Формула Любви. Книга вторая

– Ммм… – Невеста раздумывала секунду. – Мне было очень забавно наблюдать за тобой. Ты выдал такого мачо, я не могла отказать себе в удовольствии увидеть твое выступление. Да и просто это было приключение!

Вот как. Она меня надула! А я уже было распевал оды своей самоуверенности.

– Здесь каждый довольствуется тем, что ему нужно. Мне не нужно, Себастьену не нужно. И даже Джованни не нужно.

– У Джованни и так все есть. – Я усмехнулся.

– И, наверное, он счастлив. А вот Адель захотела, щелкнула пальцами и сделала. И я ее прекрасно понимаю – у нее есть дочь. Все самое лучшее – детям. А теперь, может быть, даже есть семья.

– Ты про Себастьена?

– Про него. – Она не смогла сдержать ухмылки. – Ведь Сойка —его дочь.

– Дочь, да, дочь. – Произнес я растерянно. – Себастьен говорил, еще там. – Я неопределенно махнул рукой.

– Ну да, точно, я забыла. Они ведь были вместе – Себастьен и Адель, – Рождин прищурила глаза, вспоминая, – давно, кажется, еще пару-тройку веков назад. Потом что-то между ними произошло, я не знаю, и вот Себ отправился на вольные хлеба. Что-то там еще было, мне не интересно, я не лезу в чужую личную жизнь, но Сойка появилась на свет примерно тогда же. Умная, смышленая девочка, с явной харизмой отца и, кстати, таким же странным юмором.

– Все-таки странно. – Я вспомнил теплую встречу Себастьена с Адель в той далекой критской деревне. – Когда мы пришли к Адель, они обнимались. Так не встречают бывших мужей, или любовников – что у них там, – да еще и шлявшихся не пойми где и не пойми сколько лет.

– Каждому по потребностям. Ты все усложняешь. Им это надо. А кому-то надо совсем другое. И если обращать внимание на все мелочи, то личной жизни не останется. Я не их тех сварливых старух, которые живут только потому, что есть кому перемывать кости. – Она вздохнула. – А вот некоторым надо просто показать свою значимость. Она ничего не стоит, но пустить пыль в глаза – самое милое дело. Вот вашем мире почти тоже самое, только еще есть деньги. И деньги у вас как раз заменяют это. – Она опять щелкнула пальцами. – И у человека с маленьким членом и огромной харизмой есть большой дом и «Lexus», чтобы показать свою значимость. И неважно, что у него там, в постели, каждую ночь не срастается с женой – она потерпит. Вот, кстати, ради этих денег и потерпит. А окружающие – нет. Ведь это так важно – показать свой вес, даже если и не стоишь ни гроша.

– Ты забываешь одну важную вещь. – Я прервал ее. – В отличие от вашего, в нашем мире далеко не у каждого есть деньги.

– Ну что ж, тогда ваш мир не совершенен.

* * *

«И еще немного о тебе. Да, опять о тебе, моя Диана. Я вижу, что ты улыбаешься. Да сколько можно? Может быть, тебе кажется, что во всех своих прошлых письмах я только и делал, что писал о тебе. Отчасти. Отчасти это действительно так. Но не проходит и минуты, чтобы я не думал о своей принцессе, и даже если мои мысли далеко, то в них обязательно присутствуешь ты. Минута откровения, и для тебя это не секрет.

Я мчу по магистрали, оставляя позади пыльные мили, почти сливаясь с бесконечной гладью дороги. Играю сам с собой в догонялки, как в прожитом бесконечном солнечном детстве. Только вот себя-то я уже давно догнал, а тебя не могу. Ты все время ускользаешь из моих рук невесомым видением. И тут, и там я вижу тебя, только тебя – во всех этих холмах, равнинах, в перекрестии рек, что отзываются лазурной гладью по всему небосклону. В бесчисленных облаках, нависающих над черным асфальтом. Твой и только твой образ, в который они превращаются каждую минуту. И мне ли не пройти этот бесконечный путь, заданный мне самим собою.

Помнишь ли ты, там, в Лидо-ди-Езоло, на окраине Венеции, на кованном балконе, мое ускользающее счастье, каким ты была все эти годы? Впрочем, откуда, тебя не было рядом со мной. Но миг счастья был. Потому что я вспоминал о тебе тогда.

Вот в чем причина! В мимолетном миге озарившего меня мгновения. Все эти долгие годы я не мог решить эту загадку, сложить осточертевший пазл, в котором не хватало всего лишь одной детали, но такой важной. Без нее он был незакончен. Но вот меня осенило, а я ведь почти об этом забыл. Забыл самое главное! Как я мог?

