Холодный путь к старости

– Пал Мироныч, да что же он! Я же при исполнении, я ж за предприятие!..

И все песики у этого доброхота поступали примерно также. Но, впрочем, не совсем. Когда добрый милый хозяин постарел и ослаб, каждый очередной песик по-прежнему стоял возле него и кусал любого, кто заходил. Хозяин же преданностью не отличался. Когда над его начальником нависла угроза разжалования, он первым исподволь начал плести интриги и сотрудничать с кандидатом на эту должность за обещание всяческих благ. В глаза же своему начальнику, который и не знал, что последние дни при должности, улыбался как обычно, а в разговорах вызывал на его откровенность и прислушивался, чтобы было что сообщить на сторону. И так он поступал всегда, потому что в человеческом обществе хозяев нет, есть сильнейшие. Но как собачкам передавались его черты – это для меня так и осталось секретом. Ну не инфекция же…

***

На вторую версию бытия журналиста, опубликованную в газете маленького нефтяного города, Алику ответить было нечего. Она представляла собой классическое учебное произведение в анонимном жанре и обыгрывала фамилию Алика, которая, напомним, носила автоматический характер – Робот.

ЖИЗНЬ сильнее РОБОТОВ

«В мире нет ни добра, ни зла. Есть люди, называющие себя добрыми, есть люди, которых называют злыми. Есть события, которые называют хорошими, есть события, которые называют плохими»

Явление человека-машины, бездумного механизма, цинично и безостановочно выполняющего заданную кем-то программу разрушения, бесчеловечного, лишенного элементарных человеческих эмоций – радости, боли, сострадания, уважения – не исчезло. Такой Робот есть и в нашем городе. Кто-то нажал кнопку «уничтожение» в его механизме и забыл выключить.

В программе Робота одна фраза:

– Свободу слова!

Кто-то восхищенно подумал: «Вот смелый человек! НАШ! Станет депутатом – всем покажет!» И выбрали Робота депутатом в ту Думу, в которую он сто раз плюнул, к тому мэру, заслуги которого он растоптал и себе присвоил.

– Я, – сказал Робот, – с властью боролся – и нефтяникам зарплату прибавили.

А что, народ-то одурачить несложно: обратись к нему с ласковым словом, разбуди жалость к самому себе, гонимому властями и главным редактором, – голоса избирателей обеспечены. Правильная линия взята была: народ российский привык быть не вместе с властью, а против нее. Традиции сильнее разума. Жаль.

Да, у нынешней власти есть промахи. Есть ошибки и у мэра. Не ошибаются лишь дураки и Роботы.

Умный человек свое мнение выскажет честно и своевременно, потому что умный человек хочет помочь недостатки устранить и жизнь сделать лучше. Робот не такой. Так героем, жертвующим собой во имя людей, не станешь. Стоит он, спрятавшись за угол, и долго ждет, записывая, подслушивая… Копит месяцами, чтобы начать разоблачения ради одной цели – стать депутатом и главным редактором газеты.

На месте избиваемого, выставляемого на посмешище, может оказаться любой из вас. Начал Робот с начальника налоговой полиции, на которого у него нет никаких обвинительных фактов, кроме материалов уголовных дел прошлых лет, закрытых за недостаточностью улик. Затем обвинил городскую Думу в одном смертном грехе – сотрудничестве с мэром в решении социальных вопросов о налоговой льготе по социальной защите, о повышении заработной платы, о налоговых льготах предпринимателям и т.д.

О главном редакторе газеты говорил много и в таких оскорбительных выражениях, что тот здоровье потерял. А Робот наш, униженный и оскорбленный, подвергаемый бесконечным угрозам со стороны всех властных структур, но здоровехонький – откуда у Робота сердце? – продолжает поносить своих коллег по редакции газеты. Поддались они, неразумные, контрагитации…

Но больше всего ненависти у Робота к мэру. Не по зубам ему мэр – механизм скрипит и ржавеет. Мэр силен тем, что за ним – дело. Он человек дела, ответственности, обязательности. Знаю, очень многие жители нашего небольшого нефтяного городка это видят и ценят. Знаю, что только вместе мы можем поддержать то, что далось великим трудом: своевременную заработную плату бюджетникам, медленное, но все же увеличение зарплаты нефтяникам, городской крытый рынок, учреждения культуры, спорта, образования, созданные за последние два года, активное строительство больницы, замороженное при прежней администрации. Сохраним ли мы эти достижения на фоне тяжелой жизни в других городах или позволим топтать всех поочередно?

Верю, что люди, живущие в этом городе и считающие этот город своим, сильнее Роботов. Ибо жизнь всегда сильнее!»

На этот раз вместо подписи в газете маленького нефтяного города значилось: Неравнодушный житель.

ПРЕДЛОЖЕНИЕ

«В поисках спасения на воде, не хватайтесь за крокодилов»

«Есть много людей, считающих, что им все дозволено, потому что они защищены чем-либо от остальных: местом жительства, охраной, должностями, – думал Алик, осмысливая заметки про себя. – Хотя есть в этих заметках определенная жизненная справедливость. Сколько я разных начальников в газете уделал, теперь все мне вернулось. Бумеранг. Плакать нечего».

Он шел из редакции газеты, пребывание в которой отравляло ему существование, но уйти было некуда: газета оставалась единственной в маленьком нефтяном городе.

Ситуация действительно сложилась отвратительная. Коллектив редакции отрабатывал не только делом, но и верой и душой. Слова ненависти, высказанные на собрании, изменили каждого из людей, а их настроения, гаденькие газетные тексты и редакционная коллегия, направленные против Алика, под эгидой Квашнякова создали в редакции тягостную угнетающую атмосферу, которая, несмотря на свою нереальность, ощущалась явственно. Алик приходил в редакцию и ни с чем другим ее сравнить не мог, как только с неисправной, залитой нечистотами канализацией, куда он вынужден погружаться с головой, как сантехник, по долгу службы. Кругом грязь, хочется оставаться чистым, но порой кажется, что ткань скафандра не устоит против ежедневного контакта с воцарившейся вокруг клоакой.

Раз в год в редакцию газеты наведывался главный писатель округа, по крайней мере, считавший себя таковым. Он увлеченно рассказывал о себе, что, впрочем, присуще почти всем пишущим, и просил: не строчите пакостно, следите за выражениями.

Алик шел домой и думал: «В каких приличных выражениях можно обрисовать нынешнюю обстановку, сложившуюся в милом, уютном в недавнем прошлом местечке под названием «Редакция газеты», где на фоне добрых дружеских отношений публиковались прекрасные бойкие материалы. Всем было интересно, все с радостью шли на работу и в одно мгновенье отказались от прошлого. Как легко убить идеальный мир, достаточно одного начальственного мерзавца…».

Размышления прервал остановившийся рядом джип. Стекло опустилось, и на Алика глянуло лицо, откровенно бандитское, но благожелательное, как благожелательны бывают волчьи морды.

– Привет. Это ты Алик? – спросило лицо.

– Я, – ответил Алик, предполагая, что тип в джипе послан из городской администрации для очередного устрашения.

– Бешеного знаешь? – спросил тип. – Это я и есть. Помощь нужна?

Бешеного Алик не знал, но слышал, что тот своенравен и ввязывался в любую драку, не задумываясь о последствиях.

– Нужна, – ответил Алик. – А что ты можешь?

– Налажу твои отношения с редактором, – ответил, широко улыбаясь, Бешенный. – Хочешь, зайду в редакцию и набью ему морду или пригрожу. Гарантирую: он станет паинькой, и ты опубликуешь все, что захочешь.

– Спасибо, не надо, как-нибудь сам, – ответил Алик, хотя его так и влекло согласиться.

Человеку с властью можно бороться только методами, схожими с уголовными, – в этом Алик не сомневался. Противопоставить должностной самоуверенности, поддерживаемой всеми правозащитными структурами, можно только кулак. Только драка, только дубиной по железному панцирю. Но его страшила прямая связь с уголовным миром, где царят тоже не добрые законы. Помощь в укрощении Квашнякова могла повиснуть на его шее слишком дорогим, неоплатным долгом вроде камня, с которым уголовного мертвеца сбрасывают на дно морское. Что могли его попросить в будущем – он не знал. Сделка с совестью могла стать слишком тяжелой.

– Смотри, искренне предлагаю, – сказал Бешеный. – Его, может, и бить не придется. Зайду, поговорю.

