Раб. Книга первая

Кирилл пятился задом в угол, отступая перед грозными противниками. В серьезности их намерений сомневаться не приходилось и он почувствовал, как начали дрожать коленки. Это не осталось незамеченным.

– Что трусишь? – со злобной усмешкой сказал Витя, – Будешь знать, как ябедничать.

Кирилл действительно трусил. Ему еще ни разу в жизни не «били морду». То есть, он, конечно, дрался и в садике и во дворе. Но, то были просто детские потасовки. А вот чтобы так, откровенно, «бить морду», да ещё и старшие ребята, да и двое на одного – не было никогда.

– Да я … я ничего не говорил … правда! – его голос дрожал, что приводило Витю и Серёжу в еще больший восторг. – Я… я… не бейте, пожалуйста!

– Ха! Боишься?!

Кирилл посмотрел по сторонам в надежде, что рядом окажется хоть кто-нибудь, кого можно было бы позвать на помощь. Но никого рядом не было. Все были заняты своими делами, и на них никто не обращал внимания. У Кирилла на глаза навернулись слезы, его уже загнали в самый угол и спиной он уже уперся в холодную металлическую стенку гаража.

– Смотри, он плачет, ха-ха! Плакса! Сейчас тебя так проучим, мало не покажется. – Серёжа скорчил злобную рожу и начал поднимать сжатые кулаки.

Кирилл весь съёжился, ожидая удара и, инстинктивно выставил перед собой руки. Ему было страшно. Он боялся и не хотел, чтобы его били. В голове судорожно мелькали варианты выхода из ситуации: громко закричать, позвать на помощь, кинуться вперед и попытаться убежать? Эх, если бы только ему предложили что-нибудь сделать, пусть даже и позорное, чтобы «искупить свою вину». Ну, извиниться там, или пролезть под столом, или прокукарекать стоя на одной ноге, он бы согласился на всё, лишь бы избежать этой страшной, «набитой морды». Но таких вариантов ему никто не предлагал. Ему пришли «бить морду». И всё!

– Сцышь?! Ха-ха!

Серёжка ударил его по рукам, Витя тоже приготовился внести свою лепту в наказание «этого ябедника». Но тут случилось нечто невероятное и неожиданное для всех. У Кирилла в голове вдруг как будто что-то перемкнуло. Вместо страха, боязни, мгновенно появился гнев. Гнев, что его, ни в чем не виноватого, двое старших ребят зажали в угол … С отчаянием загнанного волка, он резко выпрямился, сжал кулак и что есть силы ударил Серёжку по лицу. Удар был действительно сильным и настолько неожиданным, что Серёжа отступил, назад чтобы не упасть, и закрыл лицо руками. Витя от удивления открыл рот. Когда Серёга отнял руки, все увидели, что они были в крови. Удар пришёлся прямо в нос, и из него алым потоком хлынула кровь, заливая лицо, руки, одежду… Все оцепенели и никто не соображал, что, вообще, делать дальше. Через секунду Серёжа пришел в себя и с истошным рёвом:

– Ма-а-ма-а! – побежал домой.

Витя кинулся вслед за ним.

Кирилл стоял в углу и тяжело дышал. Коленки, почему-то, продолжали дрожать, как будто опасность ещё не прошла. Он никак не ожидал от себя такого. Посмотрел на свой кулак и присел на корточки. Происшедшее надо было осознать. Просидел он минут пять. За эти пять минут он не думал, он чувствовал. Чувствовал, что он уже не «малыш», которого может всякий обидеть. Он уже может постоять за себя. Чувствовал, что драться по настоящему, это не так страшно, как казалось раньше. Чувствовал, что он был прав, и это дало ему силы. Значит, за правду нужно драться.

Домой в тот вечер он вернулся сильно повзрослевшим. В сознании отложилось, что в драке побеждает не тот, кто старше, и не тот, кто сильнее, и даже не тот, кого больше.

Побеждает тот, кто бьёт первым.

