Раб. Книга первая

– Ха! Пикасо! – только и нашелся что сказать.

Несколько затянувшаяся пауза была прервана появлением следующего малыша. Дима Куницын ввалился в раздевалку, скинул куртку и в ботинках пошел по ковру в группу к остальным.

– Смотри, что у меня есть, – в руках он держал несколько медных гильз.

– Ух, ты! Класс! Дай посмотреть! – Дима вмиг стал центром всеобщего внимания и про Кирилла забыли.

Гильзы в садике считались чем-то вроде денег и престижной атрибутики одновременно. Были они далеко не у всех. Но абсолютно все, по крайней мере, все мальчишки, хотели их иметь. С обладателями гильз все хотели поиграть. В играх, как правило, мальчишки представляли себя бравыми солдатами, с оружием в руках побеждающими фашистов. За гильзы можно было выменять разные нужные вещи: пластмассовых солдатиков, машинки, танчики, фантики от шоколадок и иногда даже сами шоколадки. Еще в гильзы можно было свистеть, что, правда, совсем не поощрялось воспитательницами. Но было очень классно свистнуть, особенно в каком-то небольшом пустом помещении, например на лестничной клетке, где отдавалось эхо.

Гильзы были двух видов: мелкашки и от автомата. Гильзы от автомата были побольше и ценились выше: курс был примерно один к пяти. В детский садик гильзы попадали двумя путями: дети или выменивали их у себя во дворе по месту жительства или, если у кого папа или близкий родственник был военным, получали от них за хорошее поведение. В Кирилловой группе, второй способ был доступен только Диме Куницыну, что делало его таким себе детсадовским авторитетом.

– Это гильзы от автомата, – рассказывал Дима. – Мы с папой вчера были на стрельбах, папа мне дал автомат, и я как начал стрелять по немцам. Бах-бах-бах. Тра-та-та-та. Они все падают. Ну, я потом немного гильз набрал.

– Ха! Ври, да не завирайся!

– Честное слово! Немцы в атаку пошли. А мы, с папой, сидим в окопе, немцев поближе подпускаем. А потом как выскочим, как начнем строчить. Тра-та-та-та. Немцы все падают. А ты знаешь, как вот эта штучка в гильзе называется – капсуль. Понял? Боёк по капсулю бахает, капсуль взрывается, зажигает порох, порох взрывается, пуля, бах, и полетела. Понял? А у меня вот еще что есть…

Дима полез в карман, но тут воспитательница, выходя на кухню за завтраком, увидела, что он зашел в группу в ботинках:

– Дима, это что еще за безобразие! А ну марш в раздевалку, ботинки снимай. Видишь, все дети в тапочках.

Дима Куницын всем рассказывал, что у него папа военный, носит погоны, фуражку с кокардой, часто ездит на стрельбы и берет с собой Диму. А быть военным, в начале 80-х, было очень престижно.

На самом деле, Димин папа был инженером, работал на каком-то заводе, а военным был папин брат, который жил в другом городе. Примерно раз в год он приезжал к ним в гости и привозил Диме гильзы, кокарды, солдатиков, а однажды даже подарил фуражку.

Пока Дима разувал свои ботинки в раздевалке, в группу привели Наташу, симпатичную кареглазую девчонку, с короткой стрижкой «под мальчика». Наташа была довольно озорным ребенком и часто играла с мальчиками в «мальчишечьи» игры: войнушки, солдатиков, морской бой и т. д., хотя и отдавала должную часть внимания и куклам. Она была своей и в «мальчишечьей» среде и в «девчачьей» и, в отличие от всех остальных девчонок, разбиралась в гильзах и знала им цену.

– Наташка, смотри, че у меня есть, – Дима, уже обутый в тапочки, держал на раскрытой ладони две гильзы от автомата.

Наташа не могла посмотреть, что есть у Димы, потому что в этот момент мама стягивала с неё свитер.

– Наташа, не вертись, стань спокойно, – мама достала из Наташиного шкафчика тапочки. – Переобуешься сама, я убегаю на работу.

Наташка, наконец, смогла разглядеть гильзы на Диминой ладони.

– Ха, подумаешь! – воскликнула она и с равнодушным видом стала переобуваться в тапочки. Такого безразличного отношения к своему богатству Дима не ожидал.

– Да ты смотри, гильзы, – он подсунул их под самый Наташкин нос.

Это было не очень благоразумно с его стороны, так как Наташка резко выпрямилась, загребла у него с ладони гильзы и побежала в группу:

– Были ваши – стали наши! У-у! – она показала Диме язык.

– Отдай! – он бросился её догонять.

Наташа ловко бегала среди играющих детей и смеялась над Димой, а тот, со слегка испуганным лицом, никак не мог ее догнать. Наконец, она споткнулась об какую-то игрушку и упала на ковер. Димка тут же навалился сверху:

– Отдай! Отдай, это моё! – он пытался разжать её пальцы, державшие гильзы.

– Не отдам, не отдам, ха-ха-ха! – Наташка вертелась на ковре и хохотала.

Диме, всё-таки удалось разжать её пальцы и забрать одну гильзу, но тут на него налетел Кирилл.

– Ты че девчонок обижаешь, Куница! – он перевалил его с Наташки на ковер и они стали бороться.

– Ах ты, Кирюха – балабуха, ты что по морде захотел? – Димка рванул противника за рубашку и оторвал верхнюю пуговицу.

– Ах, так, – Кирилл схватил его за воротник, пытаясь нанести эквивалентный урон.

