– Стажировался в Москве, это тоже хорошо. Уже знаешь, как механизм работает. Нет?
– Знаю.
– Ух ты, – улыбнулся Панкратов. – Тебя с толку просто так не сбить. Обнадёживает. В наставники тебе Подгорного дам. Он молчаливый, но очень хороший оперативник. Не отходи от него и быстро всему научишься. Понял?
– Понял.
Илья Петрович открыл дверь и с порога сказал Подгорному:
– Андрей, отдаю в твои руки серую массу в лице Куприянова Василия Ивановича. Помоги ему сегодня устроиться. Вечером ко мне на планёрку. Всё понятно?
– Так точно.
Так в далёком семьдесят третьем году, Василий Куприянов начал свою милицейскую карьеру. Ему очень хотелось поскорее в гущу событий. Он жаждал романтики, но догадывался, что никакой романтики не будет, а будет тяжёлая, нудная и опасная работа. Работа изо дня в день, днём и ночью, долгие годы. Но вместе с тем Куприянов был уверен, что эта его работа нужна людям. Простым честным людям, которые жили в этом городе и в этой стране.
1994 год. 19 июня 11:22
Фисенко закрыл после осмотра одну секцию шифоньера и открыл следующую.
– Ух ты! – удивился молодой оперативник. – Это же сколько денег стоит? Раз, два, три, четыре шубы и вот ещё полушубок. И все из норки!
– А чего ты удивляешься, Слава, – невозмутимо произнёс Куприянов. – Судя по тому, как обставлена квартира можно было догадаться, что старушка жила в достатке. Ты же опер, Слава. Ты это должен просчитывать с порога.
– Да я не о том. Я думаю, зачем этой бабушке столько добра. Она наверное, из дома то только в булочную выходила.
– Не называй всё это, Слава, добром. Не добро это. Шмотье. Балласт на человеческой душе. Я знаешь, сколько такого за свою жизнь повидал. И чем больше этого балласта, тем ничтожнее у человека душа. Но исключения, Слава, конечно есть. Нельзя в нашей работе всех одним миром мазать, – Василий наклонился и стал присматриваться к чему-то на дне шифоньера. – Ну-ка, а что это там внизу?
Фисенко раздвинул шубы и выдвинул небольшой деревянный сундучок.
– Василий Иванович, здесь замок.
– Вижу, – Куприянов аккуратно карандашом приподнял замок и разглядел его. – Надо вскрывать. Зови Безуглова.
Эксперт Сорокин после нехитрых махинаций открыл бронзовый замок и, демонстративно положив его на прикроватную тумбочку, с укоризной посмотрел на Куприянова. Василий прочитал в глазах эксперта немой вопрос.
– Ну не возмущайся, Коля, – с лёгкой ироничной улыбкой оправдывался Куприянов. – Да, не научился я за всю жизнь вскрывать замки. Два десятка лет работаю на кражах, с ворами в одной упряжке, а замки вскрывать так до сих пор и не умею. – Василий достал из кармана всё ту же пачку «Camel» и протянул Николаю. – Возьми сколько хочешь.
Сорокин выдернул из пачки три сигареты и, не говоря ни слова, пошёл в подъезд курить.
– Что смотрим, Фисенко?! – окликнул оперативника Куприянов. – Открывай.
– Зачем нам этот сундук? Чего мы тут хотим найти? – недовольно бурчал следователь.
– Не ворчи, Сергей! Может в этом сундуке предсмертная записка, – попытался пошутить Василий.
Фисенко подвинул сундук ближе к понятым и аккуратно открыл крышку. Сверху в чёрном бархатном мешочке лежало что-то круглое. Слава осторожно развязал шнурок и извлёк красивую фиолетовую круглую коробочку. Поднял крышку, и все присутствующие в комнате открыли рот от удивления. В коробочке лежало колье. Золотой ободок украшения расширялся книзу и в месте крепления кулона был усыпан дюжиной бриллиантов. Сам кулон представлял собой золотое сердечко с большим, нет, скорее огромным изумрудом. Изделие это выглядело уникальным.
– Вот бабка отмочила, – забыв про присутствие понятых, ляпнул Фисенко.
– Слава, – с укоризной посмотрев на молодого коллегу, сказал Куприянов, – ты слова-то подбирай. Эта несчастная женщина тебе вовсе не бабка.
