– Он появился так внезапно, я не успела даже понять, что происходит, – будто оправдываясь, произнесла Кира, когда мы отъехали от башни. – Я ждала тебя в машине, переживала о вашей встрече с Хранителем, и тут он возникает у дверей, как будто из воздуха. Думала, что-то случилось, а тут это… грустно как-то. Никогда не видела его таким жалким, ведь он всегда служил для нас примером. Что с ним такое произошло?
– Его можно понять, – ответил я, рассматривая прохожих на улице. – Когда разом пропадает цель в жизни, то легко потерять себя. Представь, если тебя лишат звания Стража и выкинут на улицу, что ты будешь делать, как жить? Мы ведь больше ничего не умеем.
– Надеюсь, я до такого не доживу, – тихо ответила Кира.
– Да, я тоже.
После случившегося я так и не решился рассказать Кире обо всём, что услышал в кабинете Вергилия, думаю, с неё достаточно переживаний за сегодняшний день. Пусть все эти проблемы с Системой и откровения Плотникова пока останутся для неё тайной, дам ей хотя бы немного времени пожить ещё надеждой на лучшее.
Через пять минут мы подъехали к небольшому невзрачному кафе, которое расположилось на первом этаже серого пятиэтажного здания неподалёку от башни Стражей. Нам пришлось проехать всего несколько кварталов, свернуть на неприметную улочку и остановиться у больших прозрачных окон, где по всей длине заведения краской выведена небрежная и броская надпись: «Кафе Лазурит». Кира уверяла меня, что нашла его по рекламному справочнику из своей Консоли, который она с голодным урчанием изучала всё время, пока ждала меня в машине. По её словам, это единственное вменяемое заведение неподалёку от башни. Не знаю, как она оценила вменяемость заведения по рекламе, но возражать я не стал. Мне ужасно хотелось есть, и я готов был обчистить любую захудалую забегаловку.
С предвкушением скорого наслаждения мы вбежали в стеклянную дверь с правой стороны заведения, где была намалёвана последняя буква в названии кафе, да так небрежно, что больше напоминала крест, чем букву Т. Внутри оказалось всё не так плохо, как убеждало моё предчувствие. Круглые деревянные столики были хаотично расставлены по всему просторному залу, а небольшие, но удобные деревянные стулья аккуратно расположены вокруг них. В дальней стороне за широкой стойкой скучал единственный продавец, который отпускал заказы.
Голодные глаза – самые жадные, это давно известно. Мы набрали всего подряд из меню, даже особо не вникая в диковинные названия и придумки местного повара, взяли подносы с долгожданным обедом и устроились в самом углу кафе под тёплым и неярким светом из местных фигурных и витиеватых люстр. Мы сразу же принялись уплетать искусные яства, и Кира, заметно повеселев от такой долгожданной трапезы, начала расспрашивать меня о том, что случилось у Хранителя. Я всячески уклонялся от придирчивых вопросов напарницы, отговариваясь простыми фразами и нелепыми отмашками. Сказал лишь, что расспрашивали про того самоубийцу в грузовике и немного дежурно поругали. В ответ на мою горькую гримасу Кира посетовала на недавние события, подивилась поведению того мужчины и, кажется, осталась довольна моим рассказом, с ещё большим усердием набросившись на порцию овощного салата.
Некоторое время мы ели молча, я слушал сладкое урчание напарницы, поглощающей какое-то непонятное блюдо, и осматривал людей, сидящих за соседними столиками. В середине дня посетителей было не так много, заведение заметно пустовало и, похоже, не пользовалось особой популярностью, хотя находилось в паре шагов от центра и сердца мегаполиса. Хозяин заведения не слишком угадал со своей целевой аудиторией. Здесь жили в основном богачи, властители стеклянных башен, а они предпочитали дорогие и элитные рестораны, залитые светом от разноцветных ламп, чужой славы и приправленные живой музыкой, где обычные блюда, преподносили как величайшие сокровища мира, да и цена была под стать их воспетой огранке. Для бедняков же это кафе могло показаться дороговатым. Несмотря на свой простой и неуклюжий вид, близость к центру сказывалась на заведении не лучшим образом, местные блюда были несоизмеримо дороже своей реальной стоимости. Именно об этом я подумал, когда услужливый продавец за стойкой показал свою Консоль с выставленным счётом. Я ещё раз пробежался глазами по паре посетителей, которые с безучастным видом жевали травянистые салаты и с полным безразличием и взглядом манекенов смотрели в одну точку на столе. Ни одного лишнего движения, ни одной эмоции, реакции, которая выдала бы в любом из них простого и радостного человека, живущего своей разнообразной жизнью. Кругом зияла сплошная серость из роботов, методично отрабатывающих свою программу день за днём.
