– Да черт его, но мешкать они не будут.
Виктор задумчиво опустил свой взгляд куда-то вниз.
– Поскольку я капитан экспедиции, решение за мной. Едем на запад, – сказал Сохаческий и взглянул на меня так, будто надеялся, что я не стану препираться.
– Как скажете, капитан, – произнес я, решив довериться чутью юнца.
Мы выдвинулись в сторону острога, гоня со всей силы лошадей. Дорога не должна была быть длинной, но тревожное ожидание развязки растягивало ее. Усиливалось чувство голода и усталость, но только я решился предложить соратнику сделать привал, как увидел неподалеку от нас огромное серое пятно, движущееся в противоположном направлении.
– Оленье стадо хантов, – прокомментировал я картину для Сохаческого.
– Теперь я действительно вижу, что мы на севере, – сказал он в ответ и предложил расспросить пастухов о наших путешественниках.
Приближаясь к стаду, я заметил, как оно все больше теряет целостность и расползается на куски. Среди нескольких пастухов по виду не было женщин, однако издалека разобрать лица и фигуры не представлялось возможным.
Завидя нас, ханты стали замедляться и наблюдать за нашим приближением. Подобравшись совсем близко, я смог сосчитать всех мужчин: их было пятеро. Четверо были повернуты к нам лицами, изображавшими интерес, а последний – спиной. Сначала мне показалось, что его шуба ярче прочих, но когда я слез и стал подходить ближе, сторонясь рогатый скот, я вдруг узнал европейское пальто и тулуп.
Сохачевский остался на лошади, но следовал за мной, то и дело упираясь в серый табун.
Я же, кивнув всем четырем всадникам, достал револьвер. Ханты с собой оружия не имели, так что единственную опасность мог представлять только таинственный пятый пастух. Я направил на него дуло оружия и громко приказал развернуться, что тот и сделал.
Передо мной возникло бледное лицо с узкими глазами и большим носом. Оно взглянуло на меня недоумевающе, и я опустил пистолет. Посмотрев назад, я увидел капитана, сидевшего на лошади среди плотно пасущихся оленей. Он вопросительно кивнул, а я мягко спустил курок, крутя головой из стороны в сторону.
– Похоже, мы…, – не успел я договорить, как меня тут же сшиб с ног какой-то парень в хантской шубе, отчего я обронил пистолет на землю. Одновременно с этим другой парень в черной европейке стащил Сохачевского с седла, и тот со всей силы рухнул на землю.
Пока я пытался закрыться от шквала сильных и точных ударов, капитан выхватил револьвер из кобуры, но тут же получил удар ногой по руке и револьвер упал за несколько метров от владельца. Сообразив, что к чему, ханты стали отступать в разные стороны, чтобы не попасть под раздачу. Я же, наконец, увидел лицо нападавшего – белое, вытянутое, с пегой бородкой.
Сконцентрировавшись, я достал припасенный клинок и воткнул его в живот обидчику, отчего тот, тут же растеряв весь прежний пыл, попятился назад, придерживаясь за ручку ножа. Вскрикнув от боли, парень тут же призвал к себе на помощь второго, который, оставив капитана лежать, подбежал и свалил меня вновь в снег.
Одновременно раненный в живот поляк нащупал возле себя оброненный мной ранее револьвер, а Виктор снял с лошади свою винтовку. Лях направил дуло в мою сторону и скомандовал другу: « Учец!».
Я же, поняв, что происходит, как только освободился от железной хватки беглеца, подполз под оленя и быстро растворился среди животных.
Польский «подранок» выстрелил из револьвера, но пуля прошла мимо. В этот момент капитан подошел ближе и выстрелил в сторону ляхов, но тоже промахнулся, попав в одного из оленей. Животное замычало от боли и стало шататься в разные стороны. В этот момент я продолжал ползти к своей лошади, Сохачевский перезаряжал винтовку, а поляки пытались сбежать. Тот, что был цел, помог другу забраться на лошадь и сел за ним следом, тут же начав неистово бить кобылу по бокам, крича что-то на родном языке.
