Время Сварога. Грамота

– Никак нет.

– Да, появится прокурорский дознаватель, постарайся его «подинамить». Елена – за мной, у нас много дел.

Они покинули палату, подарив мне надежду.

Глава пятая

– Маня. Ты скоро? Неси воды.

Ванятка – младший братишка открыл черную от нагара дверь и выглянул из бани, выпуская густые клубы пара. Он глянул на сестру, которая только что вылезла из воды и стояла на деревянных мостках, обсыхая. Мокрые расплетенные волосы упругими кольцами спадали ниже пояса и казались спутанными и грязными от золы и яичного желтка.

– Сейчас принесу, – ответила девушка, не обращая внимания на ворчливый голос матери, доносившийся из глубины дверного проема.

Дверь быстро захлопнулась, тут же послышались сухие шлепки веника и сдержанные вздохи после каждого удара.

Банный день для всех был священным днем. Над берегом Тверцы, сплошь усеянным мыльнями, стоял едкий дух сгоревшего дерева, перемешанного со свежестью душистых трав. Каждая уважаемая семья в городе имела баню. В ней не только мылись, но и рожали детей, а также обмывали покойников, провожая их в бесконечный мир Нави, но и, конечно, ворожили, призывая в помощь потусторонние силы.

С утра Маня с матерью носили воду из реки, а отец с братом рубили дрова на растопку. После того, как баня прогрелась, а дым выветрился, пол и лавки отмыли от копоти и застелили их свежей травой. Мать приготовила гостинец банному духу, сдобрила его редькой и принесла в дар, прочитав молитву – ведь дух не только заботился о благосостоянии рода, но и защищал его от хвори.

Бани всегда строили отдельно от основного жилища, ближе к воде. Строить дом на бывшем погосте или на месте старой дороги, а также где стояла баня – считалось делом опасным. Такие места зачастую привлекали духов из мира мертвых. А уж как те поведут себя с домочадцами, было неясно. Возможно, утащат за собой раньше времени.

Однажды Маня стала свидетелем разговора двух плотников на базарной площади, которые искали работу. Те сидели на земле, под телегой, и вечеряли скудными запасами странников. Маня напоила их молоком бесплатно. Пожалела. Уж больно изможденные у них были лица. Почему она вдруг запомнила их? Тогда ее поразили синие глаза молодого плотника. Они были, как чистое небо в ясную погоду, и хотелось смотреть в них бесконечно, не отрываясь. Старый и опытный мастер поучал его, делился секретами мастерства. Из всего разговора Маня хорошо усвоила главное: для строительства дома бревна нужно подбирать с умыслом. Зачастую в ход шла сосна, ель и лиственница. Эти деревья, с длинными ровными стволами, удобно ложились в сруб, плотно примыкали друг к другу, хорошо удерживали внутреннее тепло, долго не гнили. Однако выбор деревьев в лесу тоже требовал соблюдения множества правил, нарушение которых могло превратить дом во врага. Так для сруба нельзя было брать «священные» и «проклятые» деревья – они могли притянуть в дом смерть. Запрет распространялся на все старые деревья. По поверью, они должны умереть в лесу. Ни в коем случае не рубились сухие деревья, считавшиеся мертвыми. Люди знали, что бревна старых или высохших деревьев обрекали жильцов на «сухотку» – болезнь, без причины унесшую многие жизни. Большое несчастье случалось, если в сруб попадало «буйное» дерево, то есть дерево, выросшее на перекрестке или на месте бывших лесных дорог. Такое дерево могло разрушить сруб и задавить хозяев.

Мастер рассказывал так красиво, что Маня заслушалась. Ей вовсе не хотелось уходить, но и оставаться долго рядом с ними она не могла. Ей все время казалось, что окружающие смотрят на нее осуждающе. Почему? Она не могла объяснить, вдруг застыдившись собственных мыслей. После девушка часто вспоминала лицо молодого плотника, его синие небесные очи. Но лишь до вчерашнего дня.

Маня оторвала взгляд от спокойной поверхности реки и посмотрела по сторонам. Справа и слева, за спутанными ивами, купался народ. Банный день был в разгаре. Мужики и бабы, стар и млад по традиции мылись вместе и теперь целыми семьями отдыхали после купания, расположившись на берегу. Обремененные повседневными заботами люди редко находили возможность для общения, и только здесь, отдохнувшие и спокойные, они делились последними новостями, обсуждали цены на соль и товары, говорили о войне, которая стояла на пороге и костлявой рукой уже стучалась в каждый дом. Где-то затянули песню. Красивый девичий голос полетел над рекой, за ним подтянулись голоса мужские, и вот стройное многоголосье стремительно ушло ввысь, в чистое, словно умытое, небо. Маня заслушалась, но вдруг вспомнила, что ее ждут, нагнулась за ведром.