От нахлынувшей на меня досады я положил вилку на тарелку с недоеденной местной стряпнёй и с глубоким огорчением вздохнул.
– Когда мы успели стать такими?
– Какими? – Кира оторвалась от обеда и с недоумением посмотрела на меня.
– Такими, – повторил я и кивком показал на жвачное животное за одним из столиков. – Равнодушными, бесчувственными… неживыми.
Кира некоторое время со вниманием разглядывала жующего мужчину средних лет и непонимающе хмыкнула.
– А что не так?
– Ты не видишь? Пару часов назад огромная толпа людей безучастно наблюдала, как мучается другой человек от страшной боли, они просто стояли и смотрели. Ни один не подумал вызвать Техников или хотя бы подойти, справиться о его состоянии. Никто не захотел помочь, для них чужая боль не более чем аттракцион в этой жизни.
– Ах, ты про это… – Кира только отмахнулась в ответ и засунула в рот огромный лист салата. – Не обращай внимания. Я же говорила, люди всегда были такими. Всегда были и будут эгоистичными свиньями, поражённые язвами корысти, бездушия и отравленные тщеславием. Это в нашей природе, Стил. Ты думал, почему мы бежали из того мира? Так от самих себя и бежали. Ты сам посмотри вокруг, разве когда-то было иначе? Чему тут удивляться? Им…
Кира размашисто указала пальцем куда-то в зал, целясь то ли в жующего мужчину, то ли в кого-то другого, отчего многие стали странно на нас коситься.
– Им плевать на тебя, меня, вообще всех. Помнишь того Отступника с плакатом? Вот! Да пусть мы хоть все будем подыхать в болоте, как последние животные, они даже пальцем не пошевелят. Каждому из них важна только своя задница, своя жалкая жизнь, карьера и те крохи, что он зарабатывает себе на пропитание. Очнись уже, Стил! Хватит летать в своих иллюзиях, думать о них, как об ангельских созданиях, они тупой скот, способный только разрушать себя и всё вокруг без контроля Стражей.
Я чуть не подавился остатком котлеты у себя за щекой, поперхнулся и закашлялся, склонившись над столом.
– Ты чего такое говоришь? Ты с ума сошла? – выдавил я после того, как кашель позволил вставить слово. – Послушать тебя, то и защищать их незачем.
– Так мы защищаем не их, а Систему, по сути, будущее для всего человечества. Это просто вопрос выживания. Тебе самому не надоело играть с ними, как с детьми, сюсюкаться, боготворить? Ты думаешь, вот он пожалеет тебя, поделится последней рубахой, поможет, когда ты будешь в беде?
Кира слегка повысила голос и снова указала пальцем на неизвестного мужчину, отчего тот уже с некоторым возмущением отставил пищу и посмотрел в нашу сторону.
– Думаешь, он невинная овечка? Да он скорее раздавит тебя и пойдёт по головам всех, кто будет стоять на пути к его славе, к вершине его успеха. Он не видит ничего, кроме этой вершины, и сделает всё, чтобы её достигнуть. Он такая же бесчеловечная скотина, как и та толпа зевак, он будет спокойно смотреть, как ты корчишься от боли, и думать, что ты сам это заслужил. Где те отважные и мудрые построители нового мира из детских сказок, где те бесстрашные и смелые люди, построившие Систему? Где они все, о ком слагали легенды? Может, их не было вовсе? Всего лишь очередной осколок старого мира.
