Тяга к свершениям: книга четвертая

– Да-а-а, – протянул Роман, с недоумением наблюдая происходившие в Дульцове метаморфозы.

– Сейчас, подожди…, – сверкнул тот глазами.

Он повернулся к стоявшему слева от него стулу и, сняв со спинки небольшую, размером с тетрадный листок, дешевую синтетическую наплечную сумку, передал ее другу.

Пребывая в некотором замешательстве, Роман открыл замок и заглянул внутрь, но увидев содержимое, не сразу поверил своим глазам. Он опустил в сумку руку: одна пачка, вторая, третья, четвертая и все – пятитысячными банкнотами.

– Это кому? – в удивлении поднял он глаза, еле сдерживая на губах улыбку.

– Тебе! – радостно произнес Дульцов. Лицо его расплылось от удовольствия, глаза вспыхнули двумя огнями, а в душе все ликовало.

– Откуда это?

– С мебели, откуда еще.

Роман снова посмотрел в сумку.

– Но здесь больше, чем мы складывались? – просияв, оживленно спросил он у Дульцова, и впервые за все время разговора тот узнал в сидевшем напротив человеке прежнего своего товарища.

– Конечно больше. С прибылью, все-таки, – слова Дульцова, который уже не переставал улыбаться, прозвучали весело и даже чуть горделиво, но эта самодовольная радость была умеренной, совсем не показной, какой она могла-бы быть у него – что-то изнутри продолжало охлаждать и ограничивать сейчас его восторг.

– Так получается, с таблетками с этими все разрешилось? – спросил Роман, не выпуская сумку из рук и продолжая то и дело заглядывать внутрь, как бы еще и еще раз убеждаясь в реальности ее содержимого и пытаясь, таким образом, свыкнуться с внезапным обретением.

– Конечно, разрешилось! Я же говорил тебе – ничего не рассказывай и все будет в порядке…, – совсем забывшись, самоуверенно заявил Дульцов, но тут же вдруг замолчал, виновато опустив глаза.

– А что на суде было? – поинтересовался Роман, отложив сумку на соседний стул, при этом не удержавшись и еще раз посмотрев внутрь.

– Никакого суда не было, – вновь улыбнулся Дульцов, уже заметно скромнее.

– Не было? Совсем?

– Совсем.

– Как это у тебя так получилось?

– Замял через знакомых в N-ске… Но помучился конечно! Три недели на границе безвылазно сидел. Все же контролировать надо было: разгрузку, досмотр, хранение на площадке. Заставил таможенников подробную опись сделать – каждый пуфик учесть. А иначе и половины бы не досчитались: растащили бы и ничего бы потом не догнали – я с этим уже сталкивался… Те две тысячи, что у меня были, пришлось взятками распихать, чтобы за грузом следили – хэ-х – от своих же охраняли. Денег вообще не осталось: три недели в машине ночевал; одной лапшой на кипятке питался… Потом вернулся в N-ск и начал все утрясать. Материалы сюда же направили, по месту регистрации фирмы, а здесь уже проще было. Все тот же Лёха помог: у него хорошие связи, так что даже и до суда дело не дошло… Потом тебя попытался найти, но ты совсем потерялся и тогда я сам принялся товар реализовывать. Слушай, мебель мы очень даже неплохую взяли: почти ничего не задерживалось – с руками отрывали. Проблема только с несколькими шкафами была, которые повредили на таможне, пока туда-сюда их тягали. А вообще товар отличный и цена хорошая. Я тут звонил этому китайцу – он снова зовет…, – Дульцов неожиданно прервал свой рассказ, серьезно посмотрев на друга. – Ты-то что собираешься делать?

Плотно сомкнув губы, Роман опустил глаза на свой бокал.

– Не знаю еще, – машинально произнес он, но вдруг, будто сообразив что-то, всколыхнулся и уставился на лежавшую рядом на стуле сумку. – Не знаю…, – вновь развернувшись к столу, повторил он уже осмысленно.

Дульцов не стал продолжать тему – он видел, что Роман услышал его предложение.

