Защищая горизонт. Том 1

Я хмыкнул в ответ, вгляделся ещё раз в темноту, выискивая следы таинственных теней, потом схватил покрепче меч, засунул свой фонарик за пояс, чтобы тот не сковывал движения, и подошёл к выходу из комнаты.

– Ты думаешь, что он поможет? – спросила Кира. – Даже мой автомат…

– Проверим, – перебил я напарницу.

Я внимательно оценил дверь перед собой, осмотрел её потрескавшуюся, сухую поверхность, с усилием выдохнул, готовясь к резкому и сильному рассекающему удару. Затем поднял меч над головой, напряг мышцы, и… внутри двери что-то щёлкнуло, она заскрипела и медленно открылась мне навстречу. Свет фонарика Киры, направленный мне в спину всё это время, скользнул в коридор, прыгнул на стену и отпечатал на ней вытянутый страшный силуэт с занесёнными над головой руками. Я отскочил в сторону, испугавшись собственной тени.

– Что там? – пискнула за спиной Кира.

– Ничего, всего лишь тени, – ответил я и опустил руки с мечом.

– Как раз они меня и беспокоят, – тихо ответила напарница. Но её слова растворились в музыке.

Всеми силами я стремился сохранить самообладание, скрыть от напарницы свой страх. Но с очередным проявлением кошмара, с каждым вздохом в этой проклятой квартире прятать его становилось всё сложнее, нервы начинали сдавать и проливаться наружу. Страх имеет свойство накапливаться, поражать все клетки тела, набирать силу и растекаться по всему организму, выпуская отравленные стрелы в сознание, в способность рационально мыслить. Он словно вирус поедает нас изнутри и, поселившись хоть раз, остаётся там навсегда. Он живёт и ждёт своего часа, чтобы снова подчинить себе разум. Я много чего боюсь в своей жизни, и пусть это никого не удивляет. Мне могут возразить, что я – Страж высокого уровня, Палач с невероятным уровнем подготовки и закалки, что нас готовили сохранять самообладание в любых экстремальных ситуациях, и окажутся правы. Нас действительно учили не поддаваться страху, не пускать его в мысли, защищать свой разум, ведь именно он – наше единственное оружие в этом мире. Мой разум должен быть сильнее, устойчивее и быстрее любого другого в Системе, именно это должно обеспечить победу и полное превосходство над любым противником.

Но страх – коварный враг, он как вязкое отвратное болото, в котором мы начинаем медленно тонуть, неумолимо погружаясь в его беспросветные пучины. Он постепенно пожирает нас, выедая кусок за куском, засасывает в свою трясину и не даёт шанса на спасение. Чем больше мы пытаемся вырваться из его цепких лап, паникуем, мечемся из стороны в сторону, тем быстрее он поглощает нас и убивает всё человеческое. Вот мы стоим посреди тьмы, вдыхаем затхлый запах старого дома, прогнившего пола и покрытых плесенью стен, слышим жуткое дыхание от умирающего старика позади нас и выхватываем из темноты силуэты странных предметов. Свет от фонарика мечется по стенам, трясётся от отчаяния и ищет спасительный выход. Всё в его свете выглядит иным, зловещим, даже обычный стол теперь отбрасывает длинную тень на бордовые обои, предстаёт в облике страшного зверя, чудовища, порождённого воображением запуганного ребёнка. Множество тревожных мыслей успеют родиться в моей голове, они будут нашёптывать безумные вещи, убеждать покинуть это ненавистное место, бежать как можно быстрее и дальше. Все они промелькнут в моих глазах и исчезнут в очередной смелой попытке взять себя в руки. Призраков не существует, чудовища не ждут меня за дверью, всё в этом мире можно объяснить. Осталось сделать пару десятков шагов по этому коридору к спасительному выходу, к шуму прохладного дождя и свету сердитого неба.

