Организм

– Хотим поздравить и выразить надежду.

– Не терпится оказать доверие.

– Вам предстоит пройти подготовку особой важности.

– Вы молодец и не дурак.

– Отныне вы себе не принадлежите.

– Надеемся на это.

– Ступайте и держите себя в руках.

ДБ кивнул с чувством ответственности и покинул гостеприимный зал. За дверью на него набросился бежевый плащ, правда, без плаща. Он расцеловал ДБ и долго не прекращал трясти ему руку.

– От всей души, честное слово, от всей души. А за вчерашнее, на Главфильме, особенное наше государственное спасибо. Хорошо, что синяк у вас не расцвёл. Надо же, какими мерзавцами случаются некоторые люди. Мы тому рыжему так доверяли, так доверяли, а он… Не желаете ли теперь глотнуть пивка? Жигулёвского? Обмыть с любимым куратором, со мной то есть, событие не хотите? И не надо. Правильно. Вам теперь нужно беречь здоровье, оно отныне принадлежит государству и государственным делам.

– Булочкин, – позвал со второго этажа давешний белый юноша, – я категорически требую тебя сюда, Валерий Изюмович. Сколько можно ждать?

Булочкин нетерпеливо махнул рукой и ответил взглядом нечто многозначительное. Белый юноша стыдливо запылал.

– Да ну вас, – отвернулся он.

– Виноват, меня зовёт труба, – расшаркался Булочкин, – прощайте, дорогой ДБ. Я вас полюбил всей душой, верите ли? Мы обязаны любить друг друга, таков человеческий долг. А мы, соратники по тайным делишкам, тем более, потому что горим на работе. Такова наша судьба. Помните об этом, мой дорогой друг… Кстати, про особнячок я тоже не в курсе дела. Чёрная дыра этот наш особнячок. Никто ничего…

И он взлетел вверх по ступеням. ДБ видел, как мелькнула в его ботинках лакированная тень куратора.

В тот же день ДБ позвонил Лене, но не застал её, и по той причине страшно загрустил. В голове было муторно.

Наутро, согласно полученным инструкциям, ДБ прибыл к стадиону «Домино», откуда намечался дружный отъезд новобранцев на засекреченный объект. Возле ворот стадиона шумно свинячила пьяная с раннего утра компания дворников, стоял крепкий запах французского лосьёна. При появлении ДБ они принялись свинячить с особым усердием.

ДБ нервничал. Нервничал больше, чем на мандатной комиссии. Больше, чем при первом вступлении в связь с женщиной. Он нервничал потому, что боялся не разглядеть замаскировавшихся среди деревьев и на скамейках тех, кто, как и он, направлялся на подготовку. Однако оказалось, что зачисленные в Организм вовсе не таились, а собрались шумной семьёй, балагурили, знакомились, смеялись. Вокруг этой приметной толпы прогуливались праздношатавшиеся граждане, с любопытством оглядывая сгрудившихся людей в строгих костюмах и с чемоданами.

– Уважаемые господа! – захрипел мегафон. – Получите каждый свой пропуск и размещайтесь в автобусах, согласно спискам. Списки у меня. Кто желает мороженого на прощанье, прошу к головной машине. Мы доставили мороженицу с тележкой. Налетайте, товарищи, угощайтесь!

Товарищи дружно угостились. Затем выхлопные трубы автобусов пустили вонючим синим газом в сторону случайных прохожих, и машины укатили под неровное гудение моторов. Чья-то юная жена в ситцевом платье под двадцатый год всплакнула, эмоционально сморщив личико с красным бантиком губ. К ней приблизился высокий мужчина в длинном пальто и бережно накинул ей на плечи пушистый серый свитер. По всей видимости, заботливый брат. Поцеловал её в шею. Значит, не брат. Коварный соблазнитель покинутых хорошеньких жён. Такие всегда тут как тут.

Едва автобусы скрылись, дворники прекратили свинячить, позвали других дворников, от которых совсем не пахло лосьёном, и заставили их убирать после себя.

Тем временем ДБ с грустью разглядывал сквозь нагревшееся на солнце стекло автобуса убегавшие улицы с живыми человечками, и ему вдруг стало до слёз тоскливо, будто везли его в тюремные казематы, где нет ни людей, ни солнца. И ещё подумалось ему, что жизнь его заканчивалась на этом, потому что теперь он всегда под чьим-то неусыпным оком, потому что не разрешено ему выходить куда и когда угодно… А когда автобусы проехали через автоматические ворота, опутанные колючей проволокой, и после этого новобранцы вереницей просеменили через проходную, где широкоплечие высокие молодые люди с боксёрскми стрижками зорко всматривались в каждое лицо и сравнивали его с фотокарточкой на пластиковом пропуске, ДБ скис окончательно. Что теперь оставалось от жизни? Что ожидало в неведомом секретном будущем?