Виктор пытался вставить пулю в казенник и выйти на линию огня, поперек обзора которой вновь и вновь возникало стадо, разбредающееся от своего стонущего собрата. Я подбежал к своей лошади и вынул из чехла заранее заряженный карабин. Взведя его, я тоже вышел на линию огня, встав плечом к плечу с капитаном. В это время удирающие на всех парах от нас беглецы были уже на приличном расстоянии.
– Не успели, твою мать! – бросил мне капитан, оценивающе глядя в след проходимцам.
Я же пытался сконцентрироваться на прицеле. Мушка замерла прямо по центру целика, но я не знал, как далеко от меня убегающие и сколько градусов взять правее, чтобы точно выстрелить на опережение. Дыхание замедлилось, секунда нервного ожидания и – бах! – единственная пуля попала в сидящего позади парня, он легонько шелохнулся и свалился влево. Лошадь же с поляком, одетым в серую хантскую шубу, продолжала скакать, увеличивая дистанцию.
– Попал! – вскрикнул капитан. – Я к нему, может, успеет что сказать!
Сохачевский быстро разыскал свой револьвер и, вскочив на кобылу, отправился осматривать подстреленного парня.
Я, в свою очередь, перезарядил карабин и подошел к стоявшему в ста метрах неподалеку и все это время безмолвно наблюдавшему за происходящим пастуху, что был одет в европейское пальто. Я боялся, что моего запаса хантыйского может не хватить, однако заметил на шее у пастуха крестик.
– Ты знаешь, кто это был? – прокричал я на русском.
Но в ответ мужчина лишь повертел головой.
– Почему они были среди вас?
– Хотели сани купить. Говорили, что их преследуют, – наконец сказал пастух.
– Ты главный?
– Да.
– Что они говорили?
– Они сказали, что их преследуют плохие люди, но мы не лезем в чужие разборки. Они предложили пистолет, золото и свое пальто. Вернее, тот, который мерз и который сейчас ушел, предложил свое пальто в обмен на шубу. Как-никак, в нашем теплее. А золото мы взяли за сани. Надо было только вернуться домой, с собой-то их нет.
Я опустил оружие.
– Где пистолет?
– Пистолета мы не взяли.
– А чего ж так? – удивился я.
– Его так просто не продашь, а без патронов нам самим и не нужен.
– Без патронов?
– А чего, ты думаешь, они на вас с голыми кулаками набросились? Оружие у них было, а толку от него коли патронов нема?
В тот момент я не поверил своим ушам. « Не было патронов». Поведи мы себя иначе, может, сейчас оба ляха были бы живы и дожидались отправки обратно в тюрьму.
– Ладно, – сказал я, махнув на главного пастуха рукой, и отправился к капитану.
Тот стоял над трупом беглеца и рассматривал его.
– Блестящий выстрел, господин Бегин!
– Да ну?
– Пуля попала в сердце подонка и вышла, очевидно, ранив второго, – говорил Сохачевский, демонстрируя рваную рану на груди у усопшего.
– На вылет? Вот это да, – удивился я и почувствовал, как что-то капнуло мне в глаз. Приложив ладонь к лицу, я понял, что у меня рассечена бровь. Голова болела, как и тело. Благо, ханты оказали нам небольшую помощь. С их жизнью без хоть какого-то медицинского навыка никуда.
– Он нежилец. Ныне ему некуда бежать, – размышлял я вслух, когда один из пастухов позднее промывал мне рану снегом.
– Кровавый след к нему приведет, господин Бегин. Как вепря выследим!
– Это уж точно, – сказал я и достал из-за пазухи небольшую фляжку с водкой. Сделав несколько неравномерных глотков, я передал ее капитану. Тот тоже сделал пару глотков.
– Как они убили охранявшего их солдата? – спросил я.