Вероятности. Разящий крест

– Не хочу. Не хочу вам подчиняться. Сами рабы и других рабами видеть хотите. Хрен вам. Идите сами у своих идолов на коленях стойте.

– Савка, ты слышал, что эта мразь говорит?! – вспылил Андрей. – Это мы рабы? Это у нас идолы? Да ты понимаешь, что сейчас сделал? Ты себя под статью подвёл, придурок! Оскорбление религиозных чувств. Понял? Руки! – приказал Коржаков. – Давай руки сюда. В камере сегодня спать будешь!

– Эх, дружиннички, – скривился Платон. – Больше прицепиться не к кому было? Никуда я с вами не пойду. Нарядились в форму и ходят важные. Клоуны, блин!

– Твою мать! – проскрежетал Андрей, отстёгивая дубинку. – Ты доигрался.

Лицо Коржакова исказилось и приобрело выражение, памятное Савве ещё со школы, с того самого раза, когда Андрею попытался сопротивляться Миша Гущин. Но в этот раз Васильев отмалчиваться в сторонке не собирался. Когда Коржаков взмахнул дубинкой, Савва остановил его руку:

– Что ж ты делаешь?! – и крикнул парню: – Беги отсюда!

Тот бросился наутёк. Андрей рванул за ним, но Савва ухватил друга за шиворот, и Коржаков, развернувшись, рухнул лицом в снег. Когда он поднялся, парня и след простыл.

– Савка! – взвился Андрей. – Какого хера?!

– Такого! – кричал в ответ Савва. – Тебе тех мужиков не хватило? Ещё кому-нибудь вломить захотелось? Руки чешутся?

– И что?!

– Так ищи настоящих преступников, а не бросайся на первого встречного!

– Это ж атеист! Их вообще «мочить» надо!

– Тогда можешь и меня прям тут «замочить» как эволюциониста!

Андрей в сердцах пнул сугроб:

– Б… Савка, весь вечер коту под хвост! Твою ж мать!

– Всё, – отрезал Васильев, срывая красную повязку. – Забирай, я домой пошёл.

– Да иди ты хоть к чёрту! Чтоб я ещё раз с тобой дежурить пошёл? Неженка малахольная!

Савва молча засунул руки в карманы и, не оборачиваясь, зашагал к остановке.

Март 2043 года. Россия, Воронеж

Пролетали дни. С той ночи совместного их с Андреем дежурства Савва ни разу не разговаривал с другом. Да и Коржаков не стремился снова «наводить мосты». Оба лишь бросали при встрече друг другу «привет». Витя тоже старался избегать общения с Саввой, стыдясь за своё поведение, но не желая опускаться до извинений. Прощения попросил за двоих Тимофей в первый же день занятий второго полугодья. Улыбаясь, они с Саввой пожали друг другу руки, однако прежним их общение уже не стало. Сысоев сторонился Васильева и хотя старался завуалировать своё к нему отношение, делал это настолько неумело, что Савва быстро смекнул что к чему и больше не ставил одногруппника в неудобное положение.

После баскетбольных тренировок, когда Андрей уносился домой как ураган, Савва стал чаще разговаривать с Данилой. Бывало, что, увлёкшись дискуссией, они проходили пешком несколько остановок и только потом разъезжались по домам. Обсуждали по большей части баскетбол и последние успехи ЦСКА в Евролиге, восторгались «проходами» центровых и трёхочковыми бросками защитников, спорили о правомерности назначения штрафов и о том, что судьи будто специально не замечают фолы противников.

Однажды после занятий приятели сидели в кафе неподалёку от университета и потягивали горячий зелёный чай с жасмином.

– Троф спрашивал как у тебя дела, – заметил Гусельников. – Не заходил ты давно к нему.

– Повода не было.

– Уже во всём разобрался? – усмехнулся Данила.

– Да. Ты хочешь это обсудить? – Савва поставил чашку на стол и откинулся на спинку кресла.

– Да ну! – махнул рукой Гусельников. – Здесь? Слишком народу много. Ты вот что: если захочешь поговорить, приходи к нам на собрание.

– К вам

– Да. Ты ж ведь понял. На левом берегу, в Масловке, у моего знакомого свой дом. Мы там часто собираемся. Я тебе черкну адресок потом.