Вы думаете, Стражи ничего не боятся? Порой мы сами убеждены в этом. Пройдя своеобразный ритуал Отречения, мы возомнили себя бесчувственными убийцами, механизмами на службе общества, его карающей дланью. Мы хотим казаться невозмутимыми и бесстрашными в первую очередь для самих себя, чтобы оправдать всё то, на что нам приходится идти: каждый день смотреть в глаза смерти и делать вид, что не замечаем её. Но, несмотря на это, мы всё ещё обычные люди. Возможно, где-то глубоко-глубоко, там, где мы прячемся от мира, мы все немного боимся, любим, ненавидим и переживаем. Даже в моей жизни Палача существует немало страхов, например: потерять контроль над собой и своими действиями, не выполнить священный долг, потерять Киру… или самого себя в этом новом нахлынувшем страхе. Но я никогда не боялся своих врагов, всех, кого зовёт уничтожить долг и глубокое чувство любви к обычным людям Системы. Я смотрел в глаза своим жертвам множество раз и видел в них сотни искалеченных судеб, мольбы о пощаде и прощении, слепую ярость и ненависть ко мне, а также видел себя самого. Меня учили быть беспощадным, бить врагов без страха и сожалений, учили не видеть в них людей, а только помеху, страшный вирус, разъедающий весь организм. Но всё меняется, сейчас я боялся своего врага, того, кто ждёт меня за этой дверью и чью суть я не мог понять. Но зато я понял главное: Призраки, Отступники, Кукловоды, мы всегда их боялись, ведь страх – это единственное, что движет нами. Мы боимся за себя, свои жизни, за существование Системы, которую они стремятся уничтожить, именно страх толкает нас сражаться, несёт вперёд на поле боя, стучит отчаянно в висках и громогласно трубит в горн, призывая в строй новых бойцов. Мы упиваемся победой над каждым врагом, с которым уходит частичка первородного страха. Человек всегда боится того, чего не понимает, и вместо того, чтобы понять, он стремится это уничтожить.

Вот и сейчас я крепко сжал вспотевшими от тревоги ладонями своё единственное оружие и сделал шаг навстречу неизвестности. Я угрожающе выставил меч остриём вперёд, пронзая им плотную завесу тьмы перед собой, и ткнул им в дверной проём, словно не доверяя своим глазам, что преграда наконец исчезла.

– Я прикрою, – тихо сказала позади меня Кира и щёлкнула затвором, лишний раз проверив, на месте ли патрон.

– Побереги патроны, они ещё могут понадобиться, – не поворачиваясь к напарнице, ответил я. – Держись поближе.

– Думаешь, её испугает твой меч? – несколько язвительно произнесла Кира.

Я посмотрел вполоборота сквозь бьющий прямо в глаза свет фонарика, прищурился и поймал на себе взгляд напарницы.

– Призраков я им уже убивал, – ответил я.

Кира только фыркнула в ответ, когда поняла всю двусмысленность фразы.

– По крайней мере, пули её не берут, – добавил я и пожал плечами.

Получив очередной ушат надменности в свой адрес, я снова выставил меч перед собой и вошёл в дверной проём, пока Кира позади освещала мой путь. Я осторожно перешагнул через порог и сделал два шага вглубь коридора. Сердце рвалось из груди, дыхание становилось всё более поверхностным и частым, а воздух удушливым. Я прислушался к посторонним звукам, но тут дверь позади с грохотом закрылась, отрезая меня от напарницы и погружая в пучину темноты и страха. Все звуки разом стихли, музыка прекратилась, и в давящей тишине я мог различить биение собственного сердца.

– Кира! – крикнул я и ринулся обратно.

Со всей силы я ударился о дверь. Она содрогнулась, осыпалась новой порцией пыли, заскрипела, но не поддалась. Я продолжал кричать, бить в неё кулаком, звать напарницу, но в ответ мне были тишина и глухое эхо, уходящее в темноту. Я сделал шаг от двери, закрутился на месте, судорожно пытаясь придумать, что делать дальше. Бежать к выходу? Звать на помощь? Нет, я не мог оставить Киру наедине с этим чудовищем, как бы страх ни гнал меня прочь из этого дьявольского дома.

Я закричал от нахлынувшей ярости и с размаха рубанул мечом по двери. Клинок застонал, трепыхнулся в воздухе, потемнел и рассыпался при первом прикосновении к деревянной поверхности. В недоумении я посмотрел на эфес меча в своих руках, попытался снова его активировать, но оружие осталось глухим к моим воззваниям. При первой попытке клинок ещё хотел вернуться в этот мир, воскресить себя и мою надежду, но, виновато моргнув для меня на прощание, потух и больше не реагировал на команды. Я продолжал с усилием проводить пальцами по пластине на рукояти, а потом от злости чуть не запустил эфесом в дверь. Сначала Консоль, теперь оружие Хранителя? Тогда я впервые пожалел, что не оставил свой старый меч. Иногда безразличная сталь надёжнее напыщенных игрушек.

