Вракли-3. Записки «пятьюшестьвеника»

Позднее у нас в магазинах появилась электронная игра «Ну, погоди!». Там на крошечном монохромном экранчике с нарастающей скоростью летят яйца, которые ловит волк. Управляя кнопками, надо было ловить эти яйца и зарабатывать очки. Популярна игрушка была невероятно. Мы с трудом купили себе и сыну в Ленинграде и захватили в тайгу. Приехавшие навестить нас охотники увидели невиданную диковинку, заинтересовались и попросили дать поиграть. Лучше бы я им ничего не показывал. Забыв обо всём на свете, здоровые мужики по очереди резались в игрушку так азартно, что я стал бояться, что они просто раздавят хрупкую коробочку. Учитывая, что мелкие кнопочки никак не были рассчитаны на их пальцы, каждый из которых был как мои два, далеко охотники не продвигались. Они орали, переживали, выхватывая коробочку друг у друга из рук. Спохватились, когда солнце уже садилось – прыгнули в лодку и уплыли домой.

Слух об игрушке распространился мгновенно. Через несколько дней мы остановились в следующей избушке. В нескольких километрах от неё жил в полном одиночестве монах-отшельник. В миру ранее был Бориской, а ныне стал отче Боголеп. Не успели мы разложить вещи, как в проёме двери возникла знакомая фигура. Отче в скуфейке, монашеской рясе, подпоясанной узорчатым пояском. Чуть выше меня, но не более метра восьмидесяти, с окладистой, рыжей с проседью бородой. Поздоровался, зашёл и присел на край полатей. Как и положено разговор пошёл о том, о сём, о погоде, рыбалке, урожае. Он расспрашивал о новостях из большого мира, интересовался, будет ли война. Наконец, помолчав с несколько минут, он сказал:

– Говорят, ты тут беся всем показываешь?

– ???

– Ну, парни мне рассказывали, что коробочка у тебя, а там беся прыгает.

– А, понятно. Ну, на, посмотри.

Я протянул ему игрушку, включил и объяснил. Не забуду эту странную и уморительную картину. Стемнело, мы зажгли свечи и в их неровном свете монах в скуфейке и рясе тыкал в кнопки, пытаясь поймать яйца в корзину в лапах у волка. Сквозь открытую дверь слышался шум Реки, тень монаха колебалась на стене и, он сам производил какое-то фантастическое и нереальное впечатление. Потыкав в кнопки с полчаса, он отложил игрушку, покачал головой и горестно промолвил:

– Вот ведь искушение-то какое! Грех это, спрячь. А я пойду, отмолюсь, всю ночь придется грех замаливать. Нехорошо мне.

Поднялся, перекрестился и быстрым шагом пошёл по тропинке.

Надо сказать, что староверы жили легко, себе в удовольствие. Их образ жизни разительно отличался от привычного крестьянского бытия в наших краях. Никто здесь не вскакивал с рассветом, не надрывался за трудодни. Основное занятие – охота, да сбор плодов тайги. Они заготавливали и сдавали ягоды, грибы, кедровый орех. Кстати, за это платили очень даже прилично и нужды в деньгах никто в деревеньке не испытывал. Коров доили утром кто в восемь, кто аж в девять часов. Открывали ворота и пинком выгоняли скот за околицу. Деваться коровам было некуда. В гору не полезут, а чтоб совсем уже далеко не забредали, в паре километров от деревеньки долину перегораживали лёгкой изгородью. На шее каждой коровы вешалось так называемое «ботало» – что-то вроде колокольчика. По этим звукам их и находили, если вдруг те забывали идти домой. Это случалось крайне редко. Да, бывало медведь задирал, но только в совсем уж голодные годы. А в обычное время пропитания мишкам хватало и без бандитских набегов. Хлеб староверы пекли сами, в магазине брали муку, крупы, сахар, соль, растительное масло, но никогда ничего из готовых продуктов типа тушёнки или других консервов. Все следовали неписаным законам, двери никто не запирал, праздники гуляли от души, посты соблюдали жёстко. Стоило нам нарваться на очередной пост – кроме стакана кипятка, ломтя хлеба с вареньем на столе для нас более ничего не появлялось. Не то, что в скоромные дни! Старики, выходя на пенсию, получать пенсию отказывались. Считали, что не богоугодное это дело – получать деньги ни за что. К врачам практически не обращались, что часто просто их губило. Так что жизнь староверов в наши дни ничем не отличалась от той, которую вели их отцы, деды, прадеды… Власти их не доставали и особенно не тревожили. В переписи населения все участвовать отказывались, но на это смотрели сквозь пальцы. Переписчики сами вписывали то, что надо было для отчётности. Паспортов отшельники и монашки не имели, потому что фотографироваться – это грех. Мы, кстати, щадили их принципы и, если фотографировали, то исподтишка чтобы не травмировать и не накладывать самим на себя строгие епитимьи.