* * *

Вечером, пришел дядя Юра. Серёжин папа. Разбираться. Кириллов отец хотел было пригласить его в квартиру, но тот отказался и в дверях высказал своё возмущение тем, что, Кирилл, такой-сякой, хулиган и драчун, разбил лицо его пай-мальчику Серёже. И настоятельно требовал наказания. Правда, из его слов Кирилл никак не мог понять, требует ли он, чтобы отец сам наказал своё чадо или же он хочет, чтобы ему выдали Кирилла «на растерзание». Второй вариант был, конечно, нелепым, но в той ситуации, когда от вида залитого кровью Серёжи, его родители были на «взводе» они могли потребовать чего угодно. По, крайней мере, так думалось Кириллу, который глядел на все это в щелку из дверей своей комнаты и напряженно ожидал, чем же для него всё это закончиться. Отец слушал, молча и внимательно. Вполне могло статься, что папа его накажет. Ведь он, всё-таки разбил до крови нос Серёге. Но это, как-то получалось несправедливо. И к тому же выходило бы так, что папа стал на сторону соседского ребёнка, а не собственного. При мысли от того, что папа может его выдать дяде Юре, вообще бросало в дрожь:

«– Да, нет. Нет! Это просто невозможно!» – но, вместе с тем мелькала в детской голове и мысль, – «А вдруг?!».

Под конец дяди Юриной речи папа спросил:

– Юра! … Твоему сыну сколько лет?

– Восемь.

– А моему?

– Шесть.

– Ну так, что ж ты жалуешься? Неужели, твой Серёжа, такой хнюпик, что ему шестилетний малыш шею намылил? … А?

– Ну… так он… я…, – дядя Юра стушевался.

Действительно при их разнице в возрасте, жаловаться что Кирилл побил Серёжу было просто нелепо.

– Ну ты… ты, там с ним хоть поговори. Всё-таки так нельзя… Кровь… Ну…

– Поговорю.

Дядя Юра ушел. Кирилл в душе ликовал. Не от того, что папа не накажет, а оттого что папа был за него, Кирилла. Папа его «не сдал». Защитил, можно сказать. Он почувствовал, что у него есть опора в жизни, есть человек, здоровый, сильны, умный…, папа! Который всегда поможет, подскажет, пожалеет, убережёт. Не предаст! Кириллу стало так хорошо, что на глаза навернулись слёзы. Он подбежал к отцу, обнял его и уткнулся лицом в живот. Выше не доставал.

* * *

Отец предал его через восемь лет. Как раз тогда, когда Кирилл стал подростком, и больше всего нуждался в нём, он бросил их и ушёл в другую семью.

* * *

Сразу после этого похолодало. Зарядили дожди и дети, в основном, сидели по домам. В садике тоже на улицу выводили редко. Кирилл полюбил рисовать. Причём, ему особенно нравилось рисовать простым карандашом. Красками, фломастерами или цветными карандашами он рисовать не любил и тяготился, когда нужно было это делать. А когда на занятиях в кружке рисования учительница, говорила: «Та-а-к, детки, достаём простые карандаши», он сразу веселел, ободрялся и внимал каждому её слову и движению. Дома он десятки раз повторял пройденное на уроке и заданное на дом. Учительница стала отмечать про себя, что у него очень хорошо выходят карандашные рисунки, в то время как, рисуя красками, он совсем не старается и делает это так, лишь бы отвязались.

В детском саду как-то стало поспокойней. Как-то, само собой наладилось. Наверное, унылая погода за окном на всех навеяла немного грусти и меланхолии. Дети больше стали слушаться Марину Георгиевну, а она стала более уверенной в себе и более спокойной. Дети её полюбили и, хотя, не так боялись как Валентину Семёновну, но, всё же, стали её слушаться. Поэтому роль Славика, как усмирителя группы, заметно снизилась, и он сам стал более тихим и миролюбивым, хотя, при случае и показывал товарищам кулак со словами: «Чем пахнет?».

* * *

В десятых числах декабря выпал снег. Он быстро растаял. Но, буквально через несколько дней, пошёл снова, и, на этот раз, уже остался лежать. Ребятишки повеселели и повалили на улицу. На футбольной площадке залили каток и там стали происходить настоящие хоккейные баталии, особенно по вечерам. Во все стороны протянулась лыжня. Она опоясывала всё, что только было можно. Дома, школа, два детских садика, озеро и даже стройка, всё было в кругах, по которым, взмахивая палками, скользили тёмные фигурки лыжников.

– Лыжню! – только и успевай уворачиваться от более быстрых бегунов.

А на пляже, который шёл к озеру под небольшим уклоном сделали скоростной спуск и трамплин. На самом озере, когда оно уже схватилось крепким льдом, также расчистили несколько площадок для хоккея и катания. И все эти места были полны народу, особенно в выходные. Дома почти никто не сидел.

Кирилл и другие мальчишки его возраста любили нырять в сугробы как в воду, головой. А потом высовываться и смеяться друг над другом, сквозь прилипший к лицу снег.

