Энэр

Кузя шёл по коридору, разбивая костяшки кулака о стены. У вертушки его остановил дежурный и передал требование явиться на следующий день к назначенному времени.

В прокуратуре ответили, что прокурора нет, а ответ на заявление будет дан в установленный законом срок.

В роддоме увидеть сына не дали, сославшись на то, что он проходит специальный курс восстановления.

Алиса, присматривавшая за Малей, пока Кузя обивал пороги, сообщила, что уезжает в сад, который нужно было подготовить к зиме.

Мале уже минуло три года. Она уже умела читать по слогам, считать на пальчиках, лишь произношение было слабое. Кузя говорил ей, что мама в больнице, но дочка скучала по ней и, видимо, чувствовала что-то более ужасное – не веселилась, а сидела задумчиво.

* * *

На следующий день, когда Кузя вновь пришёл в полицию, взяв с собой Малю, его снова проводили к Яруллину. В кабинете оказалась лишь толстая грудастая баба, явно восточной внешности, в цветастой одежде с массой бус и золотых колец. Увидев Малю, она сразу засюсюкала с ней и попросила её к себе на колени. Маля пошла, но неохотно. Женщина говорила с Малей противно искажённым голосом.

– Если вам не с кем будет оставить дочку, то приводите её ко мне, – предложила она.

Её вид, а особенно фальшь при обращении к ребёнку, вызывали отвращение, и Кузя отказался от предложения, но баба всё-таки всучила ему бумажку с адресом.

– А-а! Вы уже замарьянились?! Вот и хорошо! – поощрил вошедший Яруллин и добавил, обращаясь к Кузе: – Сулима Мухаметовна готова виться о твоём сыне.

– Я никого не просил брать заботу о нём!!! – взорвался Кузьма.

– Ну полегче-полегче! – командно выдавил Яруллин. – Ты сам вчера сказал, что не сможешь виться.

– Я такого не говорил!!! – снова крикнул Кузя.

– А какая разница?! Я сказал, а ты промолчал – значит, согласился.

– Я о своём сыне буду заботиться сам!!! – яростно заявил Кузьма.

– Ну в этом вы не правы! – презрительно ответил полицейский, переходя на гонор. – Где вы будете и чем, будет решать государство, а государство – это я! Так что сядь и успокойся!.. А то закрою тебя подальше!

Маля, никогда не видевшая отца таким злым, заплакала. Кузя понял угрозы и понял бессмысленность своего взрыва. Он подошёл к Сулиме, чтобы забрать дочку, но Сулима вцепилась в неё, зашипев, как змея:

– Вы доводите ребёнка до слез! У вас и дочь надо отобрать!

– Пойдём ко мне, – позвал Кузя, обратив ладони к дочери, силой стараясь говорить спокойно.

Маля протянула ручки навстречу, но Сулима не отпускала её.

– Отдай пока! – приказал Яруллин.

И Сулима подчинилась, расцепив хватку. Кузя взял Малю на руки и собирался покинуть эти злобные стены, но Яруллин остановил его, прогундосив:

– Вижу, ты заспокался?! Сядь, побазарим по делу.

Маля, оказавшись на руках отца, сразу перестала плакать, и Кузя, зная, что его могут не выпустить из здания, подчинился.

– Так вот, Кузьма Степанович, – перешёл Яруллин на официальный тон, – тебе сына не выкормить, а у Сулимы есть молоко, и ты знаешь, что только женское молоко подходит для питания ребёнка. Дети, которых кормят искусственным, болеют раком, и все умирают. Все! Ты что, смерти сыну хочешь?!

Понимая, к чему лживо клонит Яруллин, Кузя молчал, чтобы снова не взорваться.

– Ну вот и молоток! – удовлетворённо выдал Яруллин. – Ты пойми бабу – у неё сын сдох! Можешь ты дубить, как хреново ей после этого?!

Довольное сюсюканье Сулимы до прихода Яруллина говорило о его лжи: никакого горя у неё не было, но Кузя снова промолчал.

– Во-от… молоткуешь! – протянул Яруллин. – Так что в твоих интересах прийти к взаимопониманию. Сулима – баба с багажом и готова щедро нашелестеть. Так что и на погребение тебе хватит, и на дочку останется. Я, конечно, сочувствую тебе в твоём горе, но ты ведь и сам должен петрить, что мокруха лежит на тебе! Ты устраивал бузу в семье, метелил жену! Это и соседи твои подтверждают и другие овечки, которые в палате с ней были. Избивал, ведь так?

С этими словами подполковник раскрыл папку и перелистывал бумаги.

Кузя не ответил. Стало ясно, что виновником убийства уже назначен Кузя и вместо расследования халатности врачей собираются всевозможные кляузы.

– Нечем тебе хорохориться?! Ведь ты и виноват в её смерти!

Кузя понимал, что покинуть это устрашающее заведение вместе с дочерью он сможет, только если будет молчать.

– Так что срок себе, Кузьма Степанович, ты нагрёб достаточный! И никакой адвокатишка тебе не поможет! Понял меня?!

Повисло напряжённое молчание. Яруллин ждал ответа, явно решая, что делать дальше, а Кузя молчал.

– Ну что ж! Если ты по-хорошему понимать не хочешь, то сейчас мы вызовем службу защиты детей, оформим протокол об отобрании ребенка, а сам ты…

– Я понял, – перебил Кузя.

– Понял?! – вдавил гонором Яруллин.

– Понял, – повторил Кузя.

– Тогда вот тебе бумага, – Яруллин протянул листок, – малюй заявление!

Кузя спешно соображал, как выкрутиться из этой ситуации, чтобы не писать заявление, и выпалил:

– Сколько?

– Что?! – переспросил Яруллин, удивившись.

– Нашелестеть, – напомнил Кузя.

– А-а! Ты про это? Ну, об этом без меня будете договариваться.

– Когда договоримся, тогда и напишу, – твёрдо выдал Кузя, как условие.

Он понимал, что торг людьми Яруллин постарается обернуть в свою пользу и засадить в тюрьму до конца века. Подполковник поиграл кнопками на своём фоне и, вернув его на стол, поднялся, собираясь уйти:

– Можете рюхаться без меня.

– Не здесь! – резко ответил Кузя, догадавшись, что включена запись.

– А где?