Многое случалось за эти годы. И попадали мы в передряги, но и забавных случаев было немало. Помню, стояли мы в избушке на берегу красивейшего притока реки. Через него был перекинут добротный деревянный мост. Почти напротив устья притока прямо на середине Реки торчала скала, даже не скала, а небольшой островок. Он разделял стремнину на два потока. Ближайший к нам был неглубок и порожист, а тот, что огибал островок со стороны противоположного берега, был полноводен, но с ровным дном.

Жара, сын болтается у воды – там небольшой спокойный заливчик с чуть более тёплой водой, жена разлеглась, в чём мать родила на огромном валуне, который слегка вдавался в Реку. Мы так привыкли к одиночеству, что ходили практически голыми. Жена перестала стесняться сына, а он привык и не обращал никакого внимания. Я сохранял на себе трусы – продираться через кусты с болтающимся без защиты инструментом было чревато для инструмента. Да и больнооо! Сын защищал своё достоинство таким же образом. Ну, а у жены цепляться было, как вы понимаете, нечему. Неожиданно из поворота на Реке появился плот.

– Ма, – заорал сынишка, – смотри, туристы плывут!

Жена встала, приложила руку к глазам и застыла, рассматривая приближающихся, которые были сплошь мужики и которые уставились на необычное видение – голая нимфа аки Лорелея, завлекающая простодушных моряков. Плот несло прямо на скалы. Я завопил жене:

– Ложись, бесстыдница!

Она услышала, вспомнила и скатилась за камень. Мужики очнулись и, гребя из всех сил, успели в последнюю секунду проскочить скалу. Представляю, что они говорили про нас друг другу!

Из всех реальных опасностей самой реальной были медведи. Их там водилось множество, но почти всегда к реке они не подходили, а паслись гораздо выше. В ягодниках да в кедровниках. Но в голодные годы спускались ниже. За всё время у меня было несколько малоприятных встреч с ними. Реально опасными были две. Однажды мы путешествовали там втроём с сыном и шурином. Коля, так звали шурина, был заядлым рыбаком, но человеком в таких приключениях новым и неопытным. Жена в тот год бодалась с диссертацией и, скрепя сердце, отпустила наше трио. Коля не был склонен много ходить с рюкзаком, но охотники дали нам небольшую надувную лодку. Она с трудом вмещала нас троих, и мы придумали классное развлечение. Рано утром мы уходили от избушки вверх по Реке километров за двадцать, а то двадцать пять. Там в каком-нибудь красивом месте отдыхали, рыбачили, а затем садились в лодку и медленно спускались к избушке. В опасных местах обносили её по берегу, рисковать не хотели. Каждое утро я делал пробежки по окрестности нашего жилья, высматривая следы медведей. Но лето было хорошим, и за всё время следов я не видел. Значит, они были вверху и к реке не выходили. Видя такое, Коля стал меня убеждать не брать с собой ружьё. Мясо мы добывали возле избушки, так что никакой необходимости в нём в наших походах не было. Тем более, что уронить оружие в воду можно было запросто. И, наконец, я внял его уговорам и ружьё оставил. В этот раз мы дошли до невероятно живописного места. В Реку вдавался полуостров, точнее почти остров. В невысокую воду он соединялся с берегом тонким перешейком. Высотой был метра четыре и почти округлой формы. Мы его облазили и устроились поближе к перешейку. Сзади чуть правее было небольшое озерцо, оставшееся с весны, когда полуостров был реальным островом. Мы развели костёр, зажарили хариусов и пообедали. Было жарко. Я сбросил брюки и башмаки, сидел в одних трусах, как и сын с Николаем. Костёр прогорел, мы съели по первой рыбине и взялись за вторую. Вдруг мой сын встал и сказал шёпотом:

– Па, медведь, – и указал на густые кусты, растущие по краю полуострова. Там действительно что-то мелькало.

