На изломе

– Ты хоть лоб-то перекрести, слуга антихристов, – спокойно заметила ему Морозова.

– Лоб? Ах ты! Вот вошел, и сейчас лукавый попутал!

Боярин истово помолился на образ и снова обратился к Морозовой.

– Что ж это ты строишь, мать? – грозно заговорил он. – Царь поженился, в радостях, а ты хоть бы челом ему побила, на радости поздравила. Вишь, на свадьбу не поехала и теперь кочевряжишься!..

Боярыня слушала его с кроткой улыбкой.

Он был ровесник ее покойного мужа, пировал на ее свадьбе, помнил ее красу и величие и теперь приходил прямо в раж.

– Эх, живи боярин Глеб Иванович! Взял бы он плеть шелковую… Ты что думаешь себе? Перед царем ты козявка малая. Царь повелит, и тебя на цепях притащат! Чего молчишь, гордячка? Али не дело говорю? Вот что! Царь прислал меня, чтобы я тебя честью уговорил. Так сказывай теперь: приедешь к царю или нет?

– Нет!

– Как? – Боярин даже попятился и сел с размаху на коник.

– Так, Степан Трофимович, нечего мне у царя твоего делать. Он так думает, а я так! Зла царю я не делаю и дивлюсь только, за что такой гнев на мое убожество!

– Тьфу! – обозлился Троекуров. – Ради Ивашки одумайся!

– А что могут младенцу сделать?

– Ну-ну! Однако и заноза ты, Прокофьевна! Теперь уж на себя пеняй, распрекрасная!

– Челом тебе, боярин! Чего в случае, помяни меня, убогую, в молитвах!

– Помяну, помяну! – пробормотал боярин, уходя от Морозовой, и, тяжко вздыхая, влез на своего коня.

После него был с таким же увещанием князь Урусов, муж ее сестры.

– Эх, сестрица, – говорил он ей, – что тебе? Съездила, поклонилась, а там опять у тебя и келейницы, и юродивые, и весь обиход. Веруй себе по-своему!

– Ах, князь, князь, – с укором сказала ему Морозова, – чему учишь? А? Господа моего обмануть учишь! Разве от Него скроюсь?!

Князь сконфузился и ни с чем вернулся к царю.

Царь сидел в думе. С ним, кроме бояр, сидели патриарх, его духовник, архиереи и настоятель Чудовского монастыря.

Царь выслушал доклад Урусова и гневно нахмурился.

– Тяжело ей бороться со мной, – глухо сказал он, – один кто из нас беспременно одолеет!

Терентий побледнел в страхе.

– Ну-ну! Будем ее из дому изгонять и на суд ваш, пастыри, отдадим. Пусть уж напрямо скажет, како верует?..

– Давно говорили тебе, государь, про это, – вкрадчиво сказал чудовский архимандрит Иоаким, – гордыню ее с корнем вырвать надобно, как сорную траву из злака!

– Так и будет! – решительно сказал царь, вставая. – Не то она только всю Москву мне мутит! Ин быть по сему. Ты, старец, – обратился он к Иоакиму, – и сыск над ней учинишь! К тебе дьяка дам!

Терентий, себя не помня, выскочил из дворца и помчался к Морозовой.

– Берегись, боярыня! Царь на тебя распалился лютым гневом и на тебя людей посылает! Спасайся!

Морозова просияла и словно выросла. Она протянула руки Терентию и братски его поцеловала.

– Весть принес ты мне радостную, голубь мой! Пострадать за Господа – великая честь!

Терентий затрепетал от восторга и умиления, и лицо его сразу оросилось слезами, Морозова спешно пошла по кельям своих инокинь.

– Матушки вы мои, – говорила она им, – время мое пришло. Идите! Может, Господь где вас и сохранит, а меня благословите на дело Божье и помолитесь обо мне, чтобы укрепил меня Господь!

– Сестрица! – вбежала к ней княгиня Урусова. – Час, не более, к тебе с сыском придут!

– Господь с ними! Я готова! – ответила Морозова.

– И я с тобой!

– Благослови тебя Бог, миленькая!

Старицы спешно оставили дом Морозовой, юродивые и нищие разбежались, оставив двери и ворота раскрытыми настежь.

Князь съехал со двора Морозовой, но не мог покинуть ее и остался на улице следить за домом в темноте ночи.

Он знал, что теперь об эту позднюю пору царь с думой сидит в Грановитой палате и заметит его отсутствие, но страх за Морозову, за свою первую любовь, осилил страх вины перед царем, и он оставался за углом дома.

VIII

Во славу Господа!

Долго ждал Терентий. Подошла уже глухая полночь, когда к раскрытым настежь воротам неслышно подъехали пошевни[23 - Пошевни – широкие сани.] и из них вылезли друг за другом три человека.

Терентий стал всматриваться в их лица и при ясном лунном свете сразу узнал архимандрита Иоакима.

– А этот – дьяк Ларион Иванович, думный дьяк. А этот, – Терентий перегнулся в седле, – этот – дьякон Иосиф. Ишь, сколько их наехало!

Они с шумом пошли во двор, громко сказав слугам:

– Подержите коней!

Их голоса и шаги услышали Морозова с сестрой и задрожали от страха, но через мгновение оправились.

– Сестрица, – сказала княгиня, – помоги нам Господь и ангелы. Совершим метание!

Они совершили семь поклонов, потом бросились в объятия друг друга и крепко поцеловались.

– С нами Христос! – сказала Морозова. – Теперь поляжем, княгиня!