Мужчина, про которого шёл такой эмоциональный монолог, спешно попросил счёт и решил побыстрее ретироваться с поля брани, от чего мне стало совсем неловко перед посетителями кафе. Кира с неким злым огорчением умолкла, затем стала нервно накалывать на вилку остатки сельдерея и резко забрасывать их в рот.
– Может, они и не пример добродетели, – осторожно и негромко произнёс я, поглядывая в свою пустую тарелку. – Но как-то Наставник сказал нам, что людей стоит любить не за то, какие они есть, а за то, какими могут быть.
– Возможно, их внуки и будут другими, но жить-то нам с ними. – Кира кивнула головой в сторону других столиков, но сразу заметила моё скептическое выражение лица. – Считаешь, что я не права?
– Считаю, что эгоисты не смогли бы построить Систему, возвести нечто подобное, величественное, невероятное. – Я чуть заметно улыбнулся. – Посмотри вокруг: разве похоже, что это делали безучастные люди? Они вложили столько труда, сил и, главное, творчества. Делали это с непоколебимой волей, искренне созидали свою мечту, а подобное творчество не живёт в неволе, оно в ней задыхается, умирает. Возводить великих колоссов способен только свободный человек, неотягощённый путами эгоизма, стяжательства или корысти, как ты говоришь. Эгоист не способен создать целый мир, он может возводить только стены.
– Что ты хочешь сказать? – Кира нахмурилась и отодвинула от себя опустевшую тарелку.
– Я уверен, что люди не всегда были такими. Наши предки, кого мы называем Творцами, были явно лишены этих качеств современного человека, а значит, люди изменились после. Что-то повлияло на них.
– И что же? – снисходительным тоном спросила Кира.
– Я думаю, мир каким-то образом изменился, Система стала другой, и человек изменился вслед за ней.
– Ох, Стил. – Кира улыбнулась как-то не по-доброму. – Люди создали этот мир таким по своему образу и подобию, именно мы влияем на мир, а не наоборот.
Кира бросила перед собой грязную салфетку и уже отодвинулась на стуле, чтобы встать из-за стола, но я остановил её, продолжая спор.
– Нет, как раз наоборот. Я понял это совсем недавно. Творцы явно желали иного будущего для всех людей, но что-то пошло не так. Отступники, Кукловоды… мы застряли в этом бесконечном противостоянии, замкнутый круг, откуда не можем выбраться.
– Да потому, что люди не меняются, Стил, пойми ты наконец! – с надрывом произнесла Кира. – Вся эта чушь про светлое будущее нужна лишь для самоуспокоения. Мы защищаем людей только от них самих!
– Как ты можешь такое говорить? – я не ожидал услышать такие слова из уст Стража.
Кира никогда не отличалась особой мягкостью или тактичностью, она часто могла казаться другим людям слишком прямолинейной и грубой, но никогда не давала повода сомневаться в искренности своих намерений. Она всегда с большой самоотверженностью рвалась в бой, истребляла врагов Системы и чтила Основной закон. Я всегда был уверен в чистоте её помыслов и идеалов, но, похоже, события последних месяцев подкосили немало Стражей, внося в их умы смятение и разочарование. Тяжёлые времена всегда выступали серьёзным испытанием для любых идеалов, проверяя силу духа и веру в собственные мечты. Система точно не устоит, если её единственная опора сломается под тяжестью собственных сомнений. Но чем же я лучше? Я боялся, что слова Киры могли услышать все присутствующие в зале, этой небольшой перепалкой мы сами не раз нарушили Основной закон. Но, увлёкшись процессом спора, мы сами не заметили, как люди быстро покинули кафе при первых признаках вскипающих нервов. Один кассир продолжал исправно нести свою вахту, безразлично поглядывая в нашу сторону.
– Чем раньше мы перестанем гоняться за призраками будущего, тем скорее очистим Систему от всякой мерзости, – решительно отрезала Кира.
– Но тогда всё это не имеет смысла, – с грустью заключил я. – Если не жить мечтой о лучшем мире, зачем тогда продлевать агонию?