На Новый год ему впервые разрешили не спать, и он мужественно сидел за столом, смотрел по чёрно-белому телевизору «Голубой огонёк»[2 - Так называлась советская новогодняя программа.] и старался не пропустить Деда Мороза, который после полуночи должен был принести подарки под ёлку. Но в этот раз не получилось. За столом он начал «кунять» и его пересадили на диван. А на диване он и вовсе заснул.

Наутро проснулся уже в своей постели, перенесённый туда на руках отцом. Первым делом побежал к ёлке за подарками. Ему достался плюшевый мишка, альбом и набор цветных карандашей.

Ребята постарше, которые ходили уже в школу, во время зимних каникул затеяли строить во дворе снежные крепости и устраивать настоящие снежные побоища. Когда первая крепость была уже почти готова, неожиданно наступила оттепель, и она, к ужасу всех, стала таять. Но получилось, как раз, очень классно. Через два дня ударил опять мороз и крепость стала не просто снежной, а ледяной и её был очень трудно взять приступом. Это обнаружилось, когда, выстроив вторую крепость напротив первой, дети разбились на два войска и начали сражения. Чтобы поставит всех в равные условия, пришлось поливать водой и вторую крепость.

Кирилл очень любил участвовать в сражениях за крепости. Несмотря на то, что там были в основном школьники и его часто затаптывали в снег, ему нравилось это противоборство, особенно когда его команда побеждала.

А ещё была игра в «царя горы». Кто-то один залазил на большой сугроб, а задачей других, было его оттуда стащить. Кому это удавалось, тот сам становился «царём горы» и всё повторялось снова. Дети карабкались на гору, падали кубарем, снова карабкались, стаскивали, наконец «царя» с вершины, ухватив его за что попало. Все были раскрасневшиеся, в снегу… Весёлая игра.

В детском садике игра в царя горы была до времени терпимой воспитательницами. Они не одобряли её, но временами позволяли в неё поиграть. По дороге на площадку, которая была закреплена за Кирилловой группой, дворники, расчищая дорожку, навалили большую гору снега, которая и стала очень подходящим для этого местом. Иногда детям удавалось поиграть на этой горе по дороге на площадку, а, бывало, что вечером нескольких ребят забирали одновременно и они просили у родителей поиграть под их присмотром.

И вот, один раз, идя гулять на площадку в первой половине дня, то есть во время смены Валентины Семёновны, Кирилл, Славик, Женя и ещё несколько ребят полезли на гору. Сначала «царём горы» был Славик, потом Кирилл с Женькой его оттуда стащили, и на гору залез Женя. Его, в свою очередь, свалил Кирилл. Но и он долго на горе не удержался. Славик со второй попытки сумел ухватить его за шубу и, что есть силы, рванул на себя. Кирилл слетел с горы и, споткнувшись о Славикину ногу, кувыркнулся и встрял головой в сугроб, беспомощно дергая, оказавшимися вверху ногами. Выглядело это всё настолько комично, что даже воспитательница не могла сдержать улыбки, не говоря уже о детях, которые хохотали вовсю. Когда он, наконец, вылез из сугроба и вытер с лица снег, перед ним предстала картина: все вокруг него хохочут и показывают пальцами. А Наташка, его «первая любовь», кроме того что над ним смеётся, так ещё и что-то, наверное очень для Кирилла обидное, говорит на ухо своей подруге. Этого он стерпеть не смог. В душе вспыхнул гнев и желание поквитаться. И гнев этот, не был тем праведным гневом, как в случае с Серёжей, когда его хотели побить несправедливо. Это был гнев ещё не осознанного, но уже очень уязвлённого самолюбия. К этому добавились все подсознательные обиды, которые Кирилл когда-то претерпел от Славика.

Кириллу тоже бы посмеяться вместе со всеми, ведь всё было по правилам. Славик его не обижал, не бил, а просто стягивал с горы, как делал это и он сам. Ну а то, что он споткнулся случайно и встрял головой в снег, так это ж такое дело… Но вместо того, чтобы присоединиться ко всеобщему веселью, Кирилл, даже не стряхнув снег с лица, подлетел к Славику и что есть силы ударил его кулаком по лицу, целясь в нос.

«– Бей первым!»

А дальше повторилась картина, точь-в-точь как с Серёжей. Та же оторопь от неожиданности, тот же истошный крик «мама!» и та же кровь, заливающая руки, лицо и одежду. Правда, бежать Славику было некуда. До дома далеко.

Детский смех враз прекратился и все пооткрывали рты. Славика, за его силу и порой безнаказанные притеснения товарищей, недолюбливали. Но ведь сейчас он никого не бил, не обижал… Ведь всё было по правилам… Да, к тому же, драк до крови, большинство детей вообще в своей жизни никогда не видели.