Доктор Данилов в сельской больнице

Доктор Данилов в сельской больнице
Андрей Левонович Шляхов

Доктор ДаниловПриемный покой
Покидая Москву, доктор Данилов и представить не мог, в каких условиях ему придется работать в провинции. Ужас, ужас. Ужас и еще десять раз ужас – вот что такое сельская больница. Столичная медицина отличается от провинциальной ровно настолько, насколько Москва отличается от всей остальной России.

Но, тем не менее, и здесь живут люди. Если попадете в Сельскую больницу, не спешите отчаиваться. Некоторым счастливчикам удается выйти отсюда живыми…

Андрей Шляхов

Доктор Данилов в сельской больнице

Вальс (по-видимому, венский)
Зоотехник деревенский
Со свинаркой танцевал.
В целом – это был провал,
Но местами очень мило
И забавно это было…

    Александр Вишнёв

«Вся деятельность врача сплошь заполнена моментами страшно нервными, которые почти без перерыва бьют по сердцу. Неожиданное ухудшение в состоянии поправляющегося больного, неизлечимый больной, требующий от тебя помощи, грозящая смерть больного, всегдашняя возможность несчастного случая или ошибки, наконец, сама атмосфера страдания и горя, окружающая тебя, – все это непрерывно держит душу в состоянии какой-то смутной, неуспокаивающейся тревоги. Состояние это не всегда сознается. Но вот выдается редкий день, когда у тебя все благополучно: умерших нет, больные все поправляются, отношение к тебе хорошее, и тогда по неожиданно охватившему тебя чувству глубокого облегчения и спокойствия вдруг поймешь, в каком нервно-приподнятом состоянии живешь все время. Бывает, что совершенно падают силы нести такую жизнь; охватит такая тоска, что хочется бежать, бежать подальше, всех сбыть с рук, хотя на время почувствовать себя свободным и спокойным. Так жить всегда – невозможно. И вот кое к чему у меня уж начинает вырабатываться спасительная привычка. Я уж не так, как прежде, страдаю от ненависти и несправедливости больных; меня не так уж режут по сердцу их страдания и беспомощность».

    Викентий Вересаев, «Записки врача»

От автора

Населенных пунктов под названием Монаково в России несколько, и раскиданы они по разным областям – Московской, Белгородской, Владимирской, Нижегородской, Новгородской, Тамбовской, Тверской… Ни к одному из этих населенных пунктов вымышленный автором районный центр Монаково Тверской области не имеет никакого отношения. Просто автору очень понравилось название. С одной стороны, оно русское, собирательное, исконное, с другой стороны – созвучно названию одного европейского княжества, что делает Монаково названием мирового значения, в какой-то мере – сакральным. Где же еще работать доктору Данилову, как не в Монаково? В вымышленном, разумеется, чтобы не было обидно ни одному из реальных. Все имена и названия, встречающиеся в этой книге, вымышлены или взяты с потолка, на который прилеплена большая и очень подробная карта России. Ничто так не вдохновляет русских писателей, как созерцание необозримых просторов любимой Отчизны.

Глава первая

Сельская больница

Жопа!

Именно это слово, по мнению Данилова, как нельзя лучше подходило для описания положения с кадрами в Монаковской ЦРБ (ЦРБ – центральная районная больница). Полная кадровая жопа или полная жопа с кадрами – кому как нравится.

В некоторых медицинских учреждениях Москвы некоторые сотрудники считают, что у них полная жопа с кадрами. Подежурят сутки в одиночку на двенадцать реанимационных коек, поведут неделю сорок больных или побегают на вызовы по трем участкам и начинают возмущаться: «Куда смотрит администрация?! Довели родную больницу (поликлинику) до ручки: полная жопа с кадрами».