– А я с товарищем согласен, – вдруг сказал один из понятых, мужчина в пижамных брюках и белой накрахмаленной сорочке. – Правильно говорит молодой человек. Она хуже бабки. Она ходила тут у нас соль клянчила, а у самой целое состояние в сундуке.
– Да, Фёдор Петрович, – поддержала мужчину вторая понятая, женщина неопределённого возраста с волосяной башней на голове, – это точно. Прикидывалась тут бедняжкой. Пенсия у неё маленькая. А пять шуб-то себе купила. И какие шубы! Вы только посмотрите!
Василий Иванович намеренно не останавливал возмущение соседей. В такие минуты можно услышать очень важную информацию. Он притих и внимательно слушал.
– Хватит, товарищи! – не вовремя встрял Фисенко. – Как вам не стыдно. Труп вашей соседки ещё в квартире, а вы тут устроили судилище.
«Эх, Слава, как же ты ещё неопытен, – подумал Василий и от досады махнул рукой». Безуглов, не вдаваясь в полемику, приступил к своему делу. А Василий Иванович всё пристальнее вглядывался в колье. В памяти всплыло что-то очень похожее. Надо же, в этой квартире он уже второй раз видит то, что уже когда-то попадалось ему на глаза. Но не может вспомнить где. Куприянов заложил руки за спину и стал ходить по квартире. Сначала на кухню, посмотрит на безжизненное тело, затем в спальню – колье завораживало своей роскошью. Потом в гостиную. Многое в этой квартире оказалось странным. «Эта женщина, похоже, не имела родственников. Или была с ними в жуткой ссоре, – думал, расхаживая по квартире, Куприянов. – Ни одной фотографии. Книг тоже нет. Один хрусталь, статуэтки, шкатулки и морские раковины. Необычно».
– Поглядите на него! Завёлся наш Иваныч! – Сорокин стоял в проёме двери и с улыбкой наблюдал за Куприяновым.
Сзади Сорокина подпирал своим пузырём-животом ленивый участковый. По лбу и по щекам толстяка медленно ползли тонкие ручейки пота.
– Доктор спрашивает, – высоким голоском щебетал участковый, – где документы умершей?
– У меня паспорт! – крикнул из спальни Безуглов.
Участковый метнулся в спальню. «Похудеет сегодня бедняга, с такой суетой, – подумал Куприянов. – Паспорт. А чего это ты, Василий Иванович, в паспорт не заглянул? Совсем расслабился перед пенсией?» Василий вышел в коридор и перехватил участкового Панамаренко.
– Ну-ка, Валера, дай взглянуть в паспорт.
Панамаренко безропотно протянул Куприянову документ.
– Терёхина Маргарита Львовна, – прочитал вслух Василий. – Маргарита Львовна, – снова повторил он. И после небольшой паузы прошептал сам себе. – Так это же Маргарита! Как же я её не вспомнил?
Он ещё раз зашёл на кухню, где санитары уже собрались выносить умершую, и взглянул на старушку.
– Ну ты, конечно, тётя Рита, сильно изменилась, – тем же тихим голосом сказал Василий смотря на Маргариту, – поэтому я сразу тебя и не признал.
– Так может, мы пойдём? – недовольно спросил небритый санитар.
Василий, не смотря на санитара, кивнул и прикрыл лицо старушки простынёй.
– Так ты что, Василий Иванович, знаешь эту бабушку? – спросил закончивший свои дела в спальне Маргариты Безуглов.
– Знаю, Серёжа. Только не видел уже много лет. А если точнее, последний раз я встречался с ней в семьдесят… – Василий задумался, вспоминая год. Потом покачал головой. – В семьдесят каком-то. Только жила она тогда в общаге. Комната там у неё была двенадцать квадратов.
– Эх ты! Святые угодники! Откуда же у бабули такие капиталы нарисовались за это время? – удивился Сергей.
– Вот и я о том же, Серёжа. В этих домах на Тимирязева, одни «шишки» жили. Вот этот понятой в пижаме, – Куприянов едва заметным кивком указал на пожилого соседа Маргариты, – знаешь кто такой?
Следователь пожал плечами.
– Этот старикан, бывший заведующий отделом пропаганды в обкоме. Местный Суслов.
– Шишка! – Безуглов присмотрелся к старику.