Казнь

Екатерина Егоровна вскочила с искаженным от ужаса лицом.

– Убит? – повторила она и, подняв руки кверху, закричала: – Он, он! О я несчастная! Он и меня убьет. Он грозился!..

Полковница выронила папиросу и всплеснула руками.

– Ах, ужас! Феня, Феня! – закричала она. – Поди, позови жильца нашего, скорее!..

– Алексей Димитриевич рано утром ушли, – сообщила Феня, – за ними сторож приходил. Экстра, говорит, убивство!..

– Вот! – воскликнула полковница. – Луша, ты права! Его убили! О люди! Нет нашего ангела! – Она тоже вскочила и грозно протянула руку: – Но тогда арестуйте убийцу!

– Он, он! – кричала Екатерина Егоровна, бегая по комнате. – Он грозился!

– Барыня! – заговорила Луша, вся дрожа. – Они все взаперти сидят, и не слышно их. Я боюсь идтить туда, потому они, верно, порешившись. Вот ей – Богу!

– Как? – полная нового ужаса, спросила Екатерина Егоровна.

– Не иначе как порешившись! Потому что ничего не слышно. Я даже убегла ночью, а теперь вернулась – и все тихо. Я – к вам!..

– Мамаша, что же мне делать? – простонала Екатерина Егоровна, опускаясь в кресло.

Мамаша развела руками.

– Теперь самое лучшее, – бойко заговорила Феня, – подождать, пока вернутся Алексей Димитриевич. Они законник, и все это им известно. Они и присоветуют!

– Да, да, Катиш! – оживилась полковница. – Это самое лучшее! Подождем его. Ты не уходи от меня… И ты, Луша. Там видно будет. Феня, пойдем! Помоги мне! Ох, как бьется мое слабое сердце!..

Она приложила руку к тощей груди и медленно поплелась из комнаты.

– А я, барыня, сбегаю за вещами и сейчас назад. Опять, квартиру запереть надо! – сказала Луша и, видя, что ее барыня сидит в оцепенении, тихо вышла из комнаты…

Весть о насильственной смерти Дерунова всюду производила ужасное впечатление.

Сергей Степанович Можаев один из первых узнал о ней от Весенина. Он широко перекрестился и сказал:

– Никто не знает своего смертного часа. Какая ужасная смерть! А мы вчера с вами костерили его! Что же, ограблен?

– Нет! – ответил бледный Весенин (он не спал всю ночь). – При нем и часы, и портмоне, и бумажник…

– Странно!.. Злой человек был. Врагов много!

Разговаривая, они прошли в столовую.

За самоваром с бледным, усталым лицом сидела Елизавета Борисовна, подле нее Вера внимательно просматривала газету.

Сергей Степанович ласково поздоровался с ними.

– Новость еще не дошла до вас? – спросил он, садясь к столу.

– Какая? – живо спросила Вера. Елизавета Борисовна только повернула лицо в сторону мужа.

– Дерунова убили! Федор Матвеевич на труп наткнулся, в садике Долинина, у подъезда… Лиза! – вдруг закричал Можаев, вскакивая со стула. – Лиза!

Вера успела поддержать свою мачеху, иначе она бы упала. Мертвенная бледность покрыла ее лицо. Весенин с готовностью налил стакан воды. Можаев стал на колени, схватил руки жены и в испуге встряхивал их.

– Лиза, что с тобою? Очнись! – говорил он растерянно.

Вера смочила водой виски мачехи. Она очнулась. Капли пота выступили на ее лице.

– Простите, – улыбнулась она, – но это так неожиданно. Я не могу. Я выйду. Вера, помоги мне! Спасибо, Серж!

Муж нежно обнял ее и повел из столовой. Вернувшись, он сказал:

– Она последние дни что?то все на головные боли жалуется, бедная! Надо скорей в деревню, Федор Матвеевич! Веруша, наливай чаю. Что надо? – недовольно обратился он к вошедшему лакею.

– От Деруновых к барышне… – сказал тот нерешительно. Вера тотчас встала.

– Ко мне? Я сейчас, папа! Простите! – и она быстро вышла.

Можаев пожал плечами. Вера вернулась почти тотчас, бледная и взволнованная.

– Простите меня – я ухожу! – сказала она. – Вы уж сами хозяйничайте!

– Что еще? – спросил Можаев.

– С Анной Ивановной нехорошо. Истерика, потом обморок, лежит. Я возьму доктора и к ней! – торопливо ответила Вера, проходя в свою комнату.

– Вот она, смерть?то! – сказал Можаев Весенину. – Так и захватывает все вокруг. Словно камень, брошенный в воду. За кругом круг…

Анна Ивановна лежала без чувств, но едва приходила в себя, как начинала биться в истерике. Прислуга растерялась. Брат Анны Ивановны, Силин, метался как угорелый, и, когда пришла Вера с доктором, все вздохнули с облегчением.

Степан Иванович Силин был славный малый. Огромного роста, с огненно – рыжей бородою по пояс, на вид ему можно было дать лет сорок, хотя в действительности ему было 23 года; он обладал громким голосом и раскатистым смехом, грозной внешностью, под которой скрывалось добродушное существо; наконец, в минуты задумчивости он казался глубокомысленным, умным, когда в действительности был далеко не из тех, что выдумывают порох. Когда сестра его вышла замуж за Дерунова, тот устроил ему место у себя в банке на 50 рублей, и Силин с жаром отдался наслаждениям жизни. Но все же банковская служба не удовлетворяла его мелкого честолюбия, и он устроился репортером при местных газетах. Судьба создала его для этого рода занятий. Он на лету умел схватывать информацию, из самых необыкновенных источников черпал сведения, бывал во всех слоях местного общества и слыл первым сплетником, хотя сплетни его не носили никогда злого характера. И теперь, следуя своему призванию, он едва успел освободиться, как помчался в редакцию местного» Листка».

Он ворвался в контору, как ураган, сразу наполнив своей особой все помещение. Длинноносая девица с чахлой грудью и тусклыми глазами подпрыгнула от неожиданности за своею конторкой и только воскликнула:

– Ах, Степан Иванович!

Толсторожий парень, меланхолически складывающий на полку номера газеты, выронил из рук толстую пачку.

Силин промчался мимо них, распахнул крошечную дверку и закричал с порога:

– Сенсационная новость! Убийство! Триста строк и не иначе как по три копейки.

– Степан Иванович, родной! Идите, идите, рассказывайте! Ну? – воскликнул редактор, поднимаясь ему навстречу.

Матвей Михайлович Полозов, редактор и издатель местного» Листка», был брюнет маленького роста и довольно объемистый в обхвате. Все лицо его было так густо покрыто растительностью, что только очки указывали на присутствие глаз среди этого волосяного леса, и, уже следя за ними, можно было разглядеть красноватый нос, на который упиралось толстое седельце очков.

– Как бы не так, – ответил Силин, пожимая руку издателю, – прошлый раз я вам сдуру рассказал про Мартынову, что родила двойню, вы напечатали, а я с носом! Нет, сперва условимся! – Он уселся и закурил.