывшим улицам трудно было передвигаться от обилия мертвых тел. Оставшихся в живых горожан: женщин, стариков и детей – выводили на берег реки, срывали с них одежду, украшения и казнили, бросая трупы в воду. Их было так много, что река отказывалась принимать мертвых и выталкивала их обратно на берег. Матери молили убийц оставить в живых хотя бы детей, закрывали их своими телами, принимая на себя смертельные удары, но те были безжалостны. Крики и стоны неслись над землей. Бог отвернулся от людей. За что он наказывал их? За какие грехи? Берег Тверцы пропитался безвинно пролитой кровью.
Глава шестая
Весь день я готовился к побегу. Несколько раз выходил на улицу, приучая вахту к тому, что я уже не лежачий больной и мне нужен свежий воздух, но к забору не подходил, чтобы не привлекать внимание. Маруся забегала несколько раз.
– Воронин, у тебя все хорошо? Голова не болит? – всякий раз справлялась она, совала таблетки, заставляла выпивать их при ней и ставила укол.
Я отвечал, что все в порядке, не обращая внимания на звон в ушах и тупую боль при наклонах.
Вскоре появился дознаватель. Никак не выдавая свою осведомленность относительно его планов, я «тупил», как мог. Он продолжал настаивать на признательных показаниях, но теперь тактика его изменилась. Если раньше он горячился, то теперь демонстрировал полное равнодушие, мол, вот тебе факты, а решение остается за тобой. Хочешь – принимай, хочешь – нет. Тебе жить. Я опять сослался на слабость и попросил его уйти, не дав окончательного ответа. Он улыбнулся напоследок и простился, но я уже знал цену этой улыбки.
Вечером, как стемнело, я снова вышел на улицу, закутавшись в халат. Свет от фонаря над входом покрывал площадь до ближайших кустов. Легкий морозец тронул лицо. В тапках на босу ногу я проследовал вдоль забора в полной темноте и добрался до дыры. Доски, как и вчера, поддались без скрипа, и я оказался снаружи.
У дороги стоял припаркованный черный джип. Где-то я уже видел его, но в волнительной горячке вспоминать не стал. Фары мигнули и из открытого окна послышалось:
– Сюда!
«Хорошо живет ротный, классная тачка!» – подумал я, залезая в открытую заднюю дверцу.
В машине было темно, я плохо рассмотрел того, кто схватил меня за шею и крепко прижал к лицу влажную марлевую салфетку.
– Ну что, бегунок, добегался? – последнее, что я услышал, теряя сознание от едкого сладковатого запаха.
Опять я увидел себя в паутине. Только теперь передо мной был лес. Я шел энергичной поступью за седовласым старцем. Тот поминутно оглядывался, что-то говорил, но слов я не слышал. Меня не покидало ощущение важности происходящего, словно в жизни наступал какой-то переломный момент. Странное одеяние старика напоминало о чем-то хорошо известном, но давно забытом. Мы вышли к заболоченному озеру. На высоком берегу вырезанными из дерева столбами высились фигуры диковинных существ. Грозные бородатые лики могли отпугнуть кого угодно. Сплошь испещренные угловатыми символами они располагались по кругу, который ограничивался извне неглубоким рвом. В центре круга находился плоский каменный стол – алтарь, рядом колодцем лежали сухие поленья. Два столба с перекладиной наверху служили входом, над ним плоским диском висело плетеное из бересты солнце. Старец поклонился, сложил руки на груди и вошел в ворота, приглашая меня следовать за собой. Но тут паутина заволновалась, нити ее задрожали и напряглись. Картинка размылась и вмиг исчезла.
Я лежал в замусоренной комнате без окон на грязном матраце, связанный по рукам. Кирпичные стены, непонятные металлические конструкции, низкий потолок с тусклой светящейся лампочкой – вот, что я увидел, открыв глаза. Было тепло, даже жарко, словно за стеной дышала огнем печь. Запах сгоревшего угля и пыль, которую ни с чем не перепутать, царапали горло.