– Черкни. Но ничего не обещаю. Я пока что нахожусь в полной гармонии с собой, – улыбнулся Савва, – и никакие баталии в мои планы не входят.

– Ну, моё дело предложить, – согласился Данила. – Кстати, готовишься морально к игре с педагогами? А то всего две недели осталось – не расслабляйся.

– Ты думаешь, нас вообще выпустят на паркет?

– Если б мы сейчас с тобой учились на последних курсах, я был бы более, чем уверен. А в нашем положении – это дело случая. Но даже если мячик покидаем всего несколько минут, покажем высший класс! У нас же отлично сыгранная тройка. Я настроен крайне оптимистично.

Несколько секунд друзья молча пили чай.

– Савка, – снова начал Данила, – смотрю, ты всё без машины да без машины. Папаня что ль конфисковал?

– Да не, лень замучила. А вообще-то у нас вторая есть. Минивэн. Мы его обычно для дачи используем, но когда я на «Рено» катался, отец на нём на работу ездил.

– Живёте! – присвистнул Гусельников. – Где ж у тебя папаня работает, что целых две машины в гараже?!

– В «Молвесте» начальником отдела региональных продаж.

– Молочко, значит, продаёт со сметанкой? Понятно. А у моего вот не сложилось с работой… Перед Откатом в начале 20-х отец работал программистом в крупной конторе. Женился, потом я родился. И тут грянуло: фирмы разоряются, людей увольняют, цены бешеные на всё. Хаос, в общем. Я, конечно, не помню, но родители рассказывали, что было жутко. Вся экономика к чертям собачьим. Вместе с высокими технологиями и прочими радостями. Вот тут-то патриарх расейский и понял, что упускать момент нельзя. Такой пиар развели! Народ и потянулся табунами. А они знай гайки подкручивают потихоньку. До того докрутили, что на неправославных работников не только косо смотреть стали, но и старались вообще от них избавиться. Мой отец как раз под раздачу и попал. Парадокс: пережил Откат без увольнения как особо ценный работник, а как ситуация начала выправляться – так пинком под зад! И почему? Отказался от крещения, когда директор выдвинул такое требование. Всего-то! А уволили хитро, чтоб не придраться – по сокращению штатов. Больше года отец мыкался без работы. Я это отлично помню: мне десять лет тогда было. С хлеба на воду еле перебивались. Отец зимой в летних туфлях ходил… А у меня – ни игрушек, ни друзей. Потом-то отец работу нашёл – на Мостозаводе техником по оборудованию. Хоть небольшие, но деньги. В моей же жизни ничего особенно не изменилось. Одежда разве чуть получше стала…

– Понимаю, – вздохнул Савва. – У нас в классе тоже был свой атеист.

– Тогда ты представляешь, через что я прошёл. А в то время внешность у меня была совсем иная, – ухмыльнулся Гусельников. – Ещё пару лет назад я был хилый и тощий. Представь себе! Любой одноклассник мог безнаказанно меня оскорбить или побить. Но я поставил себе цель и за полгода совершенно изменился. А к одиннадцатому классу уже никто и думать не смел подойти ко мне со злым умыслом. К тому же я неплохо играл в баскетбол и в итоге даже заслужил некоторое уважение православных товарищей, – Данила улыбнулся и откинулся на спинку кресла.

– Ну, в универе-то тебе полегче, – ответил Савва. – Здесь люди уже взрослые, никто как в школе не будет третировать.

– Это да… Хотя, я вижу, с тобой общаться не рвутся особо. Не поделили что-то?

– Врeменные разногласия, – отмахнулся Васильев. – Некоторых иногда очень трудно заставить хоть немного мозгами пошевелить.

– Ну-ну. Смотри, чтобы эти разногласия не переросли во что-то большее. А то тебе всю жизнь с такими как я общаться придётся.

– А я и не против. Если с людьми невозможно нормально разговаривать, то зачем и начинать?

– Оно, конечно, правильно, если не думать о последствиях… Ты не чувствуешь запах озона в воздухе?

– Ждёшь грозы?

– Жду, – кивнул Данила. – Жду, когда же православные власти снова возьмутся за гаечный ключ…

В университетской столовой было не очень людно, и Катя сразу обратила внимание на сидящего за дальним столом Савву. Купив чай с сочником, она подошла к однокурснику: