Аргентина. Лейхтвейс

*?*?*

До подъема осталось не больше часа, но Лейхтвейс не спал. Лежал на койке, смотрел в темный потолок, иногда закрывая глаза, чтобы увидеть синее бездонное небо, до которого так близко – и так далеко. Армейская жизнь не слишком досаждала. Два года в Абверштелле научили очень многому, в том числе и умению отстраняться. Подъем, зарядка, завтрак, чистка оружия, кислая рожа Шульце – все это совершенно не мешало думать. Он уже знал, что в полку не задержится. Через пару недель новый вызов, на этот раз надолго, поэтому все будет оформлено переводом в другую часть. Если не вернется, никто не хватится, даже в приказе не помянут.

Куратор подтвердил – Россия. Рассказал и о том, почему выбрали именно его. Не за происхождение и знание языка, в небе не до разговоров…

Вернувшись из второй командировки, Лейхтвейс уже собирался обратно в полк, когда внезапно был вызван в Кенигсберг. Два часа на сборы – и пустой транспортный «Юнкерс». Вылетели поздно вечером, над целью оказались в полночь. Приказ прост: совершить посадку, ориентируясь по сигнальному костру и эвакуировать человека. Ранец без особого труда поднимал двоих, но имелся риск, что сигнальный костер будет чужим. На этот случай к черному блину прикрепили взрывное устройство. Дополнительная кнопка – на поясе.

Черный зев люка, яркая точка костра.

– Пошел!

Он проскользнул между темных крон и завис над поляной. Внизу костер, рядом с ним – три черные тени. Палец левой руки прикипел к кнопке. Если не услышит отзыв – свечкой в темное небо, а там уже как повезет.

Он крикнул: «Рейн!» и замер, стараясь не дышать. «Эльба!» – ответила земля. Голос хриплый, сорванный и очень усталый.

Лейхтвейс приземлился на самом краю поляны. К костру, где его могли разглядеть, подходить не стал, махнул рукой. Двое остались на месте, подошел третий, не слишком молодой, в мундире, но без погон и головного убора. Форма поначалу показалась незнакомой, не Вермахт и не Красная армия. Рука перевязана, пистолет в руке.

Обратный маршрут оказался куда труднее – и много дольше. Человека он пристегнул ремнями – спереди, сзади мешал ранец. И сразу же перестал видеть. Сигнальные костры на большой поляне – ровный треугольник – нашел почти случайно, и только узнав голос пилота, снял палец с кнопки. В салоне «Юнкерса» они со спасенным сидели на противоположных скамьях. Никто не сказал ни слова.

«Разбор полетов» в фанерном домике на лесной поляне начался неожиданно. Куратор молча положил на стол маленький кусочек ткани с белой окантовкой. Поглядел в глаза.

– Остальное получите, когда начнется война.

Только тогда Лейхтвейс сообразил. Орденская лента – Железный крест 2-го класса. В мирное время им не награждают.

…начнется война…

А потом они работали с картой, и ему вновь довелось удивиться. Лейхтвейс считал, что садиться пришлось в Польше – именно польский мундир был на спасенном им офицере. Оказалось не так, точнее не совсем так. Маленький лесной аэродром (костры – ровным треугольником) находился на польской территории, но лететь туда пришлось из СССР.

Все стало на свои места. Газеты уже не первый день писали о боях в Вайсрутении между польскими диверсантами и большевистской армией. Кого именно довелось вытащить, куратор не сказал, но Лейхтвейс догадался: спасали конечно же не поляка. На том разговор и закончился. Карл Иванович пожал подопечному руку и велел готовиться к новой командировке, парижской.

Незримое и вездесущее командование не забыло удачливого «марсианина». Новая командировка в СССР – тоже своего рода награда.

Лейхтвейс улыбнулся, вспомнив разговоры сослуживцев о скалах, восхождениях и прочей горной романтике. Гефрайтер Вилли Банкенхоль мечтает попасть в заветную «категорию шесть». Заснеженные вершины – это, конечно, очень романтично, но над ними небо. Значит он, горный стрелок Таубе – «категория семь».

А еще он решил завтра же написать куратору об Испании. Его сослуживец прав, случайностей не бывает. Вероятно, итальянцы направили туда не только скалолазов.

– Не думайте, что мы с Муссолини союзники навек, – обмолвился как-то Карл Иванович. – Тироль итальянцы нам до сих пор не отдали…

7

Поезд начал замедлять ход. За окном ровной стеной встали высокие старые пинии, за ними – домики из кирпича-сырца под красной черепицей. Семафор, водокачка, вагоны на запасном пути…

– Приехали! – встрепенулся конвоир, поправляя фуражку. Но тут же погрустнел.

– В Эболи приехали. А дальше – как при Ринальдо Ринальдини, на перекладных. Хорошо если засветло доберемся.

Второй конвоир, постарше и посолиднее, ограничился глубокомысленным кивком.

Служивые попались не слишком вредные. Тот, что помоложе и поразговорчивей, даже взял на себя заботу о княжеском чемодане. Дикобраз и сам бы справился, но в наручниках выходило не очень ловко.

