Печать на сердце твоем

Печать на сердце твоем
Андрей Валентинов

Ория #3
Згур был сыном героя, погибшего за свободу родного Края. А сыну героя не положено сомневаться, когда родина отдает приказ. И если должна погибнуть некрасивая носатая девушка, то что за беда? Ведь она – дочь предателя!

Историко-мифологическая фантазия Андрея Валентинова является косвенным продолжением первых двух частей цикла «Ория». Иные герои, иные времена, но люди остаются людьми, любовь – любовью, предательство – предательством. Хорошо ли, когда на сердце – печать, когда тебя не трогает чужое горе, когда родная земля уже не манит, а чужая вполне может сойти за свою? Можно ли выполнить приказ, пожертвовав не жизнью – совестью? И когда рука тянется к короне, не поздно ли еще проснуться? Ведь на сердце твоем – печать!

Андрей Валентинов

Печать на сердце твоем

Пролог

Мертвые молчали, раненых унесли, а у живых не оставалось сил для разговоров. Где-то вдали слышались крики, ржание обезумевших лошадей, но здесь, над Четырьмя Полями, над истоптанным в черную грязь снегом, повисло молчание. К ночи ветер разорвал серую пелену туч, и над живыми и мертвыми робко проступили неяркие звезды. Вместе с тишиной вернулся холод, и живые впервые за весь бесконечный день и столь же бесконечный вечер ощутили ледяное дыхание ночи – Ночи Солнцеворота. Зима поворачивала на мороз, и те, кто еще оставался жив, застегивали полушубки и заворачивались в пропитанные потом плащи.

Их было двадцать два – живых и не раненых, оставшихся там же, где они стояли весь день. Рядом лежали их друзья – мертвые, уже начавшие коченеть, но уцелевшие не смотрели на них. Еще придет час вспомнить, оплакать, выпить горького вина на тризне – но сейчас живые радовались жизни, и это чувство было сильнее всего – и скорби, и даже гордости от одержанной победы – первой для тех, кто уцелел, и последней – для всех остальных.

Конское ржание послышалось ближе, темноту рассек неровный свет факелов, и те, что стояли среди черной грязи, начали поспешно равнять строй. Простучали копыта, из темноты, словно из холодного зимнего моря, вынырнули черные силуэты. Короткая команда, и десяток всадников уже спешивался, направляясь к отряду. Порыв ветра развернул тяжелое полотнище, и неяркий свет факелов вызолотил огромного орла, распластавшего крылья по алому аксамиту тяжелого Стяга.

– Кей! – прошелестело в темноте. В первый миг те, кто был жив, растерялись, но вот прозвучало негромкое: «Шикуйсь! Стронко!» – и строй застыл, словно на смотре: ноги на ширине плеч, щит – в левой руке, в правой – древко копья. Копья, впрочем, оставались далеко не у всех, как и щиты, и даже шлемы. Факелоносцы приблизились, пламя осветило молодые лица, белокурые, слипшиеся от пота и крови, пряди волос – и раскрытые волчьи пасти на медных бляхах, пришитых на левом плече коротких серых плащей.

Тот, кто ехал под Стягом, медленно слез с коня и, чуть сутулясь, шагнул вперед. Кею не исполнилось и двадцати, но издали ему можно было дать все сорок. Он шагал неспешно, грузно, словно на его широких плечах уже много часов лежала неподъемная тяжесть. Впрочем, так и было – этим утром Кей Велегост, младший сын Светлого Кея Войчемира, начал свою первую битву, которая тянулась до самой ночи – долгой Ночи Солнцеворота.

Все так же неторопливо Кей снял шлем, провел рукой по коротко стриженным темным волосам и негромко бросил: «Старшего!» Он не стал звать сотника, поскольку знал – того уже нет в живых, как нет в живых полусотников, десятников – и еще очень многих, что лежали тут же, в черной грязи, но уже не могли стать в строй и ответить. Сто пятнадцать человек – усиленная сотня – с полудня сдерживали удар Меховых Личин, направленный в самый центр Кеева войска. Сотня выстояла, и теперь двадцать два уцелевших выравнивали строй.