В районном центре Тверской губернии, в Монаково, они бы поняли, что такое полная жопа с кадрами и как далеко до этого печального состояния любому московскому медицинскому учреждению городского или ведомственного подчинения…

Еще в электричке Москва – Монаково Данилов прокручивал в уме возможные варианты беседы с будущим начальством – главным врачом и заведующим отделением. Ему казалось (а как же могло быть иначе?), что его встретят удивленно, недоуменно, станут долго допытываться, каким ветром столичного жителя занесло в Монаково, затем непременно объяснят, что здесь, в провинции, свои порядки, и ему, московскому врачу, не следует лезть в чужой монастырь со своим уставом… Данилов не исключал, что в реанимацию его могут взять не сразу, отправив на время в приемное отделение для прохождения «курса молодого бойца». Данилов был морально готов к тому, что ему могут отказать. Подумают: «Зачем нам тут москвич? Жили без него сто лет и еще триста проживем!»

Данилов приехал в Монаково не совсем на пустое место: отсюда была родом Маша, нынешняя девушка старого институтского друга Игоря Полянского, тут жили Машины родители, врачи-пенсионеры. Они уже передали через Полянского, что вакансии в местной ЦРБ имеются, с трудоустройством проблем не будет, но Данилов все же слегка волновался, как, наверное, волнуется каждый человек, переезжающий на новое место.

Переночевав на съемной квартире (в гнусной дыре, достойной названия трущоба), Данилов решил прямо с утра отправиться в больницу на разведку, а потом, если возьмут на работу, идти знакомиться с Машиными родителями, заводить связи среди местной интеллигенции. Был понедельник, традиционно благоприятный день для любых начинаний. В случае отказа Данилов уехал бы в Москву на ближайшей же электричке и начал искать другое место в другом городе, недалеко от Москвы.

Заручаться какой-то протекцией от Машиных родителей Данилов не хотел. С одной стороны, неизвестно, как все обернется в больнице, зачем зря людей подставлять? С другой стороны, непонятно, сколько продлятся отношения у Полянского с Машей и чем закончатся. Скорее всего ничем, как и все предыдущие романы Полянского, закоренелого убежденного холостяка, искусно притворяющегося человеком, который ищет свою половинку, но никак не найдет. Скорее всего, Маша обидится и Данилов в глазах ее родителей из категории как близкий родственник перейдет в разряд иродов проклятых. Друг несостоявшегося мужа дочери по определению не может считаться хорошим человеком. Да и делать все самому проще и безболезненнее.

Строгий на вид пожилой охранник, стоявший на воротах, узнав, что Данилов врач, интересующийся перспективами трудоустройства, расплылся в приветливой улыбке (внутренняя система распознавания переключилась с чужой на свой) и зачастил:

– Доктор, значит! Это хорошо, что доктор, доктора нам нужны, ой как нужны, да еще в реанимацию! Вы сумку свою у меня оставьте (Данилов явился в больницу с дорожной сумкой, потому что оставаться там, где ночевал, не собирался, а камеры хранения на местной станции не было), а сами идите вон туда, в административный корпус…

– Туда? – уточнил Данилов, поскольку жест охранника относился сразу к двум зданиям.

– Нет, что вы, туда вам рано, – улыбка охранника стала еще шире, – одноэтажное здание – морг, а вам надо в соседнее, двухэтажное. Там на втором этаже кабинет Юрия Игоревича. Вы к нему прямо и идите, врачей он лично набирает.

– А он на месте?

– Конечно, доктор! Разве ж я вас посылал в другом случае? И главный врач на месте, и заведующий реанимацией Олег Денисович. Денисович уже вторую неделю из больницы не вылезает…

– Болеет? – предположил Данилов.

– Нет, просто работает. – Охранник явно был рад возможности поговорить с новым человеком и ввести его в курс местных дел. – Доктор Цапникова на больничном, поясницу у нее прихватило, так Денисович с доктором Дударем несут в отделении вахту – один спит, другой работает. Ставок у нас до хрена, а работать некому, такие дела. С завтрашнего дня и вас запрягут, готовьтесь. Вас, кстати, как зовут, доктор?

