Кровавый пир

– Я тогда в бега уйду. Бают, идет Степан Тимофеевич. Я к нему!

– Тсс! Ты, проклятый! – зашипела на него Матрена. – Али хочешь, чтобы за такие речи тебя в приказ забрали. Что пристав сказывал?..

– А мне плевать!

– Дурень ты, дурень! Так бы тебя ухватом по башке твоей дурьей и съездила!

– Тсс! Шевелится!

Аким испуганно вскочил с лавки и заглянул через сени.

Освеженный крепким сном, Василий уже встал и обряжался в дорогу.

– Куда, милостивец, сбираться изволишь? – заискивающе спросил Аким, становясь на пороге горницы и кланяясь.

– А так походить!.. Да, вишь, ножны хочу купить к сабле. Обронил!

– На базаре, государь – батюшка, на базаре купишь!

– Я и сам так смекаю. Ввечеру буду! Сена на лавку принеси! – сказал Василий и вышел со двора.

По улицам сновал народ. Василий прошел на площадь. На ней стоял собор, против собора тянулось деревянное строение – приказная изба, позади которой помещался врытый в землю погреб с государевым зельем. Рядом с нею, обнесенный частоколом, с тесовыми воротами – обширный воеводский двор с красивым домом. А сбоку стоял гостиный двор, торговые ряды и шла торговля.

Василий за пять алтын купил себе подходящие к сабле ножны, крытые зеленым сафьяном.

Потом пошел искать грамотея для написания челобитной, так как сам был неграмотный. Для этого он прошел в кружало. В большой горнице шел дым коромыслом. Пьяные мещане и посадские ярыжки стояли толпою и гоготали, вскрикивая:

– Так его! Жги! Ой, уморушка!

Василий протолкался вперед и увидел скоморохов. На них были надеты безобразные хари с мочальными бородами. Они ломались и давали представление.

Все смотрели на них и тешились, хотя присутствие их и было недозволено. В силу указа Алексея Михайловича, скоморохов люто преследовали, маски их, гудки, сопели и прочее отнимали и жгли, а их плетьми били.

Но, с одной стороны, пьяный кабачный люд не мог обойтись без скомороха, с другой – скомороху тоже есть хотелось, и вот, по взаимному соглашению, они давали свои представления якобы тайно.

Вот один из скоморохов важно сел на пустой бочонок и сказал:

– Я воевода – всем невзгода! Сужу неправедно, деньгу берегу скаредно. Кого хошь плетью забью. Идите на суд ко мне!

Тут к нему подошел другой скоморох, неся в одной руке лукошко с битыми черепками, а в другой свернутый лист лопуха на манер челобитной, рядом с ним шел еще якобы челобитчик.

– Милостивец! – завыли они. – Не побрезгуй нашим добром. Рассуди неправедно!

– Кажите, что в лукошках, а тогда и суд будет! – сказал скоморох – воевода. В это время ему на плечи вскочил еще скоморох и начал тузить его, приговаривая:

– Ох, боярин! Ох, воевода! Любо тебе кочевряжиться, любо людей забижать, с нищего поминки брать! Повози?ка теперь нас, голытьбу, на своих плечах!

– Бей, колоти! В воду его! – закричали остальные скоморохи и бросились тузить мнимого воеводу.

– Го – го – го! – загоготала толпа. – Так его, толстопузого! В воду!

Василий понял смысл представления и только покачал головою. В это время скоморохи начали новое; они прутьями стали гонять из стороны в сторону толстяка с непомерной величины уродливым брюхом и кричали:

– Поглядите, добрые люди, как холопы из своих господ жир вытряхивают!

Толпа хохотала до слез, а потом скоморохи все заплясали и, хлопая в ладоши, стали выкрикивать: Ребятушки, праздник! Праздник! У батюшки праздник! Праздник! На матушке – Волге праздник! Сходися, голытьба, на праздник! Готовьтесь, бояре, на праздник!

Вдруг со стороны раздались крики: – Пристав идет!

Скоморохи вмиг подобрали свои хари, инструменты и скрылись.

В горницу действительно вошел пристав в зеленом кафтане со шнурами, с толстой палкою в сопровождении трех стрельцов.

– Что за действа? – закричал он на целовальника, который спокойно стоял у бочки. – Опять скоморохи были? Где воры? Лови их!

– Какие воры? Очнись! Приходили люди в царев кабак, честные люди, а ты – воры! – ответил спокойно целовальник.

– Воры?то по приказам сидят! – крикнул кто?то из толпы. Пристав обернулся. Толстое лицо его налилось кровью. Он застучал палкою и заорал:

– Кто крикнул? Схватить его!

– Кого схватить?то? – сказал равнодушно один из стрельцов.

– А тебе за скоморохов ужо будет! – погрозил пристав целовальнику. Тот передернул плечами.

– Мне за что? Скомороха не будет, народ из кабака уйдет, царской казне недобор будет!

– Знаешь, что в указе сказано?

– Это вам про то ведать. Мое дело водкой торговать…

– Верно, Ермилыч! – раздались одобрительные голоса.

Пристав грозно оглянулся и постучал палкою.

– Ужо вам, ослушники! – сказал он и вышел из кружала. Вслед ему раздался хохот.

Когда прошли шум и волнение, Василий оглянулся вокруг и, увидев дьячка, прямо подошел к нему.

– Грамотен? – спросил он. Дьячок поднял маленькие, красные, безбровые глазки, шмыгнул толстым сизым носом и ответил:

– Грамотен, государь – батюшка! За грамоту вся спина палками избита!

– Челобитную можешь воеводе написать?

Мокрые, синие губы дьячка расплылись в улыбку. Он вскочил с лавки, чувствуя заработок:

– Очень могу, милостивец!