– Акаб, – сказал я, – лучше бы тебе обернуться… Прямо сейчас!
– Что говоришь, а?.. Да не переживай так, всё в порядке. Я теперь ничего не слышу. Больше мне никакие сирены не страшны!
Вскарабкавшись по якорному канату, чёрные фигуры по-кошачьи бесшумно перебрались через фальшборт, выстроились полукругом и теперь, хищно сверкая белоснежными зубами, подбирались к Акабу со спины.
– Берегись! – завопили мы хором. – Сзади!
– Да что с вами такое? Говорю ж… – он обернулся. – А-а-а, спасите!.. Дикари-людо…
Могучие чёрные руки вцепились в него, зажали рот, повалили на палубу. Усадили ему на грудь маленького, сплошь покрытого иглами зверька. Зверь яростно зафыркал, затопал ногами и резко присел. Иглы вонзились в Акаба. Тот дёрнулся и замер. По лицу его расплылась блаженная улыбка.
– Санянуарский полевой дикобраз Пиро?гова, – шепнул нам Стокеш. – Широко применяется в туземной медицине для внутримышечных инъекций.
Самый рослый из дикарей подошёл к нам. С вопросительной гримасой продемонстрировал какой-то клочок бумаги. Затем указал на Акаба и гулко постучал себя костяшками пальцев по лбу.
– Да-да-да! – воскликнул я. – Это моя записка, я писал. Всё правильно, он абсолютно сумасшедший! Похитил нас и хотел сдать в зоосад. Так, значит, это до вас Монморанси добрался? Я же говорил, что он справится!
– А сам он, извините, где? – спросил Патрик настороженно. – Монморанси?.. С ним всё в порядке?
Дикарь широко распахнул полный крепких зубов рот, потыкал в него пальцем. Руками нарисовал в воздухе туго набитый живот. Закрыл глаза, высунул язык, запрокинул голову и изобразил нечто вроде громкого хрипа. Патрик изменился в лице.
– О, нет!.. Монморанси… Будьте вы прокляты, проклятые слоноеды!
– Где наш слон? – в ужасе закричал я. – Вы не имеете права его есть! Отдайте нашего слона!
Дикари переглянулись. Предводитель их задумчиво почесал в затылке, потом указал на нас рукой и вновь гулко постучал себя костяшками пальцев по лбу. Последним, что увидал я, прежде чем потерять сознание, была спина яростно фыркающего дикобраза.
Тело моё, словно бы утратившее границы и очертания, парило в тёплой и влажной невесомости. Я открыл глаза и осмотрелся. Увиденное не понравилось мне настолько, что Стокешу пришлось обхватить меня за плечи и некоторое время силой удерживать на месте.
– Тихо, спокойно! Никто никуда не убегает, никто никого не усыпляет. Договорились?
Я обмяк. Подскочивший к нам дикарь тоже расслабился и опустил уже было занесённого для укола дикобраза.
Мы сидели – точнее, полуплавали – в чём-то наподобие огромного котла. Котёл стоял посреди большой тростниковой хижины. Вода наполняла его почти до краёв. Слышно было, как где-то внизу потрескивает огонь. За огнём и за нами присматривали два дикаря. Один из них то и дело проверял рукой температуру и подкидывал под котёл новую охапку хвороста. Температура, нужно признать, была весьма комфортной. Судя по выражению на морде Среды, он и вовсе получал от процедуры явное удовольствие.
– Погодите, – спросил я, – это, значит, они нас варят?
– Угу, – сказал Патрик. – А потом съедят. Как бедного Монморанси.
– Что за ерунда? Кто это вам такую безумную идею внушил? – спросил Акаб.
Странно, но выглядел он сейчас совершенно иначе. Лицо его разгладилось, стало и добрее и милее, огонёк безумия в глазах угас, не оставив и следа.
– Так ведь ты и внушил, – сказал я. – Сам же кричал, что они людоеды.
– Пфф!.. Если бы… Кабы так, я бы сейчас от восторга прыгал. Людоеды – цивилизованные дикари и вообще отличные ребята, с ними завсегда договориться можно. Эти же… Эти гораздо хуже. Они мой самый страшный ночной кошмар. Они дикари-людоведы.