– Да нет, какой медведь. Кабан, точно. Помнишь, два дня назад мы видели, как парочка Реку переплывала. Он, наверное, и переплыл на полуостров после того, как мы с него ушли. – Однако, присмотревшись, я добавил, – да нет, кажется, ты прав, точно медведь.

Дальше всё произошло как в замедленной съёмке. Сын взвизгнул, развернулся спиной к острову и взметнулся в воздух. Как он потом мне пояснил, совершенно инстинктивно решил нырнуть в озерцо. Можно подумать, что это его бы спасло! Как только медведь узрел нечто убегающее от него, то взревел и с широко открытой пастью взлетел над кустами за ускользающей в нашем направлении добычей. Коля, увидев летящего почти прямо на него медведя, дёрнулся, зацепился трусами за ветку и замер, войдя в ступор. За те пару секунд пока медведь летел на нас, я успел передумать кучу мыслей, оценить ситуацию и выбрать единственное правильное решение – подобрать палку и, держа её наперевес, с рёвом прыгнуть к медведю навстречу. Бедный медведь никак не ожидал увидеть вместо аппетитного куска мяса нечто страшное бородатое с дубиной в руках! Он взвыл от ужаса, развернулся буквально в метре от меня и рванул прочь, разбрызгивая во все стороны свистящее из задницы говно. Сын в это время приземлился в метрах пяти и, услышав мой вопль, горестно подумал, что вот, папу медведь задрал. Коля сидел бледный в полной отключке. Я же спокойно уселся на камень и стал доедать рыбу, будто ничего не произошло – типа муху отогнал. Сын быстро успокоился и составил мне компанию. Коля безмолвствовал. Минут через десять он отцепился от куста и прошептал:

– Жизнь спас!

Дня три он молчал, но перед каждым выходом из избушки тщательно проверял ружьё, следил, чтобы оно было заряженным, и требовал, чтобы я с ним не расставался. А также сопровождал его с ним наготове даже в кусты по нужде. Меня в очередной раз спасла странная особенность. В самых критических, даже смертельно опасных ситуациях я вёл себя так спокойно, как будто смотрел кино, а не был действующим лицом. Только время резко замедлялось, и я успевал принять правильное решение. За это я расплачивался приступом жуткой истерики через несколько месяцев и, как правило, ночью. Жена знала, не пугалась и всегда была наготове.

Вторая встреча была не менее опасной, но и одновременно забавной с учётом того, чем она закончилась. Мы с моим питерским дядюшкой путешествовали вверх по Реке почти к самой границе. Дядюшка, заядлый путешественник, наслушался моих баек про местные красоты и возжелал лично удостовериться. К тому же, измученный домашней пищей, он жаждал получить временное гастрономическое убежище. Дело в том, что в его семье исповедовали правильное питание, которое было крайне однообразным и невкусным. Только для меня делалось исключение, и по этой причине дядюшка всегда с нетерпением ожидал моей очередной командировки в Ленинград. А после того, как он посетил нас и испробовал нашей пищи, то постоянно искал повод, чтобы, значит, повторить, повторить, повторить… На свою голову во время очередного визита в Ленинград и посещении дядюшки я особенно разошёлся в своих байках о гастрономическом буйстве. Дядюшка внимательно выслушал, а потом всё это записал по пунктам. Которых было двадцать три. Эту бумажку он взял с собой в наше путешествие и требовал неукоснительного приготовления каждого блюда из списка. Мне удалось даже перевыполнить – вместо двадцати трёх приготовить двадцать семь. Но, хотя дядюшка был полностью удовлетворён, он не упускал возможности попенять мне на отсутствие рябчика тушеного в бруснике. Ну, засуха была, ни одной ягодки! Оправдания не принимались, хотя, в конце концов, дядюшка согласился зачесть дополнительных четыре за один невыполненный. Я сговорился с моими друзьями-охотниками, и они пообещали устроить нам путешествие по самым красивым местам в верховьях Реки. То лето было идеальным для путешествия, но очень голодным для медведей. Засуха, ни ягод, ни кедрового ореха в горах, и медведи массово спустились ближе к Реке. Пока мы ждали наших проводников, каждое утро на песке по берегу Реки я находил во множестве следы и без ружья от избушки мы не отходили. Более того, пока мы плыли на лодке, на склонах гор то здесь, то там видели медведей и одиночек. Однажды – одновременно четырёх.

Охотники периодически старались подплыть поближе, чтобы сбить зверя, но те оказывались шустрыми и прятались среди камней или успевали выскочить на плато и спрятаться. Медведи, как и волки, были основными врагами охотников. Волки давили маралов и за каждого убитого серого полагалось от государства неслабое вознаграждение. Волки это знали и панически боялись человека. За все годы мне лишь однажды удалось увидеть небольшую стаю на противоположном берегу притока. Медведь же грабил избушки, где охотники держали припасы для зимней охоты. Остаться без провианта означало срыв сезона охоты, который в основном кормил семьи. По этой причине охотники люто ненавидели медведей и пытались грохнуть каждого, кто им попадался. Но от этого медведей меньше не становилось. Вокруг горы были покрыты кедрачами, по ручьям во множестве росла смородина и черемуха, а увалы покрывались как ковром горной клубникой. К тому же косуль да кабанов хватало. Так что мишки не бедствовали.

Мы с дядюшкой устроились в ту ночь в этой самой избушке, рядом с которой я лежал у костра и вспоминал былое, а приятели в стоящем в метрах тридцати зимовье их родного дядьки. Ужинали у костра ровно посередине между нашими жилищами, долго сидели и болтали, наконец, разошлись спать. Костёр уже погас, но угли ещё долго светились в темноте. До сих пор, когда мы ночевали в избушках, я ложился на нары у входа, слева под рукой фонарь, справа – заряженное ружьё, далее – дядюшка. На двери никаких запоров, естественно, не было. В тот раз нам казалось, что опасаться нечего: костёр дымит, рядом охотники с карабинами – ну какой сумасшедший мишка сунется! Поэтому я ружьё повесил на стену напротив. Фонарь, правда, оставил под рукой. Лёг и отключился. Проснулся я от странного звука – было впечатление, что кто-то скребётся в дверь. Сначала я подумал, что дядюшке приспичило, но тут услышал лёгкий стук. Как я понял, это дядюшка от испуга стучал костями в своём спальном мешке. Значит, медведь ломится! Если он завалится внутрь, то окажется по дороге к ружью, которое, кстати, было незаряженым! Что делать? Медведь скребётся всё настойчивее, дядюшка стучит костями всё громче! К нашему счастью, мишка не догадался дверь дёрнуть, а старался вывернуть косяк, что нас и спасло. Тут я не выдержал, вскочил и рванулся к ружью, а медведь расслышал стук дядюшкиных костей и мой рывок, тихо рявкнул и дал дёру.

Я схватил ружьё, зарядил и высунулся на улицу. Никого. Ладно, легли опять, но уже как обычно с ружьём,. Утром говорю охотникам: так мол и так. Они меня на смех поднимают, что мишка совсем с ума съехал! Потом прошлись, посмотрели и головами закачали – действительно! Вот же, как оголодал бедняга. Тут один их моих друзей и говорит:

– Давай поймаем гада.

– А как?

– Да просто, капкан поставим.

Дядюшка загорелся, дескать, давайте. День потеряем, но это не беда, а такой кадр получится. И мне говорит, что как медведь в капкан попадёт, чтоб я как можно ближе подошёл, а дядюшка будет фотографировать. А если он вырвется? Не беда, главное, чтоб фото успел сделать. Добрый дядюшка! Ладно, парни капкан приладили, в качестве приманки птицу какую-то подстрелили. Для правильной установки ловушки, к капкану на цепи приладили бревно метра три, потаск по-местному. Если медведь попадётся, то он помчится сквозь заросли и бревно застрянет. К вечеру всё было готово, и мы разошлись спать. Утром вскочили и к капкану – не попался! А тут на коне дядька моих приятелей подъезжает. Он как раз к своему зимовью направлялся. Увидел нашу ловушку и как заорёт на ребят:

– Да кто ж такой потаск ставит!!! Да ежели бы медведь в капкан угодил, он бы с этим бревном в охапку к вам припёрся разбираться – мало бы не показалось!

Все были рады. Кроме дядюшки – эх, какой фотографии не получилось!

Многое еще мне вспоминалось, но тут я глянул на часы – ух ты, уже третий час! Потушил костёр и забрался в избушку. Утром встал пораньше, сел завтракать, вдруг слышу – звук мотора. Рановато, охотники должны были за мной приплыть ближе к вечеру. Ну, ладно, может это не они, а кто-то другой. Сижу, пью кофе, вижу, нет, это за мной. Почему так рано, спрашиваю. Оказывается, пока я здесь прохлаждался, с гор спустились двое итальянских охотников. Они купили лицензию на марала. Наконец, взяли двух и собирались домой. Ночевали они в избушке в тридцати километрах ниже по Реке, и к обеду за ними должен был прилететь вертолёт. Мои приятели узнали и договорились, чтобы и меня захватили. Здорово! Во-первых, никого дёргать не буду, а, во-вторых, сразу в столицу автономии. Там проболтаюсь у друзей пару дней и домой.