Белокурые парни нерешительно переглянулись, но вот вперед шагнул один – тот, кто скомандовал «Шикуйсь!» Рука дернулась в приветственном жесте, каблуки коротких сапог ударили в грязь.

– Старший учебного десятка Згур, Вейско Края, третья сотня. Чолом, Кей!

– Чолом, сотник.

Парень, кажется, хотел возразить, но смолчал. Спорить не приходилось.

– Из Учельни Вейсковой? – рука в перчатке указала на бляху с оскаленной пастью.

– Да. Мы все – из Учельни, Кей. Добровольцы.

– Почему Велга послала вас, мальчишек?

Тот, кто стал сотником, на миг замешкался с ответом. Затем темные глаза блеснули:

– Мы вызвались сами, Кей. Вся сотня! Государыня сказала, что это нужно Краю.

– Вас осталось двадцать…

– Двадцать два! – поправил парень и тут же замолк, только сейчас сообразив, что означает это число.

– Двадцать два… – Кей устало вздохнул и еще больше ссутулился. – От войска – едва ли половина, а я… Я даже не ранен…

Тут свет упал на лицо говорившего, и молодой сотник едва не отшатнулся, хотя и раньше видел Кея. Но сейчас, в черных сумерках, изуродованные черты смотрелись особенно жутко. Сломанный в давние годы нос, разорванные и плохо сросшиеся губы, глубокие шрамы на щеках… Лицо походило на маску – жуткую маску, подобную той, что надевали на себя Меховые Личины, перед тем как с воем и визгом бросаться на врага. Неровный свет факелов сделал страшное еще более страшным. Казалось, непогребенный мертвец встал, чтобы провести ночной смотр.

– Спасибо, волотичи! – голос Кея окреп, налился тяжелым металлом. – Вам всем – живым и мертвым! Спасибо!

Мгновенье царила тишина, затем грянуло дружное: «Двейчи не вмирати!» – старый боевой клич волотичей, с которым они в давние годы шли в бой против Кеевых кметов. Но этот день и эта ночь объединили старых врагов.

– Давно в Вейске?

Кей подошел ближе, и стало заметно, насколько они похожи: одного роста, стройные, высокие, плечистые. Лишь лица разнились: красивое, тонкобровое, слегка скуластое – у волотича и – страшная маска у сполота.

– С двенадцати лет, Кей.

– Почему так рано?

Сотник ответил на сразу, затем красивые губы скривились невеселой усмешкой:

– Наши отцы не вернулись с войны, Кей. Кому-то надо защищать Край.

– Твой отец… тоже?

– Да. Он был ранен под Коростенем.

Кей медленно кивнул и повернулся, чтобы отойти к Стягу, но тут из темноты вновь послышался топот. Всадник на низкорослом огрском коне подскакал к самому Стягу, разбрызгивая жидкую грязь.

– Кей! Кей Велегост!

– Я здесь! Говори!

Широкие плечи распрямились, голос вновь стал громким и сильным. Битва не кончилась, и девятнадцатилетний парень со страшной маской вместо лица был готов нести неподъемный груз дальше.

– У табора… Наши не могут прорваться. Эти… Они словно упыри…

Изуродованные губы еле заметно дрогнули:

– Всех – туда! Всех! Легкораненых – тоже! Ворваться в табор – и резать!

– Разреши, Кей! – сотник нетерпеливо оглянулся, словно боясь опоздать. – За нами должок остался. Расплатимся!

– Хорошо! – рука в кожаной перчатке резко дернулась. – Ты – старший! Бери всех, кого встретишь – и к табору. Передай приказ – пленных не брать! Слышишь? Не брать! Никого!

– Но Кей… – послышался неуверенный голос кого-то из свиты. – Там женщины…

– Не брать! – голос сорвался до крика, но тут же стих, став хриплым и усталым. – Нас слишком мало. Эти дикарки просто перережут нас ночью, на первом привале. Делайте с ними что угодно, но только до утра…

– Но дети…

Кей вздохнул и вновь ссутулился, словно груз, лежавший на его плечах, стал в этот миг совсем неподъемным.

– Всех, кто выше тележной чеки. Всех! Остальных подберем… Все, хватит болтать! Сотник, действуй! Вперед!