– Так значит, есть надежда, что Монморанси жив?! – вскричал Патрик.
– Разумеется, он жив. Хотя когда мы его нашли, был до крайности истощён и утомлён. Отдал нам записку, убедился, что мы выслали к вам санитарную бригаду, потом съел целую гору бананов и с тех пор спит не просыпаясь.
Мы обернулись на голос. В хижину вошла молодая женщина. Строгий деловой костюм из тростника и вполне европейская внешность странным образом сочетались в ней с дикарской боевой раскраской: губы были выкрашены красным, веки синим, брови и ресницы чёрным, а щёки розовым. Сопровождал её пожилой дикарь с окладистой седой бородкой. Иллюстрируя слова женщины, он потыкал себя пальцем в раскрытый рот, нарисовал руками туго набитый живот, запрокинул голову и изобразил храп.
– Господь тебя благослови! Мисс Робинсон! Хей-хей-хей, ты ли это?.. – вскричал Стокеш.
– Здравствуй, Граф. Я тебя тоже очень рада видеть… – она вдруг смешалась. – Я хочу сказать, учитывая обстоятельства…
– Мы с Пенни ещё по университету друзья, – пояснял нам Стокеш. – Она на психиатрии специализировалась и… Погоди-ка, так это значит…
Мисс Робинсон смутилась ещё больше и опустила глаза долу.
– Гм… Господа, позвольте представить вам профессора Днумгу, нашего главного лечащего вождя и основоположника школы классического людоведения и людоанализа… Ты только, пожалуйста, не волнуйся, Граф. Профессор Днумга – лучший специалист в Сан-Януарио. Он тебе обязательно поможет. Вам всем поможет…
– Ид! – Днумга величественно кивнул, сверля нас пронзительным недобрым взглядом поверх сдвинутых на кончик носа очков. – Уберэго!
– Та-а-ак… – сказал Стокеш. – Начинается…
– Если вы собираетесь нам помочь, зачем вы нас варите? – спросил я.
– Да, и где Монморанси? – спросил Патрик. – Когда мы сможем его увидеть?
– Теория профессора Днумги гласит, что нахождение в тёплой воде символически возвращает пациентов в пренатальное состояние, устраняет защитные барьеры психики и высвобождает бессознательное. Что же до вашего товарища… Профессор говорит, что на сегодняшний день ему показана абсолютная изоляция от внешнего мира. По мнению профессора, им овладели демоны безумия. Мне нелегко сообщать вам столь печальное известие, но… Мужайтесь. Он считает себя слоном.
Стокеш издал какой-то нечленораздельный звук.
– Пенни, он и есть слон, чёрт тебя и его побери! Это я тебе как палеоветеринар говорю. Ты сама-то его хоть видела?
– Эго ид-ид! Банан! О-о-о! – сказал Днумга и широко развёл руками.
– Профессор Днумга говорит, это результат детского травматического переживания. Болезнь зашла так далеко, что вызвала психосоматическое новообразование на лице пациента.
– Контртрансфер! Уберэго! – сказал Днумга и обвёл нас пальцем.
– Профессор Днумга говорит, что демоны безумия передались от пациента и вам, и теперь вы тоже нуждаетесь в групповых терапевтических сеансах.
– Ну?.. И кто был прав?.. Видите, специалисты подтверждают – никакой он не слон, – сказал Акаб. – И это доказывает, что я тут среди вас единственный нормальный человек. Я пойду тогда, хорошо, доктор?..
Он начал вылезать из котла. Днумга в ярости затопал ногами. Дикари-санитары бросились к Акабу с дикобразами наперевес. Тот сполз обратно в воду.
– Танатэрос! Ид!
– Профессор Днумга говорит, что вы симулянт. По мнению профессора, вы симулируете нормальность.
В глазах Акаба вдруг снова вспыхнул огонёк безумия.
– Догадался, проклятый… Но я хотя бы попытался. Чёрт возьми, на это по крайней мере меня хватило, так или нет?
Днумга требовательно хлопнул в ладоши. Санитары побежали к котлу с охапками хвороста, мисс Робинсон торопливо сказала: