Путь гангстера. Кто не рискует, тот не побеждает

– Неплохой ствол, – итальянец на миг оторвал взгляд от глаз собеседника, пробежав им по оружию Фонтейна, вернее по рукоятке пистолета, торчавшей из-под левой подмышки.

– Спасибо, – ответил француз.

– Зачем тебе пушка? – поинтересовалась Сандра. Эйдриану послышались нотки тревоги в её голосе, которые ей спрятать не удалось, хотя она старалась.

– Издержки профессии, – казалось, Сандра вообще потеряла интерес для Фонтейна, по крайней мере, как девушка. Сейчас она была лишь неким символом, за который он, так же как и Эйдриан, боролся. Только цели были разные.

– Ты опять куда-то вляпался? – настаивала Сандра, и Эйд разочарованно заметил, что она переживает за этого француза. Итальянец решил, что всеми силами постарается избавиться даже от малейшего знака внимания Фонтейну со стороны девушки.

– Никуда я не вляпался, – Эйдриану отчего-то показалось, что эти слова француз проговорил каким-то победным голосом. Дескать, Сандра о нём беспокоится. Эйд очень хотел загнать Фонтейна обратно в его нору, чтобы он боялся, чтобы превосходство итальянца было очевидно. Соблазн был настолько велик, что удержаться было невозможно.

– Тут, кстати говоря, пробежал слушок, – как бы, между прочим, сказал Эйдриан. – Вроде как, Голландец Шульц ищет, как он выразился, ублюдка, который его обокрал.

– Ну и? Я-то здесь причём? – невозмутимо спросил Фонтейн.

«Ещё как причём, мать твою, – мысленно проговорил Эйдриан, продолжая неустанно смотреть на собеседника. – Только ты мог додуматься до такой идиотской затеи».

– Говорят, что парень, который его обокрал, был французом, – не торопясь продолжал Эйд. – По крайней мере, акцент у него был очень сильный.

«Прям как у тебя», – про себя закончил он.

– К чему ты клонишь? – видимо, нервы у француза были на пределе, раз он решил больше не юлить.

– К тому, что этот француз полнейший придурок, – даже «заочное» оскорбление личности Фонтейна было достаточно приятно.

– И почему же? – Эйдриан наслаждался тем, как Фонтейн злится. Даже Сандра потихоньку отошла на второй план. Всё свелось к обычной перепалке, типа «кто кого оскорбит». По правде говоря, оскорблял сейчас лишь Эйдриан – Фонтейн пытался отразить выпады итальянца призмой безразличия.

– Ты можешь оскорбить девушку Голландца, плюнуть ему в лицо, ударить, его это только позабавит. Но даже не пытайся украсть хотя бы доллар с его стола. Сделал это – ты покойник.

Эйдриан проговаривал каждое слово с чёткой расстановкой, чтобы Фонтейн напрягся ещё больше. Однако на лице читалась скорее задумчивость. В какой-то момент Эйд решил, что француз догадался о том, что итальянец под него копает. Но эти мысли быстро развеялись, потому что Фонтейн после небольшой паузы продолжал защищаться:

– Не думаю, что у того вора не было запасного варианта на случай разоблачения.

– Несомненно, – кивнул Эйдриан.

После этого итальянец решил, что с француза пока хватит потрясений, и он поспешил ретироваться. Не придумав ничего лучше, Эйд достал свои часы и сделал вид, что ему пора уходить. Уже находясь на приличном расстоянии, итальянец оглянулся.

Эйдриан остался доволен собой, со злорадством отмечая, что парочка ругается. На выходе из парка Эйд достал пачку сигарет, закурил и взял курс на бар «Лайк ин Итали». В голове снова мелькнула мысль: а не слишком ли рано итальянец упомянул о том, что «кто-то» обокрал Голландца Шульца? Эйдриан поспешил себя успокоить тем, что Фонтейн наверняка не обратил внимания на его подозрительную осведомлённость. Слишком ярким был страх в его глазах, пусть и показавшийся там на мгновение.

Вообще, идти в бар было довольно рискованно, ирландцы всё ещё держали его, а завязывать войну с ними Эйдриану хотелось меньше всего. Играть в стрелялки с «трилистниками» – это в стиле дона Кампанеллы. Семья Бользано же, в которой и состоял Эйдриан, предпочитала в этих делах особо не пачкаться. Но итальянец соврал бы сам себе, если бы утверждал, что с ирландцами сохранялся негласный нейтралитет. Как-никак, народная солидарность делала своё дело. Слишком много его соотечественников полегло от пуль «трилистников».

Дойдя до бара, Эйдриан всмотрелся внутрь помещения через витрину. В баре было не слишком людно. Итальянец взял себя в руки, хоть это и было нелегко: всё-таки ирландцы – народ темпераментный, любой из них мог запросто наплевать на здравый смысл и пристрелить Эйдриана на месте, невзирая на то, что это чистейшей воды самоубийство. Но оставалась довольно крепкая надежда на то, что Лекс сумеет образумить своих посетителей. Однако всё же стоило заметить, что рассчитывать только на помощь Лекса было так же рискованно, как и идти в бар. Уж очень долго они не виделись, многое могло измениться.

Сделав глубокий вдох, Эйдриан вошёл в бар. Он изо всех сил старался не придавать никакого выражения своему лицу, не позволял ни одной эмоции проявить себя. А самое главное, итальянец не задерживал свой взгляд ни на одном из ирландцев. Хотя сами ирландцы вовсю сверлили глазами вошедшего. Все без исключения видели в нём врага. Кто-то смотрел на Эйдриана с ненавистью, а кто-то с недоумением, и сам Эйдриан понимал, почему. Если бы он увидел итальянца, зашедшего в бар, наполненный ирландцами, он бы точно решил, что перед ним сумасшедший. Эйдриан буквально чувствовал каждый взгляд, направленный в его сторону. Подумать только, ведь когда-то ситуация была прямо противоположная. Тогда Эйдриан ещё только знакомился с криминальным миром, а бутылки с виски можно было достать чуть ли не на каждом углу.

– Ты чё, макаронник, совсем страх потерял? – прозвучал грубый голос слева от итальянца.

Эйдриан медленно повернулся, держа себя в руках, что было делать всё труднее. Перед ним стояло четверо здоровых ирландцев, явно настроенных на драку. Драться Эйдриану не хотелось, шансы были слишком неравными. Он не отказался бы пригрозить ирландцам оружием, находившимся у него под пиджаком, но это опять же был бы дохлый номер – враги его пристрелят на месте. Эйдриан хотел уже было ответить, как из-за барной стойки донёсся голос Лекса:

– Хлебало прикрой, будь любезен.

– Не понял, – один из ирландцев повернулся к бармену.

– Вы и так воюете с одним из итальянских донов. Хочешь добавить себе в список ещё одного крёстного отца?

Ирландец видимо решил, что и одного дона ему будет вполне достаточно, и сел обратно за стол. Эйдриан тем временем облегчённо вздохнул про себя и подошёл к барной стойке.

– Ну, здравствуй, Лекс, – поприветствовал итальянец бармена.

– Привет, Эйд, – улыбнулся в ответ Лекс, и они пожали друг другу руки.

Ирландцы по-прежнему смотрели в спину Эйдриана с лютой ненавистью, даже несмотря на то, что, по сути, он не являлся для них врагом. Хотя чего греха таить, ирландцы видели врагов во всех итальянцах, точно так же, как и каждый итальянец считал, что ирландские банды надо уничтожать под корень. Эйдриан и сам с превеликим удовольствием перестрелял бы каждого ирландца в этом баре, будь у него возможность.

– Рад тебя видеть, – сказал Лекс после рукопожатия. – Сколько мы не виделись? Года два?

– Почти три, – усмехнулся Эйд. – С тех пор, как ты решил завязать с нашей «работой». Ну и как тебе новая должность?

– Да так, знаешь ли. На жизнь хватает. По крайней мере, теперь я не беспокоюсь, что меня пристрелят.

– В том, что тебя пристрелят, есть своя романтика, и ты это знаешь не хуже меня.

Эйдриан знал, о чём говорил. Пару раз они с Лексом попадали в серьёзные передряги. Несмотря на то, что в живых они остались лишь чудом, оба вспоминали об этом с некоторой долей ностальгии. Но Лекс решил, что такая жизнь не для него, потому что, в отличие от Эйдриана, вступить в мафиозную семью он не мог. Лекс не имел сицилийских корней, что и закрывало ему дорогу в клан.

– Романтика есть, конечно, но на кой хрен она мне будет нужна, если меня пристрелят? – ухмыльнулся в ответ Лекс. – Выпить хочешь?

– Если только бокал виски, – махнул рукой Эйдриан. – Мне ещё к родным заезжать, не хочу, чтобы меня шатало по дороге.

Бармен налил себе и итальянцу по бокалу, и они выпили. Эйдриан в шутку упрекнул Лекса в том, что тот пьёт на работе. Лекс в свою очередь ответил, что не каждый день приходится увидеть старого друга. Эйд был приятно удивлён тем, что бармен по-прежнему считает его другом и, отсалютовав бокалом собеседнику, допил остатки виски.

– Как мама твоя поживает? – поинтересовался Лекс, тоже закончив со своим бокалом.

– Неплохо, – пожал плечами Эйдриан. – Вроде уже совсем отошла от смерти отца, даже говорить о нём теперь не отказывается.

– Сестрёнки как? Маленькая Диана уже ходит в школу?

– Ага, в третьем классе уж.

Лекс уже не в первый раз замечает, что Эйдриан непроизвольно начинает слегка улыбаться при мысли о своей семье, причём улыбаться искренне. Это была не злорадная ухмылка или гримаса наслаждения. Чистая, человеческая радость при мысли о том, что есть на свете люди, которые будут любить его несмотря ни на что, даже закроют глаза на преступную деятельность. Хотя, признаться, и мама, и сёстры (кроме Дианы, самой младшей, ей ничего не рассказывали) очень негативно относились к тому, чем занимается Эйдриан. Лекс не раз слышал от итальянца жалобы на то, что родня не может просто взять деньги, которые он им отдаёт, без лишних вопросов. С другой стороны, глупо сетовать на то, что твои родные предпочитают не связываться с криминалом.

– А Кандида и Сьюзан? – вновь спросил Лекс.

– Кандида в городском колледже учится, – ответил Эйдриан. – Сьюзан работает… хрен её знает, где она работает. С бухгалтерией что-то связано.

Эйдриан потихоньку подбирался к истинной цели встречи с Лексом, но он не мог просто так взять и сказать. Нужен какой-то повод, хотя бы малейший. Хотя бы мимолётное упоминание о Франции. И вот он его получил. За столиком неподалёку ирландцы достаточно громко говорили о том, что сегодня в бар заходил некий француз, вроде как, знакомый бармена.

– О каком это французе они говорят? – как бы невзначай спросил Эйдриан.

– Да так, заходил сегодня один, – будто нехотя ответил Лекс. – Не важно.