– Всё, хватит, давай каждый останется при своём мнении. – Кира вскочила с места, махнула рукой и повернулась в направлении выхода.
– Как скажешь, – пробубнил я в ответ. – Тогда поехали уже, выполним новое задание Хранителя.
Кира сделала шаг, замерла на миг и обернулась.
– Какое? – озадаченно спросила она.
* * *
Кира не любила спорить, впрочем, как и большинство других, с кем мне удалось столкнуться на фронтах логических сражений и священных войн за прописную истину. Она быстро начинала злиться, терять контроль, хотя и пыталась этого не показывать, но её ядовитые слова, злая насмешка в глазах, словах и действиях показывали истинное отношение к позиции оппонента. Похоже, она считала всех остальных глупыми и неразумными детьми, недостойными спора. Кира всегда стояла на своём с такой невероятной решимостью, говорила с таким апломбом в голосе, делала грозное выражение лица, а её устрашающий взгляд испепелял оппонента дотла ещё до того, как тот посмеет возразить, что казалось, она действительно верит в свои слова. Каждое сказанное слово в разгар спора она произносила с таким вызовом и напором, будто это всем понятная истина, не требующая объяснений, а неразумный оппонент вызывал только раздражение. Ей легче отмахнуться от моих доводов, небрежно бросить типичную отговорку своему затворничеству: «У всех своё мнение» – и победно ретироваться из спора, не желая больше проверять на прочность стены собственной темницы. В этой тюрьме среди затхлой вони гниющих догм томятся многие, кто добровольно отказался от света, ведь свободен лишь тот, кто сам оставил двери открытыми. Если пристально посмотреть в её глаза, то за образом бравого воина теоретических баталий можно разглядеть маленького пугливого человека, дрожащего от страха перед огромной, довлеющей массой непознанных сил. Я видел Киру насквозь, и это не скрыть за её сверкающими доспехами из эмоций и хлёстких фраз. Она просто боится правды, бежит от мира и его истинного обличия, скрывается от собственных пугающих мыслей. Такие люди, самоуверенные и жёсткие, не могут дать слабину, показать, что они ошибались, для них это будет концом их собственной личности. Они убеждены в своей непогрешимости, возводят вокруг себя зыбкий иллюзорный мирок, складно скроенную сказку, и смертельно боятся её потерять. Ведь, кроме неё, у них ничего нет. Только там, зарываясь с головой в сладкий дурман собственного разума, становится всё просто и понятно, они ощущают себя в безопасности, среди привычных правил придуманного мира. Поэтому такие люди избегают споров, они боятся разрушить хрупкую иллюзию, потерять себя и никогда больше не увидеть света. При первой возможности они закрывают все подходы под завесой мрачных слов о недостижимости истины, об её относительности для каждого человека. Но это не так, за тусклым сиянием искусственных ламп нужно не бояться искать яркий свет настоящего солнца.
Только сейчас я понял это и по-другому взглянул на свою напарницу, на милую, но немного чёрствую и жестокую Киру. Посмотрел в её суровые и обиженные глаза и улыбнулся, стоя под холодными струями дождя у входа в злополучное кафе. Ведь она не такая, какой хочет казаться. Где-то под этим бесконечным слоем из колючек и ядовитых слов, под слоем напыщенного мрака, прячется милое и добродушное существо, тот радостный и наивный ребёнок, что однажды пришёл в школу Стражей с добрыми помыслами и тягой к свету. Она просто забыла, потеряла себя в тумане дождливого дня. От этих мыслей у меня потеплело на душе, мир сразу обрёл новые краски и стал чуточку понятнее, захотелось идти дальше и выше, открыть оставшиеся двери и узнать, что таится за ними. Не волнуйся, Кира, я не такой, я не боюсь ошибаться и ни за что не сдамся. Я дойду до конца пути, усвою все уроки и докажу, что за вечными тучами прячется солнце.
– Залезай уже в машину, чего застрял! – рявкнула Кира из салона автомобиля.
Я послушно занял своё место.
– Ты почему сразу не сказал, что у нас задание от Хранителя? Ездим тут, прохлаждаемся.