Я долго приходил в себя и пытался размышлять. Бесспорным оставалось одно – меня похитили. Богданов времени зря не терял. Но вот зачем ему нужен я? Ладно, выясним позже. Мысли блуждали, я с трудом пытался их собрать в единое целое и сконцентрироваться. С трудом, но все же мне это удалось. Интересно, как они узнали, где и когда меня ждать? У меня даже не возникло подозрения о подмене машин. Оставался главный вопрос: как отсюда выбираться? Сдаваться я не собирался.
Пытаясь подняться, я сразу почувствовал тошноту. В виски застучало барабанными палочками.
– Черт бы вас всех побрал! – в сердцах выругался я и босиком доковылял до закрытой двери.
Обшитая железом дверь с гулом приняла на себя удары ногами. Я бил до тех пор, пока не заболели пятки. Наконец за дверью послышалось движение, лязгнул замок.
– Че долбишься, придурок?
Передо мной возник яркий представитель синюшного класса. Опухший от водки, он, на вид обыкновенный бомж, уставился на меня красными кроличьими глазками.
– Мне нужно в туалет! – сказал я ему.
– Не мои проблемы.
– А чьи?
– Не знаю.
– Ну, смотри сам. Сейчас сделаю тебе тут кучу, будешь убирать.
Тюремщик задумался, почесал затылок. Убирать за мной явно не входило в его планы.
– Выпусти в туалет, – настаивал я.
– Не велено!
– Тогда дай хотя бы ведро.
– Ладно. Сейчас принесу, – сдался он.
Дверь захлопнулась, но вскоре открылась вновь. Почерневшее измятое со всех сторон ведро упало на пол.
– На, пользуйся, придурок!
– Сам ты, придурок! Как я буду пользоваться, если руки связаны?
– Как хочешь, не мои проблемы.
– Опять заладил. А чьи проблемы? Кто здесь старший?
– Скоро будет. Вот у него и спросишь.
– А ты тогда кто?
– Я тебя охраняю.
– Плохо охраняешь – старший будет недоволен!
– Почему это? – забеспокоился тот.
– Потому, что мы с ним родственники, и я ему обязательно расскажу, как ты со мной здесь обращался.
– Какие вы с ним, на хрен, родственники? – синяк ухмыльнулся, но недоверие в его глазах осталось.
– Такие! То, что я здесь – вопрос времени. Ну, поссорились, с кем не бывает, я его младший брат. Это он меня так воспитывает. Но мы всегда договоримся. А вот с тобой, честно говоря, не знаю, что делать?
Сказав это, я замер в ожидании. Попал или не попал? Такое наглое вранье могло возыметь действие, и принять его мог только совсем свихнувшийся человек. Но как говорят: «чем неправдоподобнее ложь, тем легче в нее верят».
– Блин, и че делать? – спросил сам себя синяк.
Он явно растерялся. Мозги у него вскипали.
– Че делать? Развяжи меня, – прикрикнул я на него.
– Задолбали. Все орут, все командуют. Давай клешни.
Я повернулся к нему спиной. И пока он пыхтел, освобождая мне руки, я сделал шаг к ведру. Удар по голове получился удачным. Тюремщик выпучил глаза, обмяк и завалился на спину. Я отбросил ведро. Обшарить его карманы, вытащить ключи, связать ему запястья было минутным делом. Теперь роли поменялись. Я вышел наружу и запер дверь. Ошибиться было трудно. Действительно, за стеной накалялась печь котельной. Их было несколько, но работала только одна. Спустившись босиком по металлической лестнице, я заглянул в бытовку. Нужно было отыскать какую-нибудь обувь. Наконец мои поиски увенчались успехом. В углу стоял железный шкаф, в нем я обнаружил сносную куртку, свитер с брюками и, самое главное – обувь. Ботинки оказались тесноваты, но хорошо разношены, поэтому вполне годны к употреблению. Едва одевшись, натянув на голову спортивную шапочку и скрыв бинты, я, сквозь мутное стекло, увидел промелькнувшую тень на улице. Это подъехал уже знакомый джип. Из него вышли двое и направились к зданию. Первым шел прокурорский дознаватель, вторым – киллер, который искал меня в госпитале.
Они вошли внутрь. Я успел забраться на крышу неработающей печи по железной лестнице, приделанной сбоку, и наблюдал за ними сверху. Некоторое время они стояли у входа в ожидании, что к ним подойдут. Затем, не дождавшись, стали обходить помещение.