Я быстро собрался, погрузился в лодку, и не прошло и часа, как мы прибыли. К счастью, итальяшки по-английски понимали и разговаривали. Они угостили меня кофе с дивным сыром и свежим белым хлебом с маслом, что после десяти дней жизни на подножном корме казалось верхом чревоугодия. Мы сидели, болтали, а через пару часов послышался стрекот вертолёта. Через несколько минут он опустился невдалеке. Мы поднялись.

– Ну, что, – сказали друзья, – до следующего лета!

– Посмотрим, – уклончиво ответил я и пожал плечами. Сам же подумал – нет, никогда.

Итальянцы полезли в кабину, я задержался, окинул взглядом горы, Реку, комок подкатил к горлу, махнул рукой охотникам и забрался в вертолет. Он взлетел, сделал небольшой круг над долиной и направился в сторону столицы автономии. Через час я был в аэропорту. Вот и всё.

Послесловие

Прошло много лет. Я ни разу сюда не вернулся. Дважды был близок к тому, чтобы плюнуть на всё и прилететь, один раз даже купил билет, но удержался и сдал. И хорошо, так как по обрывкам информации из тех краев, всё произошло, как я ожидал и даже хуже. Пару лет мы с женой и сыном ещё подёргались – плавали на байдарке по нашим рекам и озерам в России. Но после тех красот здесь всё было блеклым и навевало лишь грусть и тоску. Кроме того, ну, две недели, ну, три плаванья – а если отпуск два месяца, то что делать в оставшееся время? Надо сказать, что в начале наших путешествий мы с женой решили, что пока есть силы надо забираться как можно дальше, в самую глушь, туда, где палатка – дом родной, рюкзак – весь багаж, а вместо кулинарных изысков – что бог пошлёт, ружьё даст и удочка добавит. Туризм в традиционном смысле мы решили оставить на потом, ближе к пенсии. Прибалтика, Золотое кольцо, Бухара, Самарканд и многое, многое другое никуда не денутся. Оказалось, делись и ещё как. Прибалтика – так вообще без виз не сунешься, Узбекистан, Казахстан и прочие станы тоже заграница и, хотя виз не надо, но вот так запросто, как во времена СССР, не поедешь. Впрочем, как и Россия, но уже по экономическим соображением – на Байкал дороже, чем в Париж. Да что Байкал! В Москву только туда стоит столько же, сколько до Варшавы и обратно. Я уже стал отчаиваться, но тут произошли два события, которые, можно сказать, спасли нас. Первое – мы неожиданно стали дачниками. Друг Санька, видя наши страдания, предложил взять участок земли в товариществе от института, который создала моя мама и где она директорствовала до своей скоропостижной смерти. Санька сам имел там участок, а кроме него на двух улицах рядом жили мои приятели, часть из которых я устроил к маме по блату. У меня, старого бойца стройотрядов и заслуженного шабашника, тут же зачесались руки в ожидании топора, пилы и прочих радостей. Жена вспомнила о своей мечте цветовода, и мы немедленно согласились. Теперь вопрос о том, что делать летом отпал раз и навсегда. Но, есть ли жизнь на даче, и какая она, об этом, может быть, я когда-нибудь расскажу. Второе событие было связано с тем, что после моей стычки с одним гадом замминистра, я перешёл в частную фирму на должность замгендиректора по науке и внешнеэкономическим связям. Это тут же открыло мне весь мир, вслед за мной и моей жене, которая справедливо считала, что меня одного отпускать дальше границы области крайне неразумно. И теперь вместо Вильнюса – Рим, вместо Риги – Париж, вместо Таллинна – Стокгольм и далеко не только… Но и те же Вильнюс с прочими ригами и таллинами в прямом доступе, почти как тогда в СССР. Но об этом ниже.