– Владимир Александрович, – представился Данилов, протягивая охраннику руку. – Можно просто Владимир.

– Докторов без отчества не полагается, – покачал лысой головой охранник, вежливо пожав руку Данилова своей заскорузлой ладонью. – Владимир Александрович, значит. А я Максим Максимович, совсем как у Лермонтова…

«Три врача на отделение анестезиологии и реанимации ЦРБ? – удивился Данилов, окидывая взглядом четырехэтажное здание больницы и прикидывая, что в отделении должно быть не менее десяти врачебных ставок. – Ничего себе расклад, аховый…»

На первый взгляд Монаковская районная больница производила довольно неплохое впечатление. В целом бедновато (кое-где на стенах штукатурка облупилась, на асфальте были трещины и небольшие колдобины, по забору можно было бы пройтись кистью), но чистенько и ухожено. Ничто так не свидетельствует о требовательности администрации, как отсутствие мусора на территории, это Данилов знал еще со «Скорой». Если во дворе подстанции валяются лысые покрышки, щедро пересыпанные окурками разной степени свежести, то даже не заходя в здание, можно сказать, что заведующий никуда не годится.

Возле двухэтажного административного комплекса обнаружилась жемчужина в навозной куче – у входа на площадке, огороженной выкрашенными в темно-зеленый цвет столбиками и цепями («Ну, прямо как в музее!» – восхитился Данилов), стояла сверкающая серебристым металликом «Тойота Хайлендер». Если бы не ограждение, то можно было бы предположить, что на крутой тачке приехал кто-то посторонний, но обрамление явно указывало на ее принадлежность главному врачу.

– Слухи о бедственном положении отечественной медицины и ее служителей явно преувеличены, – негромко сказал самому себе Данилов.

Покой административного корпуса охранял молодой парень, то ли флегматичный по характеру, то ли просто невыспавшийся. Документов не спросил, зачем нужен главный врач, не поинтересовался, просто махнул рукой и пробурчал нечто: «Втортажкцеридора», что Данилов расшифровал, как «Кабинет главного врача на втором этаже в конце коридора» – и не ошибся.

Пол вестибюля, где сидел охранник, был покрыт видавшим виды линолеумом, но на лестнице и в коридоре второго этажа лежала классическая ковровая дорожка, в народе именуемая «кремлевкой». Дорожка тоже была старой, но не такой, как линолеум.

На стене у двери приемной главного врача висела большая латунная табличка с надписью:

«Главный врач,

заслуженный работник здравоохранения РФ,

кандидат медицинских наук, врач – организатор

здравоохранения высшей категории

Сухарчик Юрий Игоревич».

Изящный наклонный шрифт с завитушками превосходно сочетался с благородной латунью, выглядела табличка очень респектабельно, под стать автомобилю, стоящему у входа. Только избыток регалий смотрелся смешно, обычно указывают рядом с должностью только ученую степень. «Театр начинается с вывески, – иронично подумал Данилов, – еще бы добавить отличник здравоохранения, и был бы полный комплект!»

К подобной вывеске полагалась гламурно-утонченная секретарша, томная дева с пустым взглядом, мелированной челкой и инкрустированными коготками, но в приемной сидела суровая пожилая дама из категории коня на скаку остановит, в горящую избу войдет – гибрид Цербера с горгоной Медузой. Она взглянула недружелюбно на вошедшего Данилова, сурово поинтересовалась, зачем он явился, и с видимой неохотой («ходют тут всякие», – так и читалось в ее выпуклых водянистых глазах) разрешила пройти, добавив:

– Сумку можете здесь оставить.

«При такой секретарше охранник у входа на фиг не нужен, – подумал Данилов, доставая из сумки пластиковый конверт с документами, и тут же поправился: – Нет, нужен, чтобы за машиной приглядывать, воробьев и голубей от нее отгонять».