Неожиданно тишину нарушил протяжный скрип рядом со мной. С левой стороны коридора приоткрылась одна из дверей, и оттуда вырвался поток спёртого воздуха. Я выхватил фонарик из-за пояса и направил его в проход, но там никого не оказалось. Меня настойчиво приглашали двигаться дальше и наверняка вели в очередную ловушку, откуда не будет выхода, но, повинуясь непреодолимой силе, я покорно заглянул в предложенную комнату. Внутри оказалось всё так же темно и тихо, а в воздухе повисла удушливая взвесь из пыли, насквозь пропахшей сыростью и старыми вещами.

С помощью фонарика я осмотрелся, посветил во все углы и обнаружил, что попал в весьма просторную кухню, но давно покинутую и с тяжёлым чувством запустения. В прыгающем по стенам пятне света то и дело проскальзывали наросты из паутины и тёмные пятна неизвестного происхождения. Здесь я нашёл большой старый стол из массивного дерева, поставленный прямо по центру просторной комнаты, и несколько красивых стульев с мягкой велюровой обивкой, беспорядочно разбросанных по полу. Над столом свисала роскошная развесистая люстра, также вся укутанная в плотный слой паутины. Но больше всего моё внимание привлекла огромная картина в позолоченной широкой раме, висевшая на противоположной стене. Она немного скривилась и спряталась за метровым слоем пыли, но даже сквозь неё проглядывал красивый совместный портрет семейства Дюбуа. Высокий и статный мужчина, жилистый, подтянутый, с явно военной выправкой, прямым и укоризненным взглядом и густой, но опрятной бородой. На нём было неизвестное обмундирование тускло-голубого цвета и смешная фуражка цилиндрической формы. На груди красовались пара дюжин различных медалей, которыми мужчина был обвешан как новогодняя ёлка. Художник явно хотел угодить заказчику. Этот импозантный мужчина на картине, вероятнее всего, Анри в его былые и лучшие годы. Сейчас уже и не скажешь, что тот высохший, умирающий старик в соседней комнате, почти облысевший и осунувшийся, был когда-то таким удалым красавцем. На картине он стоял рядом с дорогим, высоким креслом, скорее даже целым троном, сделанным из дерева и с великолепной резьбой по всей поверхности. Анри держался одной рукой за спинку этого трона, а на нём восседала королева этого дома – его жена Вивьен. Годы оказались к ней не менее жестоки. На портрете сидела утончённая и миловидная юная дева в длинном белом платье из шёлка и с кружевами. Вивьен смущённо сложила руки на коленях и кокетливо выглядывала из-под свисающей чёлки. В завершении королевского образа её голову венчала серебристая диадема, а в глубоком декольте виднелась драгоценная подвеска с крупным драгоценным камнем красного цвета.

Я так увлёкся этим зрелищем, что не заметил, как углубился в столовую, завороженно приближаясь к картине шаг за шагом. Было что-то неуловимо притягательное в таком образчике искусства, настоящий отпечаток истории, само время, застывшее в вечности. Сколько чувств, беззвучных слов и эмоций хранит этот портрет. Как, наверное, нестерпимо больно для Анри было смотреть на себя молодого, на свою красивую жену, которую уже не вернуть, видеть всё это безвозвратно ушедшее прошлое, что так не хотелось забыть, но так больно вспоминать. Скоро не станет и этого бравого солдата, который буравит меня суровым нарисованным взглядом. Что останется после них в этом мире? Мы живы только, пока живёт память о нас. Семейство Дюбуа были типичными представителями знатного общества. Как и все, они боялись полного забвения, но пытались оставить свой след в истории руками других людей, продолжить жить в умах поколений за счёт чужих трудов. Но потоки времени бессердечно вымывают имена с картин, лишь автор, воплощённый в своих работах, будет жить вечно.

Я подошёл к портрету на расстояние пары шагов, направил луч света в лицо молодой жены Анри и на фоне немного потрескавшейся краски попытался угадать черты той, с кем недавно столкнулся в соседней комнате. Но стоило мне заглянуть в её глаза, как они неожиданно почернели, провалились, а на их месте начало расползаться тёмное пятно, постепенно поглощая всю картину. Я отпрыгнул в сторону, хотел убежать, но бурлящее чёрное месиво гипнотически сковывало движения, я не мог отвести взгляд от разверзнувшейся бездны. Тут позади меня раздался грохот от закрывающейся двери. Я резко обернулся, метнулся к ней, несколько раз дёрнул за ручку в наивной надежде, что дверь откроется, но уже было поздно. Капкан захлопнулся.

Со стороны картины раздался нечеловеческий, животный голос псевдо-Вивьен:

– Я слышу твои мысли… я чувствую твой страх… я вижу тебя насквозь…

– Кто ты?! – крикнул я в небытие.