Завязалась энергичная возня, противники раскраснелись, никто упорно не хотел сдаваться. После нескольких минут борьбы, Кирилл все-таки подмял под себя Димку и объявил себя победителем:

– Ну что, получил?!

– А чего она мои гильзы забрала? – немного плаксивым тоном оправдывался Димка.

– Да на, твои гильзы, не плач, больно нужно, – Наташка вернула ему оставшуюся гильзу и встала на ноги.

Все остались довольны: Димка получил обратно свои гильзы, Наташка посмеялась над Димкой, а Кирилл защитил «прекрасную даму», что было для него верхом удовольствия.

Дело в том, что после шести лет, Кирилл стал проявлять определенный интерес к противоположному полу. Этот интерес не исчерпывался простым подглядыванием за тем, как девочки писают, благо туалет был общим. Этим, периодически, грешили все, но у него, кроме интереса к женской анатомии, появилось еще какое-то чувство, совершенно не осознанное. Какое-то влечение к противоположному полу, конечно же, совершенно детское и безобидное. Появилось понятие того, что девочка может нравиться, а может не нравиться. Появилось желание играть с теми девочками, которые нравились, желание обратить на себя их внимание и т. д., до чего ещё не дозрели большинство его одногруппников. Его «первой любовью» стала Наташка. Кстати сказать, когда Кирилл «осознал» свои нежные чувства, он стал отворачиваться, когда видел её в туалете, считая подглядывать за ней неприличным, хотя вовсю глазел на других девчонок.

Поначалу, он просто любовался Наташей. Ему нравилось смотреть, как она бегает, играет с куклами, шепчется с другими девчонками. Ему нравилось, как она улыбается и как она сердится, нравилось, как она поёт на музыкальных занятиях и танцует на хореографии. В общем, вскоре он понял, что Наташка – это и есть воплощенный женский идеал.

Через некоторое время Кирилл начал действовать: он выпросил у мамы красивый календарик, подарил его Наташке и сделал официальное предложение:

– Наташа, давай с тобой дружить?

– Давай, – с ходу согласилась Наташа.

После полученного согласия, когда воспитательница строила детей парами, чтобы вести гулять на улицу, он уже с полным правом взял её за руку и стал рядом, слегка потеснив Иру, которая раньше обычно ходила с ней парой. Воспитательнице некогда было разбираться и, поэтому она быстро нашла другую пару немного обиженной Ире, и колонна детей двинулась по лестнице. Кирилл уже было подумал, что он будет всегда стоять рядом с Наташей, но оказалось, что она не придавала этому значения и все время норовила стать или с Ирой или с Леной, другой своей подружкой.

Вскоре ему жутко повезло. В их спальне, где детей укладывали на дневной сон, воспитательница с нянечкой затеяли перестановку кроватей, в результате которой его кровать оказалась рядом с Наташкиной. То есть их кровати поставили в ряд возле стенки так, что Наташкина голова оказалась возле Кирилловых ног. Кровати в детском садике были металлические, и через их спинки можно было переговариваться. И он, естественно, не преминул этим воспользоваться. В первый же день на новом месте, когда дети на тихом часе уже почти заснули, и нянечка вышла из спальни, он перекрутился под одеялом, пересунул свою подушку к Наташкиной голове и зашептал:

– Наташ, слышь, Наташ!

Но Наташа уже спала. Кирилл не осмелился её будить, он только просунул руку между металлическими прутьями и нежно погладил её по голове, примерно так, как это делала мама, укладывая его самого спать. После этого Кирилл, как порядочный шестилетний мужчина, твердо решил жениться на Наташке, о чём торжественно объявил своим родителям.

А Наташка, жила себе беззаботной детской жизнью, совершенно не догадываясь о своём «счастье» в виде Кирилла.

Всё бы хорошо, но проблема была в том, что не Кириллу одному нравилась Наташка. Оказалось, что у них в группе есть ещё один «дозревший». Это был Славик Дунаенко, самый рослый мальчик в детском саду. По размерам он превосходил Кирилла раза в полтора. Соответственно, и в частых детских стычках он побеждал всех, включая, конечно, и его. Славик давно уже осознал свою силу и не стеснялся пускать ее в ход в отношениях с одногруппниками.

Их «любовь» к Наташке проявлялась одинаково: оба они стремились оградить её, от каких бы то ни было посягательств со стороны других ребят, выказав себя при этом эдакими героями-защитниками. Выглядело это примерно так: Кирилл и Славик, играя с ребятами, то и дело поглядывали на Наташку, и когда кто-нибудь ее пытался обидеть или, по крайней мере, им так казалось, они тут же срывались со своих мест, бросались на обидчика, задавали ему хорошей трепки и тут же начинали драться между собой. Победителем, конечно, всегда оказывался Славик, хотя Кирилл каждый раз отчаянно сопротивлялся. После таких стычек ему было жутко обидно, а часто и больно, но он всё равно каждый следующий раз бросался защищать Наташку, хотя в душе боялся опять быть побитым Славиком.

Но, в то утро, Славика еще не успели привести в детский сад и Кирилл, в полной мере, мог вкусить радость победы над Димкой и насладиться благожелательным взглядом Наташки, которым она наградила победителя.

– Детки! Быстренько все на завтрак! – посреди весёлого детского шума раздался зычный голос воспитательницы.

Она вошла в группу, неся в одной руке ведро с манной кашей, а в другой – корзинку с нарезанным хлебом.