Снять сапоги

– Радист! Передай в правление – неисправен двигатель. Задерживаемся. Помощь не нужна. Справимся своими силами, – крикнул в радиорубку старший помощник.

Стук в дверь заставил вздрогнуть и проснуться. От неожиданности Марина подскочила и села на кровати, не понимая, что происходит. Но голос старика из-за двери вернул ее к реальности:

– Деточка, завтрак готов. Жду тебя внизу.

– Сейчас буду, – ответила Марина.

За дверью послышались шаркающие шаги старика. Странно, вчера он вроде так не шкрябал подошвами о пол. Хотя вчера я на это и внимания бы не обратила. Марина еще пару минут посидела на кровати, осмысливая свои сновидения. Потом подскочила, оделась и пошла умываться.

– Яичница остывает. Я сегодняшних яиц набрал. У меня все гнезда под контролем, – старичок говорил бодро и приветливо.

Марина никогда не ела яйца морских птиц и немного с недоверием отнеслась к такому блюду. Но обижать хозяина, пригласившего к столу, не хотелось. Пришлось попробовать, поймав себя на мысли, что закажи она в московском ресторане яйца гагары или чернокрылого поморника, вряд ли удалось бы это отпробовать.

– Я и не думала, что это так вкусно. Да и где я могла такое съесть, – произнесла Марина, с удовольствием уплетая яичницу.

– Пробуй, деточка, пробуй, в Москве тебе такого не подадут. Таких свежих тем более. А на обед я сварю суп из краба. Тоже свежего. Он еще сейчас живой, – сказал старичок, с умилением глядя на свою неожиданную гостью.

Марина доела яичницу. Запила прекрасным черным кофе с печеньем. Отметила про себя, что дедок, несмотря на свой возраст, знает толк в еде и напитках и прекрасно готовит. Может, он и живет долго, потому что питается свежими, экологически чистыми продуктами и дышит морским воздухом. Но вдруг Марина вспомнила ноги старика из своего ночного сна. Хорошо, что поела. Иначе аппетита больше не было бы. Правда, и сейчас комок тошноты подкатил к горлу. Это не ускользнуло от внимания старика.

– Что-то случилось, деточка? Не вкусно? – спросил он.

– Нет, что вы. Я просто много съела. Сейчас все пройдет, – ответила Марина, пытаясь справиться с неприятными ощущениями.

Она встала из-за стола, сделала два шага в сторону, развернулась и, опершись на кухонный шкаф, быстро спросила:

– Как вас зовут и сколько вам лет?

– Вот теперь, Марина, чувствую, что вы журналистка, – откинувшись на спинку дивана, размеренно произнес старик.

– Я не говорила вам, что я журналистка. И имени своего не называла, – пристально глядя в глаза своему новому знакомому, произнесла Марина. Показывая тем самым, что слова ее являются вопросом.

– Ну, как же, деточка? Видимо, вчера ты малость перебрала моей настоички, раз не помнишь ничего. У нас с тобой была очень обстоятельная беседа, ты много о себе рассказала, – загадочно улыбаясь, ответил старик.

Голос его был спокоен, речь размеренна. Боевой запал Марины резко спал. Она не знала, что ответить. Ведь она действительно ничего не помнит. Что она могла о себе рассказать? Что мог сделать с ней старик? Его голос и манера разговора сейчас были совсем не похожи на то, как он разговаривал раньше. Марине казалось, что она уже слышала это, но где, как, при каких обстоятельствах, вспомнить не могла. Да и какие обстоятельства, она же здесь всего второй день.

– Меня зовут Федор Алексеевич, – прервав паузу, произнес старик. В голосе его появились бархатистые нотки, а взгляд стал пронзительным и похотливым. Марина смотрела на него, как загипнотизированный кролик на удава. – А вот сколько мне лет, попробуй определить сама. Посмотри внимательно мне в глаза.

Марина неотрывно смотрела на старика, но это был не тот старик. Перед ней сидел мужчина лет 40—45, приятной наружности. Он смотрел на нее с такой любовью и теплотой, что Марине захотелось, как маленькому ребенку, броситься в его объятия, как в объятия отца, рассказать ему самые сокровенные свои детские тайны и желания. Ей было тепло, уютно и безопасно под его взором. И вдруг он отвернулся.

Падая, Марина больно ударилась затылком о край кухонного шкафа. Как только «старик» отвернулся, ноги подкосились, и обмякшее тело буквально стекло вниз. В себя пришла, когда Федор Алексеевич, с трудом наклонившись к ней, пытался привести ее в чувства и безуспешно старался поднять. Сев на пол, Марина уперлась взглядом в ноги старика. Ничего необычного. Чистые шерстяные брюки, войлочные домашние тапочки, такие часто носят пожилые люди. Нигде ни капли крови. Да и не хромал он вовсе. С такими ранами, которые она видела во сне, человек вообще не смог бы ходить.

«Федор Алексеевич», – как табличка, висело в голове. Марина сидела ошарашенная. Ощущение было, как будто ударили чем-то тяжелым по голове. И только два слова пульсировали в черепной коробке – «Федор Алексеевич»!

– Ну, деточка, так не пойдет. Так ведь и убиться можно. Береги себя. Садись, поговорим, раз уж тебе это так интересно, – прекратив тщетные попытки поднять свою гостью, произнес старичок, присев на диван.

– Да, как-то не получаются у нас с вами разговоры. Не пускаете вы меня в свои тайны, – сказала Марина, потирая виски.

– Ну, тайны, деточка, должны быть у каждого человека. Даже самый открытый на вид человек – «рубаха парень» – в душе хранит несколько ключей от потаенных дверей. И впустить в эти двери он может очень узкий круг посетителей. И чаще всего человек, о котором, кажется, известно досконально все, вся его биография разложена крупицами по полочкам, уносит с собой в могилу такие тайны, что можно было бы мир перевернуть, – выдал философскую речь старик, глядя куда-то в одну точку на стене, поверх головы Марины.

– Я вас не знаю совершенно. Но смотрю, что вы уж точно унесете в свою могилу много интересного. Это я вас не знаю. Но вы не одинокий отшельник, Федор Алексеевич.

– Мне еще долго не дадут умереть. Я еще на этом свете не отмучился. А уж на том – страшно представить. Вот и складывается ситуация, что и жить страшно, а умирать еще страшнее.

– Вы узник на этом острове? – задала вопрос Марина.

– Эх, деточка. Если бы все было так просто. Уйти от людей мне не составляет никакого труда. Трудно уйти от себя, – с досадой ответил старик.

– Или от них!

– От кого «от них»?

– От тех, которые говорят по-немецки.

– Что ж, Марина, поздравляю вас со вступлением в клуб обреченных.

Сергей с нетерпением ждал звонка. Он второй день был в командировке. У него еще один день оставался. А Маринка должна уже была прийти из своего долбанного плавания и сегодня отбывать домой. Она, правда, по противности своей, никогда не брала обратные билеты заранее. Аргументируя тем, что это у вас, людей в погонах, должно быть все четко и по расписанию. А у нас, у журналистов, одна ниточка может потянуть другую и так далее. И никакие мысли о билетах, рейсах, самолетах не должны отвлекать от дела. Нельзя работу журналиста, творческую работу, подчинить графику или расписанию.

Сергея, привыкшего к порядку и четкости исполнения приказа или поручения, это всегда сильно раздражало. Марина могла уехать на три дня, а вернуться через неделю, переполненная впечатлениями. Потом засесть за компьютер и дни и ночи напролет эти впечатления облекать в читаемую форму. Еще и его порой заставляя все это читать. Вместо того чтобы побыть вместе, может, даже поговорить о их общем будущем. Последнее время Сергей все чаще ловил себя на мысли, что эта женщина ему по-настоящему дорога. И он не против даже связать себя с ней более плотными узами. Вот только сказать ей об этом он боялся. Боевой офицер с четырьмя правительственными наградами, полученными в спецоперациях, в любой момент готовый к выполнению опасного или как минимум ответственного задания, не может заставить себя взять и поговорить с любимой женщиной. Это тяготило. Но надо еще выбрать момент. Поймать его. Или ее. Вот сейчас, когда она будет дома? Сама она не позвонила. Телефон у нее не отвечает. Пришел ли сейнер в порт? А вдруг ей очень понравилось и предложили еще какое-нибудь не менее увлекательное путешествие. Естественно, Марина не откажет себе в удовольствии поскитаться еще по морям в компании провонявших рыбой и дешевым табаком мужиков. Это ему она может отказать поехать в круиз по Средиземному или Балтийскому морю. А кучке морских бродяг в замызганных спецовках, предложивших поплыть на ближайший островок в трехстах милях от берега, посмотреть, как рожают детенышей моржихи, Марина не откажет никогда. И после этого она будет долго уверять, что невозможно было не сделать этого, не поплыть, такое можно увидеть раз в жизни. И пропустить такое невозможно. Блин! Когда же она повзрослеет? Когда остепенится? Может, когда сама родит детей? Да, но для этого ей надо выйти замуж. Короче, когда наконец-то мы с ней встретимся, надо делать предложение. Иначе эта женщина так и будет ускользать из рук, как морской песок в набегающей волне. Да и родители уже давно ждут внуков. Отец, кадровый военный, мать, профессор медицины, души не чают в единственном сыне. Все для него. Любая девчонка руками и ногами вцепилась бы в такую партию. Но Марина – это далеко не любая девчонка. Ее таким не возьмешь. Самодостаточный и самостоятельный человек, имеющий на все свою твердую точку зрения, с серьезным багажом жизненного опыта. Такие, как правило, «дрессировке» не поддаются. Приручить ее не просто, но выхода нет. Действовать надо решительно и быстро. Сергей взял сотовый телефон, еще раз набрал номер Марины, послушал длинные гудки и выключил его на словах оператора о недоступности абонента. Встал с решительным видом и со словами: «Что ж, дождемся, когда этот абонент будет в зоне нашей досягаемости», – отправился выполнять свои должностные обязанности.