Рядом, из соседнего строения, выскочил мужик и с громким ором пронесся мимо, плюхнулся в реку, обдавая девушку брызгами. За ним неторопливо вышли бабы. Первая вела за руку малыша и подталкивала его к воде. Это был Танаско с женой и снохой. Их семейство были добрыми соседями Мани, их двор находился рядом.

После того, как родного брата убили на войне, Танаско взял в дом жену убиенного и их малолетнего ребенка, несмотря на то, что жили те в другой местности и были чужаками.

Сноха, что вела ребенка, вошла в воду первая и протянула руки за малышом. Тот испуганно забил ногами, но кричать не стал. Мать несколько раз окунула его с головой, что-то ласково проговорила ему на ушко. Тот прижался к ней, улыбаясь.

– Мань, что стоишь, айда к нам, – крикнул из воды сосед. – Давненько я девок не щупал. А ты уже совсем невеста! Вон грудка-то отросла! А, Мань?

– Я тебе пощупаю! Охальник! – вторила ему вслед жена, со смехом брызгая водой.

Их голые тела блестели в прозрачной воде, словно огромные рыбины, готовые выброситься на берег.

– Не могу, я за водой, – кивая на ведро, показала девушка.

– Так ты отнеси и возвращайся, – сказала соседка.

Она вышла из воды и, подняв руки за голову, поправляла мокрые длинные волосы, прогнувшись всем телом. Она была еще молодая и не рожавшая, что-то у нее не ладилось с этим делом. Знакомая бабка ведунья, по слухам, пробовала ее лечить, но все безуспешно. В итоге она предрекла, что та понесет только после определенного возраста и если боги на то дадут добро.

– Маня! Ты куда пропала? Отец ждет!

На этот раз из бани выскочила распаренная мать. Она тяжело протопала по мосткам и упала в реку. Дородная телом она подняла тучу воды. Отфыркиваясь, она проплыла немного и повернула к берегу.

– Здравствуй, тетка Дарка, – поздоровалась соседка.

– И вам не хворать, – отозвалась мать.

– Тетка Дарка, скажи, за сколько твой Ставр мед осенью варяжить будет?

– Слугава, почем я знаю, у него спроси.

– Я думала, ты знаешь.

Ставр – отец Мани держал пасеку. Бортник по семейному выбору он вместе с дедом Светозаром имели в личное пользование дупла пчелиных ульев в лесных угодьях. Дед присматривал за пчелами в глуши и мало показывался на люди, а отец привозил мед в город для продажи. В свое время, желающих забрать себе их семейный промысел было предостаточно, но дед, одним ему известным способом, нагнал жути на лихоимцев и отвадил их от лесного богатства навсегда. Маня помнила, как об их семье распускали досужие сплетни, стараясь очернить доброе имя. Мед считался отменным и поставлялся на двор князю с большой скидкой в обмен на покровительство. Вскоре деда прозвали колдуном и больше связываться с ним не стали.

– Ой, Слугава, не темни. Вижу, спросить что-то хочешь?

Мать поднялась на мостки и обтерла руками нагое тело, скрутила волосы, отжимая.

– Можно я позову Маню к нам? Нужно поговорить. Дело тайное!

– Да знаю я ваши тайны. Опять парням кости перемывать? Ты, Танаско, за женой-то приглядывай, а то, не ровен час, загуляет, – обратилась она к соседу.

Тот выбрался из воды и помогал снохе с малышом.

– Не загуляет, она у меня вот где! – показал он кулак и подмигнул жене.

Слугава улыбнулась в ответ, поддерживая мужа.

– Ну, так что, можно Мане к нам? – не отступала она.

– Нашли время. Позже нельзя? Хоть вымыться девке дайте.

– У нас домоется. Ну, очень нужно, тетка Дарка! А?

– Ладно, идите. Только недолго, – разрешила мать, сама подхватила ведро с водой и пошла к себе.

Жар в парной был знатный. Плеснув на печь пивом и, вдыхая хлебный аромат, Слугава забралась на лавку и махнула Мане рукой, приглашая сесть рядом.

– Как тебе новость? – спросила она, набрав пригоршню настоянных на меду березовых почек, и старательно стала обмазывать ими плечи и спину подружки. Сила таких втираний была великая – кожа становилась гладкая и чистая, как у новорожденного.

– Ты про сына кузнеца спрашиваешь? – догадалась Маня.

– Про него. Я слышала, ты первая его увидела?

– Ну да. Он у меня дорогу спрашивал.

– Так, рассказывай подробно. Не томи!

Слугава нетерпеливо придвинулась ближе, стараясь не пропустить ни единого слова. Любопытство соседки насторожило Маню.

– Да что рассказывать-то? – спросила она.