«Нет других вариантов переиграть Хамовского и Квашнякова, но это не мой метод, – рассудил Алик, не представляя себе даже отдаленно, как победить в борьбе с властью. – Мы все зачастую боремся не с причиной, а со следствиями. Точнее не боремся, а лишь демонстрируем недовольство, видимо, другого пути нет. Они нам доходы режут, социальные льготы снимают, воруют, создают законы под себя, тратят общественные деньги как хотят, а мы отвечаем митингами, письмами и резолюциями, кухонными разговорами, спорами с родными, газетными публикациями. Когда бы все, что творит власть, происходило на бытовом уровне, то обидчик давно бы в морду получил».

Бешеный уехал. Об этом Алик не сожалел. Если бы Бешенный желал своими методами побороться с властью и набить морду Квашнякову, то набил бы и без просьбы…

Алик вспомнил, как однажды в вагонном туалете клапан в кране был настолько подпружинен, что нажать на него так, чтобы потекла вода, мог лишь человек, физически развитый. У него самого каменели от напряжения руки, когда приходилось умываться. Пенсионеры же, стыдливо улыбаясь, вынужденно просили крепких мужиков помочь, понажимать. Особо конфузились женщины. А вагонные царевны – проводницы, были равнодушны к бедам пассажиров, как и нынешние властители к чаяниям народа, потому что и у тех, и других отдельное обслуживание, к ним особое отношение. «Что я немощный, чтобы обращаться к бандитам, как пенсионеры в социальную защиту? – мысленно упрекнул он себя. – Сам продавлю чинуш».

Кто не заблуждался – тот не жил. Сожалеть стоило и о том, что он не отказался от выборов в окружную Думу…

СОВЕТ

«Не всякий совет проливает свет»

– Ты не должен снимать свою кандидатуру с выборов в округ, – убеждал Сапа, внешне совершенно забыв о своем прошлом согласии. – Ни в коем случае. На тебя избиратель делает ставки, рассчитывает, как на лошадь, участвующую в скачках. Если ты хотел сойти с выборов, то не надо было вовсе в них участвовать. Сейчас ты обязан дойти до конца.

– Я на сто процентов не выиграю. На первом месте Матушка – это однозначно, – говорил Алик. – На втором месте или я, или Солнцев. Он единственный из руководителей нефтяных предприятий, которого действительно уважают. Хотя непонятно за что. Фамилия у него хорошая, а толку как с любого. Могу гарантировать, что он, как изберут, добьется более высокой должности и покинет маленький нефтяной город…

– Фамилия у Солнцева выигрышная, – согласился Сапа. – Но для тебя эти выборы – реальный шанс, пока волна людей, голосовавших за тебя на предыдущих выборах в городскую Думу, не сникла. Матушку давно раскусили: она только говорить может.

– Вы не правы, – ответил Алик. – Матушке верят и поклоняются.

– А ты не задумывался, какие перспективы таятся в связке Хамовский, жесткий политик, плюс Матушка, любимица публики? – спросил Сапа. – Если они сумеют разыграть такой спектакль, когда на публике будут врагами, а втайне друзьями, они окажутся непобедимы. Связка тиран и народный защитник – очень эффектный коктейль! Мне кажется, что эти два толстяка его давно замешали.

Смотри. Во-первых. Такая связка обеспечивает Хамовскому города спокойные перевыборы на должность мэра. Я тебе гарантирую, что Матушка не пойдет против него. Она, как сильнейший конкурент, на его стороне, и даже более того, работает иной раз на его рейтинг. Во-вторых. Вся оппозиция попадает под контроль Хамовского, поскольку все, кто против мэра, приходят к Матушке, защитнице. Матушке такая ситуация выгодна, поскольку реально против мэра она не выступает и не попадает под огонь его сторонников, и в тоже время она неплохо поддерживает свой рейтинг и имидж… Так что ты, выступив против Матушки, в принципе не отступаешь от своей линии. Она уже давно не оппозиция и реально не борется с властью.

– Но я ей обещал, – вспомнил Алик.

– Конечно, решай сам, – ответил Сапа. – Но в округе ты мог бы найти финансы для своей газеты, и она стала бы мощной силой в городе на долгое время. Мэр вынужден был бы с тобой сотрудничать. Потом не забывай, что я попал под сокращение. А у депутата окружной Думы должен быть помощник на постоянной основе, и на него, насколько я знаю, выделяется вполне приличная сумма в месяц.