Звонок из органов всполошил все правление. Сказали, что Москва интересуется, пришел ли сейнер с журналисткой в порт. Притом что пришедшая накануне радиограмма была вполне ожидаема. Вечно у этого Пантелеймоновича что-нибудь случается. Но теперь решили снять журналистку с борта проходящим судном. Радировали об этом на 452, но капитан начал юлить. Правление замерло в страхе.

Шторм не стихал. Это очень сильно осложняло поиски. Весь экипаж стоял по обоим бортам сейнера, напряженно вглядываясь в резвящееся крутой волной море. Заметить в таких условиях плот с борта маленького судна – дело чрезвычайно сложное. Волны еще не перекатывались через палубу, но брызги накрывали всех находящихся на ней плотным серебристым ковром. Только непромокаемые рыбацкие комбинезоны позволяли экипажу держаться. По два человека спускались вниз, покушать горячей пищи, и опять на палубу.

Капитан, пожалуй, первый раз в своей жизни был близок к отчаянию. Возможности сейнера не безграничны. Чтобы охватить больше пространства для поиска, приходилось часто менять курс, идти кругами или зигзагами. Подставляя волнам борта, рисковали перевернуться. Да и люди устали уже. Никто не роптал вслух. Но капитан прекрасно понимал, что не получится продержать весь экипаж на палубе до вечера. А сумерки сегодня начнутся рано. Из-за низко висящих туч даже в обед было темновато. Поверхность моря просматривалась очень плохо.

«Что делать? Спросить по рации в правлении, не подбирал ли плот какой-нибудь из наших сейнеров или других судов. Если подобрали, придется, конечно, сразу объясняться. А вот если девочка еще в море, тогда действия начальства могут быть непредсказуемыми, а последствия очень далеко идущими. Подождем немного. Время еще есть». Но раздумья капитана прервал радист:

– Радиограмма из правления, капитан! Запрашивают координаты. Интересуются, есть ли возможность пересадить журналистку на другой борт. Что отвечать, капитан?

– Телеграфируй, что течение относит на восток, пытаемся определить точные координаты, позже сами выйдем на связь, – не отрывая глаз от бушующего моря, сказал Константин Пантелеймонович.

– Капитан, мы же на запад идем? – возразил радист.

– Делай, что тебе говорят. И помалкивай.

– Но!

– Не нокай! Все равно мне отвечать. С тебя взятки гладки. Делай свое дело, – опять рявкнул капитан.

Радист ушел. Капитан продолжал всматриваться в бушующее море. Плот! Плот! Плот! Где же ты? Долго с правлением юлить не получится. Другие суда запеленгуют. Так много времени не выиграешь. Скорее всего, счет уже идет на минуты.

– Капитан, впереди остров Гремучий. – Слова старпома заставили вздрогнуть.

– Возьми бинокль, глянь, если плота нет на берегу, идем дальше. Его могло вынести только на этот берег. Остров большой, но плот она вряд ли утащила бы вглубь. Если нет на берегу, проходим, – дал указание Пантелеймонович.

– Может, обойдем остров? Мало ли, – попробовал сузить круг поиска старший помощник.

– Вероятность в море на неуправляемом плоту попасть на небольшой остров есть, но она ничтожна. Если нет на берегу, проходим. Нельзя терять ни минуты. Плот явно дрейфовал или дрейфует в этом районе, – был категоричен капитан.