Коридорами их куда-то вели, останавливали, докладывали кому-то что-то. А в голове ДБ пульсировало тёмно-синее с кровавыми потёками слово «тюрьма». Он молча проговаривал его губами, вертел, разгрызал, отбрасывал, но оно вновь подкрадывалось и было страшнее слова «смерть».

Очередь остановилась перед дверью, за которой восседал один из главных людей секретного объекта. Дверь открывалась, проглатывала очередную фигуру, и до очереди новобранцев долетали странные слова:

– Войдя в эту дверь…

Щёлкал замок, и странная фраза обрывалась, оставляя неприятный осадок недосказанности. Через минуту-другую вошедший появлялся с нахмуренным лбом, вместо него в кабинет следовал другой. И опять:

– Войдя в эту дверь…

Вышедшие из кабинета иногда бормотали какие-то имена.

– Психотерапия! – ужаснулся негромко кто-то.

– Войдя в эту дверь, – круглое лицо, уложенное в рыхлую мякоть розовой шеи, поднялось на вошедшего ДБ, – вы обязаны забыть своё имя на всё время нахождения на подготовке. Отныне вы перестаёте быть ДеБе для своих товарищей по службе и становитесь БеДе. Под этой кличкой вам предстоит жить все годы, которые вы проведёте в нашем центре подготовки и в дальнейшей работе. Впрочем, о работе ещё рановато… О нахождении в этих стенах, как вас уже предупреждали, никому ни слова. Это страшная тайна. Очень страшная. Придумайте какую-нибудь легенду, куда вы пропали для своих знакомых по гражданской жизни. Вы знаете, что такое легенда? Это история вашей ненастоящей жизни, которую вы всем отныне станете рассказывать. И заметьте, что рассказывать вы должны убедительно. Скажем, пусть вас забрали служить в армию, внезапно забрали, поэтому вы исчезли без вести.

– Но я уже служил, – пожал плечами ДБ.

– Дорогой мой, ничего страшного. Скажете, что вышла ошибка, что вас забрали второй раз, да хоть даже в третий раз. В нашей стране всякое случается. Безликий чиновничий аппарат… Но лучше вовсе порвать старые связи и ничего никому не объяснять. Как вам такая мысль?

Такая мысль не пришлась ДБ по вкусу, но он лишь молча развёл руками, мол, что же делать, ежели надо.

– Вот и чудненько, дорогой БД. Завтра вам разрешат навестить родных перед отъездом на военную базу. Никого нет? Вы без родных? Прекрасно! Поздравляю! Отсутствие родственников и друзей – настоящий подарок для офицера Организма. Послезавтра ждём вас с вещами на платформе пригородных поездов. Площадь трёх вокзалов знаете? Направо под мост. Будьте здоровы. Ведите себя достойно и бережно. Помните, что теперь ваша жизнь принадлежит не вам. Вы – клетка огромного Организма, который трудится на благо родины и могучими честными руками расчищает среди людей дорогу к лучшему будущему. Ступайте и не забывайте о конспирации.

Шагая по коридору в отведённую ему комнату, ДБ слышал краем уха чьи-то беседы.

– Ты теперь кто, Игнат?

– Попрыгаев я теперь.

– А я Поскакаевым сделался. Ничего кликуха, да?

Какой-то пухленький блондинчик с прозрачными глазами, блестевшими слёзами умиления, бормотал себе под нос, заучивая новое имя:

– Я Пушкин, я Пушкин, я Пушкин.

Комната оказалась на двоих. Стоял шкаф со скрипучими дверцами, две гладко застеленные кровати, столик с выдвижным ящиком, один стул и один умывальник, над которым висело квадратное зеркало с отбитым верхним углом.

– Эс-Эс, – представился молодой человек, попавший в комнату прежде ДБ и теперь не знавший, чем себя занять.

– Прелюбопытное имя.. Эс-Эс, – произнёс ДБ и тут же спросил. – Настоящее?

– Зашифрованное. На самом деле я – Саша Скифский. Называй меня просто Саша.

– ДБ, то есть БД, – протянул руку ДБ.

– Что ты обо всём этом думаешь? – обвёл глазами комнату Скифский Саша, имея в виду не только обстановку помещения. – Не авантюра ли? Чёрт меня дёрнул подрядиться сюда.

– Меня тоже он.

– Кто? – не понял Саша.

– Чёрт, – пояснил ДБ, – я постоянно попадаюсь на его хохмочки…

Саша многозначительно приложил палец к губам, затем покрутил им около уха и показал на потолок, где в уголке виднелась вентиляционная труба. Палец его вытянулся, на конце появился длинный чёрный коготь, похожий на страшный крюк, и вся рука вдруг превратилась в птичью лапу со стальными когтями. Но через мгновение всё опять сделалось нормальным.

После ужина ДБ, бледный от нервного напряжения, рухнул на кровать и зажмурил глаза. Ему жутко не хотелось быть там, где он был. Он ругал себя за отсутствие хоть толики здравого смысла, но изменить в ту минуту он ничего не мог. И тогда на него навалился сон.