Дрожащими руками я направил свет от фонарика в сторону картины, но там уже всё кипело тьмой, она расползалась всё дальше, постепенно поглощая всю стену и выпуская из себя тёмные щупальца.

– Ты считаешь меня чудовищем, Палач? – Её слова переливались как шипение змеи. – Но ты такой же, как я…

– Что это значит? Мы совсем не похожи! – ответил я первое, что пришло в голову.

В комнате раздался жуткий смех псевдо-Вивьен. Раскатистым и громогласным эхом он прокатился по всем стенам, и было слышно, как зазвенели тарелки в дальней части столовой.

– В отличие от тебя, я не призрак! – крикнул я в сторону портрета.

– Все мы призраки, – ответил голос. – Ты, я, твоя милая подружка в соседней комнате. Только нас призвали для разных целей. Меня, чтобы защищать, а тебя – убивать.

Прервав свою речь, Тьма поползла по стене в дальнюю часть комнаты, а потом быстро скрылась в темноте. Я проследил за ней лучом фонарика и разглядел в противоположном конце столовой большой шкаф во всю ширину стены с множеством отделений и ящиков всевозможных размеров. Вероятно, в нём хранилась вся столовая утварь.

– Но ты ведь тоже пытаешься нас убить. Не так ли… Вивьен? – парировал я Тьме.

– Я защищаю единственное, что для меня ценно и что вы пытаетесь у меня отобрать, – отозвался нечеловеческий голос и зазвенел тарелками, перемещаясь где-то в шкафу.

– А я защищаю Систему от таких, как твой муж, и… – Я немного замешкался. – Таких, как ты!

В комнате снова раздался злобный хохот.

– Тогда тебе следовало начать с себя! Я же сказала, что мы одинаковы, – заключил жуткий голос и потом добавил: – Хочешь сыграть в игру, Палач? Давай проверим, как долго ты продержишься?

– Что?

Это единственное, что я успел произнести до того, как в дальнем шкафу открылась дверца и оттуда на огромной скорости вылетела блестящая металлическая кружка и со всего размаху угодила мне прямо в лоб. Удар оказался настолько внезапным и сильным, что я на миг потерял ориентацию в пространстве, и этого хватило, чтобы я не смог устоять на ногах. Я отшатнулся назад, повалился на спину и сильно ударился затылком об пол. Голова вновь напомнила о себе острой болью, в ушах зазвенело, а в глазах запрыгали цветные зайчики. Пока я падал, то неосознанно разжал пальцы, и фонарик вылетел из моих рук, ударился об стену и потух. Теперь я оказался в кромешной тьме, безоружный и напуганный, наедине с этим чудовищем и собственными страхами.

– Мы ожидали лучшего, Палач, – разочарованно произнёс нечеловеческий голос. – Ты оказался слабее, чем мы думали. О вас ходит слишком много легенд и страшилок для наивных дурачков. А на деле…

Я приподнялся с пола, ощупывая больной затылок. Он всё ещё звенел, но в этот раз всё обошлось без крови, насколько я мог судить в этой темноте.

– Ты застал меня врасплох… призрак, – сказал я, придавая своим словам как можно больше уверенности. – Больше этого не повторится.

Для подобной смелости не было причин, только желание оказаться лицом к бешеному волку, загнавшему меня в угол, когда он захочет нанести новый удар. Я с усердием ощупывал руками пол, пытаясь найти в кромешной тьме потерянный фонарик, но когда мне всё-таки удалось его обнаружить, то радость от находки оказалась не слишком долгой. Несколько раз мои пальцы судорожно скользили по контактной пластине с робкой надеждой на лучшее, но удар об стену лишил его последних признаков жизни. В сердцах я закричал в направлении буфета, где обитало таинственное существо, и запустил туда сломанное устройство.

– Хорошо, твоя взяла, – крикнул я в темноту. – Вивьен… или кто ты там? Отпусти мою напарницу, и мы разберёмся на твоих правилах.

– Торгуешься? – Голос снова рассмеялся со звучным эхом. – Если мы её отпустим, то она всё равно вернётся, и вас станет больше. Вы всегда возвращаетесь. Уворачивайся, Палач!

В дальней части комнаты снова зазвенела кухонная утварь, потом раздался свист рассекаемого воздуха, и рядом с моим ухом пронеслась тарелка. Она со звоном ударилась об стену, разлетаясь на множество фарфоровых осколков.