– Ты молодец, что ничего не сказал тогда на таможне. Вряд ли бы у нас получилось выпутаться, расскажи ты тогда хоть даже самую малость… А тебя кто допрашивал? Подполковник этот, Сергей Леонидович?

– Да, он.

– До чего же гадостный тип! – воскликнул Дульцов.

– Это точно, – весело усмехнулся Роман, несколько раз согласно кивнув головой.

– Этот Сергей Леонидович мне, наверное, на всю жизнь запомниться. Вот уж поганец на редкость! Я, признаться, даже струхнул немного: подумал, что он тебя придавит.

– Он очень пытался…

Услышав эти слова, Дульцов затих. За столом готова была повиснуть очередная пауза, но в этот раз надвигающееся молчание поспешил разогнать сам Роман.

– А ты сейчас чем занимаешься? – впервые обратился он к другу.

– Ничем. Я вот только пару недель назад остатки мебели пристроил. Пока осматриваюсь.

– Как товар реализовывал?

– По-разному. И ты знаешь, почти половину в розничные магазины определил…, – воодушевившись, принялся рассказывать Дульцов.

Друзья разговорились, совсем забыв о времени. Заказав еще по бокалу пива, они просидели в кафе почти полтора часа, прежде чем разошлись. Дульцов отправился пешком на встречу с одной своей знакомой, которая ждала его где-то неподалеку, а Роман, решив, что лишний раз шататься по улицам с сумкой полной денег и уж тем более разъезжать с ней в общественном транспорте не стоило, поехал домой на такси, сев в первое, которое только попалось ему на выходе с П-ской.

Всю дорогу до дома Роман пребывал в крайнем возбуждении. В голове волчком закружились мысли: столько возможностей открывалось перед ним, столько проблем решалось просто в одночасье. С этих денег можно будет погасить весь кредит, который он должен был банку, и при этом останется еще больше половины суммы! Можно сделать в квартире нормальный ремонт; докупить, наконец, всю необходимую мебель и бытовую технику, приобретение которой они с Мариной уже отложили минимум до следующего года. Да мало ли что еще. Можно даже попытаться начать свое дело… Роману вдруг стало жарко, и он открыл окно. Какая-то простая яркая совершенно ребяческая радость вдруг овладела им, преисполнив надеждами и оптимизмом. Ничего подобного не ощущал он ни во время разговора с Дульцовым, ни даже на улице, пока шел до машины, а почему-то только сейчас на заднем сидении такси его охватило вдруг невероятное судорожное и сладостное волнение.

Когда такси остановилось возле дома, Роман расплатился за поездку, и уже не находя себя от радости, выскочил на улицу, сжимая в руке сумку, которую не снимал с плеча и не выпускал даже в машине. С трудом вспомнив код домофона, с третьей попытки он все-таки вскрыл дверь подъезда и, думая сейчас лишь о том, как обрадует своей новостью супругу, пулей взбежал на второй этаж и позвонил в звонок, в нетерпении еще добавив в ветхую потрепанную деревянную дверь кулаком.

Марина открыла как всегда быстро. Одетая в теплые тапочки и старый махровый сиреневый халат, она сжимала в руках кухонное полотенце, наклонив чуть набок свою маленькую лысую головку, покрытую коротенькими лишь только-только начавшими пробиваться волосиками. Улыбка, появившаяся на ее лице при виде мужа, была тяжелой и вымученной, но хотя Марина и выглядела уставшей, измотанной физически, по легкому румянцу на ее щеках, по розовому цвету тонких иссушенных губ, по живым огонькам, сверкающим в огромных серых глазах, было видно, что болезнь уже оставила ее в покое.

– Зачем так стучать? – увидев жизнерадостное лицо мужа, еще шире улыбнулась ему Марина. – Мне Леонид Федорович уже все рассказал.

– Нет! – смотря на жену горящими глазами, воскликнул Роман, расплывшись в открытой улыбке и готовый уже просто расхохотаться от радости. – Не все!