Зайти домой – попрощаться и собрать вещи – не разрешили. Пришлось писать короткое письмо, надеясь, что матушка Джина, домоправительница и многолетний ангел-хранитель, сама разберется, что к чему.

Фибровый чемодан средних размеров, пальто и шляпа – вот и весь багаж. Принесенный из дому зонтик князь попросил отправить обратно. А вот книги взять не разрешили – даже маленький молитвенник в кожаной обложке, спрятанный домоправительницей на самом дне чемодана. «Закон есть закон, извините, синьор Руффо!»

Итак, в путь отправились два охранника при оружии, один князь и пара наручников. Разговорчивый конвоир, ехавший этим маршрутом не впервые, был изрядно расстроен: думал провести выходные в Риме, а теперь придется совать нос в места, где без хорошей охраны и показываться боязно. По словам знающих людей, в тамошних селах и сегодня думают, что Южной Италией правят Бурбоны. А разбойники ничего не думают, как грабили спокон века, так до сих пор не угомонятся.

Поезд принялся тормозить. Конвоир пододвинул поближе княжеский чемодан, без всякой надежды поглядел на близкую платформу.

– И буфета у них нет!

Тот, что постарше, вновь промолчал, но поглядел в сторону станции весьма кисло.

Князь отнесся к предстоящему путешествию философски. Хоть и на перекладных, а когда-нибудь доберутся. По поводу же разбойников имел свое мнение: лучше уж Ринальдо Ринальдини, чем полковник Строцци. И кому нужен пожилой, изрядно потрепанный жизнью Дикобраз? Вот синьор Бенито Муссолини – совсем другое дело.

*?*?*

«В Военно-морском министерстве…». Дуче тоже собрался путешествовать, причем с комфортом – на флагмане итальянского флота «Джулио Чезаре», о чем и сообщила заметка в тонкой четырехугольной рамке. Князь прочитал и удивился. Персоны такого масштаба обычно посещают маневры, однако ни о чем подобном в газете не говорилось. А между тем, главные силы флота с прошлого года стоят на Балеарских островах – вовсе не итальянских, а испанских. В ответ на протесты обоих испанских правительств, и «белого» и «красного», Министерство иностранных дел Италии обещало непременно вывести флот и десантные части с Балеар, однако назвать точные сроки не считало возможным. Итальянские стационары – крейсер и миноносцы – находились также в гавани Валенсии, якобы для охраны линий коммуникации. Каких именно, не уточнялось.

Князь сложил два и два: Дуче и флот с одной стороны, провал переговоров в Лиссабоне между «красными» и «белыми» испанцами – с другой. А еще можно вспомнить, что в речи Чезаре-Мария де Векки о будущей Большой Италии испанские территории, в отличие от Корсики и Корфу, не упоминались.

«И тогда весь мир содрогнется!..» – пригрозил бывший капрал Кувалда в их последнюю встречу.

*?*?*

Обещанные говорливым конвоиром «перекладные» начались с еще одного поезда, но уже маленького, на три вагона: два пассажирских и грузовой. Успели вовремя, паровоз уже нетерпеливо дергался, испуская из трубы горький серый дым. Привычных дверей у вагонов не оказалось, пришлось забираться через тормозную площадку. Наручники изрядно мешали, и князя втянули внутрь чуть ли не за ворот.

– Вагоны старые, – сообщил служивый несколько виноватым тоном. – С прошлого еще века. Здесь, синьор, время вроде как вспять идет.

Князь оценил сказанное. Вероятно, дальше придется добираться на дилижансе… Сама же мысль показалась вполне здравой. Из Италии синьора Муссолини в прошлый век, оттуда – к неаполитанским Бурбонам, дальше Средневековье с замками и рыцарями, в самом же финале – пещерный город.

Вагон тронулся. Время неспешно поползло назад.

8

Высокий кирпичный забор, железные ворота, возле них – барак, тоже кирпичный. В нем комендатура: караулка, гауптвахта, офицерские квартиры. Прямо за ним посыпанный шлаком плац – сто метров на сто. Дальше – казармы, такие же бараки, только побольше. И, наконец, учебное поле: беговые дорожки, окопы, блиндажи, полоса препятствий. Вот и весь полк, мир не слишком большой, замкнутый и скучный.

– Раз-два! Раз-два! Левой, левой!..

Строевой занимались по отделениям. Командовал унтер-офицер, не вредный, в отличие от господина гауптфельдфебеля, но уж очень старательный. Издалека его можно было принять за деревянную куклу на шарнирах, даже поворачивался он с легким, но хорошо различимым скрипом. Ошибки подчиненных унтера не злили, но искренне огорчали.

– Пр-р-равое плечо вперед! Отставить! Плохо, очень плохо. Показываю еще раз!..

Пыль глотать не приходилось, выручал шлак, но зато от июньского солнца спасения не было. Пот тек из-под кепи, под мышками проступали темные пятна, сапоги превратились в жаровни с углями.

– В колонну по три! Отставить! Еще раз!.. Равняйсь! Смир-р-рно! Вольно… Отставить! Команда была «вольно», а не «разойдись». Смир-р-рно! Вольно…

Хорошо глядеть, как солдат идеть!