В главном зале перед самыми большими иконами уже стояли лампады, в каждой из которых было воткнуто по две горящие свечи. В воздухе царил запах ладана, однако, сквозь его приторную фактуру пробивался какой-то посторонний, еле уловимый аромат, который тут же почуял Бауэр.
Навстречу юноше вышел один из братьев Смольяновых – Ярослав. Судя по его одежде, он помогал с подсобными работами отцу Евгению.
– Я пришел поговорить со священником, – сказал молодой человек, поглядывая на новую икону Василия Блаженного, висящую на самом видном месте.
– Я сейчас позову его, а что случилось?
– Ничего такого, меня просто послал сюда Петр Федорович.
– Кто?
– Ну, плотник.
– Не знаю такого….
– Тот, что делает гробы.
– Аааа….дядя Петя, да, сейчас я все передам, – бросил Ярослав и скрылся во тьме.
Вскоре отец Евгений вышел к Бенедикту и предложил ему поговорить на улице.
Студент вкратце объяснил суть дела священнику, отчего последний пришел в недоумение, да такое, что даже решил присесть на лавочку в церковном дворе.
– Мы лишь хотим понять, могли ли это сделать какие-нибудь любители ересей?
– Ты знаешь, Генрих, самое диковинное, что я слышал – это секта, где кастрация считалась благом. Но про выкапывание тел – такого не встречал.
– Может, у вас есть какие-то предположения?
– По Марии и Виталику отповеди прошли нормально. Смерти, несмотря на трагичность, вполне обычные.
– Значит…они не могли, ну….
– Встать из могил? Уж не знаю теперь, – сказал священник, задумчиво глядя вдаль.
– Не знаете?
– Вообще у нас, православных, нет предубеждений касательно усопших, – сказал отец Евгений. – Пока они не встают из могил….
– Что же делать?
– Я буду молиться за наш мир. Икона Василия Блаженного снова в храме, а не в подсобке, а это есть хороший знак. Он нас прикроет до тех пор, пока полиция не разберется.
– Могу я попросить вас помолиться и обо мне? – жалобно пробормотал юноша.
– Конечно, я за всех молюсь, – сказал отец Евгений и поднялся с лавки. – Завтра первая после нашего перерыва служба, обязательно приходи. Только мужику на паперти денег не давай, а то он их опять с Кузьмичем пропьет.
С этими слова священник удалился для продолжения дел.
Позже юноша встретил Милютовых в их доме. Оказалось, что полиция без энтузиазма отнеслась к рассказу братьев. Кое-как ситуацию выправил авторитет профессора, и заявителям пообещали вскоре отправить в Гнивань человека для проверки. Поскольку поход к отцу Евгению ничего не прояснил, решено было ждать кого-нибудь из министерства.
День прошел быстро, сменившись вечером. Юноша отправился вместе с Петром Федоровичем на обход. С наступлением темноты появился ветер, раскачивающий верхушки деревьев. С собой он нес прохладу Винницких степей. Бауэр с Митюков-старший даже пожалели, что не захватили с собой головных уборов. Лишь ноги оставались нетронутыми воздушной стихией.
Часть 3.
Крики петухов нарушили привычную тишину. Солнце лениво карабкалось на небосклон, пока студент так же лениво ворочался в теплой постели.
– Молодой человек, хватит нежиться! – приговаривал профессор, пытаясь растрясти своего ученика. – Вставайте, завтрак готов.
– Доброе утро, – пробормотал юноша, потягиваясь руками вверх.
– Сегодня воскресенье, наша сестра прибудет сегодня.
– Уже сегодня? – удивился вдруг Бауэр.
– Да, вчера вечером я прошелся по вашим записям и уже придумал, чем мы их дополним по прибытии в Киев.
– Но как же могилы?
– Бенедикт, вы опять вместо учебы о кадаврах думаете?
– Простите, – сказал Генрих, прикрывая рукой маленький зевок.
– Петр Федорович разберется со всем этим. В конце концов, погост – это его вотчина, тьфу-тьфу, – выдал профессор и, постучав по деревянному откосу кровати, поспешил выйти из комнаты.
На кухне со всей силы кипел самовар, вместе с ним кипела и жизнь: Митюков-старший варганил блины, пока профессор пристально читал книгу. Бауэр появился за столом еще раньше, чем Петр Федорович поставил на него блюдо с завтраком.
– Доброе утро, – сказал студент, занимая свое место.
– Доброе-доброе, еще как, – отвечал плотник.
После завтрака вся троица отправилась на службу в храм.
Уже при подходе Бауэр заметил, как люди со всей округи стекаются к новой церкви. На паперти сидел уже знакомый мужичок, которому было не под силу совладать с собственным речевым аппаратом, когда прихожане подкидывали ему деньги:
« Спасибо вам, благодарю, как милосердны вы сегодня! О вы, послы Его велений, благословит же вас Господь. Ваша ослепительно-волшебная жалость и снисходительно-немая щедрость способна веять над гремящею тьмой…»
Бенедикт успел с остальными прошмыгнуть внутрь, где люди покупали свечи и зажигали их. Почти все стояли неподвижно, выстроившись в ряды. Бенедикт находился возле братьев Милютовых, когда вдруг почувствовал в воздухе какой-то прогорклый запах. Он выдавался из сладкой пелены фимиама.
– Вы чувствуете? – обратился Бауэр к братьям.
– Что именно? – поинтересовался у студента профессор.
– Запах, какой-то…посторонний.
– Я ничего не чувствую, – сказал Петр Федорович, после чего Милютов-младший только подтвердил слова брата.
– Тебе показалось, – сказали братья хором.