ЛЮБОВЬ МОЯ СРЕДНЯЯ АЗИЯ

Бухара. Мавзолей Самманидов. Х век. Фото автора

ГЛАВА 1. ДАВНЫМ-ДАВНО

Предисловие

Говорят, что любовь бывает разная: с первого взгляда, со второго, с третьего, по фотографии, по голосу и т. д. Я влюбился в Среднюю Азию по книжке Леонида Соловьёва о Ходже Насреддине. Продукт советско-европейской культуры, я к своим двадцати годам знал о Средней Азии почти ничего. В книгах не встречал, фильмы производства «Узбекфильм» или «Таджикфильм» не смотрел (они считались хуже даже киностудии им. Довженко), в «Клубе кинопутешественников» имени Сенкевича показывали в основном недоступную далёкую экзотику. Понятие «гастарбайтер» отсутствовало даже при описании ужасов капитализма, а среди друзей, приятелей, коллег и просто знакомых моей семьи выходцев из Средней Азии сроду не было. В редких фильмах про басмачей мелькали ландшафты, виды городов и кишлаков, но всё это было фоном и особого внимания не привлекало. Нет, конечно, кое-какая информация проскакивала, но пищи уму и сердцу не давала.

Как-то раз, ещё школьником, я заскочил к другу-однокласснику. В ту пору особенного дефицита на книги, приличная библиотека могла быть создана или по блату или по наследству. У друга было то и другое, и, как следствие, в их домашней библиотеке можно было найти и дореволюционные издания и самые новенькие, с пылу и жару. Особенно привлекли меня в то время книги из серий «Библиотека приключений» и «Мир фантастики». Я пользовался большим доверием не только друга, но, что важнее, и его отца. Это давало мне возможность получать на руки на неопределённые сроки любое издание. Я паразитировал на этом беззастенчиво, но взятое всегда возвращал. В тот день я принёс пару книг и стал высматривать, что бы ещё почитать. Друг, наблюдая мои поиски, вдруг сказал:

– Возьми-ка вот эту. Не смотри, что издание «Детгиз», книга забавная, я сам её только прочитал. Тут по телевизору старый фильм о Ходже Нассреддине показывали. Вот я и решил посмотреть, насколько сценарий от книги отличается, но запал и читал, не отрываясь. Я взял, но забегался, закрутился и вспомнил о книге лишь через пару недель, когда по всем приличиям её надо было вернуть. Как сейчас помню – поздно вечером, уже лёжа в кровати, я решил бегло пролистать её и утром возвратить. Я читал всю ночь, перечитывал отдельные страницы и даже записал для памяти пару абзацев. Я был потрясён: как же надо любить эти места и этот народ, чтобы так написать. На следующий день после школы я зашёл к другу. Благо отец его был дома. Я подошёл к нему и, набравшись нахальства, попросил подарить мне эту книгу. Другу я сказал об этом раньше и тот не возражал. Отец друга подумал, посмотрел на сына, тот кивнул, дескать, да, и отдал мне её. Книгу я зачитал до дыр. Стал ходить в библиотеку в поисках чего-нибудь о республиках Средней Азии. В основном это была сухая информация, встречались и художественные произведения. Но никто не писал об этих местах, так как Соловьёв. Вскоре подоспел конец школы, экзамены выпускные, вступительные, обаятельные первые годы студенчества…. Книга как-то отошла в сторону, другие эмоции, впечатления, стройотряды, туризм, путешествия. Мечта о Средней Азии подёрнулась лёгким туманом.

И вот, однажды осенью друзья разбежались кто куда, на картошку нас, бойцов стройотряда не отправляли, и у меня образовались пара совершенно свободных недель. Не зная, что делать, я слонялся по квартире день, второй. А тут мама уехала в очередную командировку. Я от безделья стал наводить порядок, и тут же на глаза мне попалась книга Соловьёва. Как в полубреду я помчался в кассы, купил билет до Ташкента назавтра (повезло!), собрал рюкзак, написал маме записку и улетел. Сейчас трудно представить более безрассудный шаг. Но в те времена жизнь была куда как спокойней и безопасней и мысли о том, что со мной что-нибудь может случиться в голову не приходила.

Знакомство

Владимир Фаворский. Процессия. 1943

Сразу скажу – я не собираюсь писать о достопримечательностях Бухары, Самарканда, Хивы или других известных туристских центров. Эту информацию в наше время можно легко найти и в интернете и среди разного рода рекламных материалов, издаваемых турфирмами. Я пишу о собственных радостных чувствах того периода. А также о печальных ощущениях, которые охватили меня во время недавней поездки в те, столь любимые и знакомые места.