Я жил, хватался за время, пытался остановить часы, сойти на ближайшей остановке. Лишь потому, что картинка не складывалась в единое целое. Мучился годами. Только послушай – годами! Столь бесприметными и безнадежными.

Как такая вещь могла вылететь у меня из головы? Я и сам не понимаю.

А ведь путь к этому был так близок. И если бы это произошло раньше, гораздо раньше – сразу после моего путешествия в сказочную Италию – я бы не тянул весь долгий срок, как заключенный, как приснопамятный Робинзон Крузо, делающий зарубки на сухом дереве прошедших дней. Я – дурак, застрявший в своем прошлом, не принимающий настоящее. Впрочем, кажется, я уже писал об этом.

И вот, картина сложилась. В ней есть все, что мне нужно. Что нужно нам с тобой. И это странное лихолетье, и времена года, сменяющие друг друга под волшебную музыку Вивальди, и дом, и сад, и наши дети, и много чего еще. Но пока что еще ненастоящее – черно-белое, покрытое сизой дымкой. И каждый мой шаг добавляет в него немного красок. Вот она красная, вот – голубая, немного зеленого и твой любимый – лавандовый, что разбавляет тона, делая их живыми.

Как вы, девочки, падки на цвета. Для вас более важны оттенки, вкрапления полутонов. Именно их вы считаете верными и правильными.

Но не в этом суть. Можно и слона назвать верблюдом с хоботом, тут как посмотреть.

Кажется, я опять вырулил на тот нужный путь, по которому дорога мчит меня дальше. Я не сопротивляюсь. Да и как я могу, если он предначертан мне. Мне одному. На дорожных картах, на указателях, в толстых томах пыльных фолиантов, что стоят на полках который год. Спешу, спешу туда, где ждет моя любовь. И боюсь ответа на самый главный вопрос: ждет ли там моя любовь меня?

Я свалюсь, как снег на голову, я уверен, в самый неподходящий момент. Постучу в твою дверь, нажму на дверную ручку, в готовности услышать твои шаги. А дальше что? И даже когда ты отворишь дверь, буду ли я готов к разочарованию? Почему так? Ты спрашиваешь или же я просто уже не отличаю реальность от выдумки? Видишь, я зашел слишком глубоко в своей рефлексии. Где моя лопата, которой я рою себе могилу?

Холмы и равнины продолжают сопровождать меня. Где, ответь, где, я найду ответы на все мои вопросы? И отвечаю себе – только там, где есть твоя открытая дверь. Только в том месте, наконец, произойдет то, чего я и ждал долгие годы. Только там – пан или пропал. Но вместо всех остальных мне нужен только один ответ. Только один ответ, на один единственный вопрос: любишь ли ты меня, моя Диана? Клянусь, каким бы он ни был, я приму его любой.

В чем, если не в самоотверженности дело? Самоотверженности или самоотреченности. Не более, чем красивый оборот.

Ты выслушала все. Переверни еще одну страницу и будешь награждена новыми строками моих нескончаемых мыслей. Можешь ли ты принять их или все это белый шум? Зов-в-никуда. Я вообще не уверен в том, что тебе стоит узнать всю эту правду. Она слишком тяжела. Тяжела не только для тебя, но и для меня самого. Но только для того я их и пишу.

Мой желтый конверт, в котором хранятся эти письма стал почти неподъемен. И это все я? В этом весь я, к счастью или, к сожалению. Наполняю жизнь словоформами, до которых никому не дела, кроме меня самого. Но только в них спасение. Так я хотя бы что-то могу с уверенностью для себя высказать все, что гложет и умножает мою боль. Психологическая разрядка – письма ни о чем в никуда. Надеюсь, спустя несколько лет мы посмеемся над некоторыми из них.

Видишь, и здесь есть «мы». Я не отпускаю этой мысли ни на секунду. Так правильно, как мне кажется, ведь с ней мне проще существовать. Проще, потому что в ней «мы» есть. Как раньше. Как будто ничего и не было. Взять и стереть их – эти десять лет моего никчемного существования. Забыть. Так будет проще. Скорее всего, ты меня поймешь, я верю.

Я цепляюсь за это «мы» с непримиримой силой, которая заставляет меня двигаться дальше. И опять все эти холмы и равнины, где «дух свободы» – значит гораздо больше, чем собственная свобода. В этом есть свой шарм, своя объективная реальность, с которой можно следовать дальше.

Впрочем, кажется, я взял слишком высокую планку. И, в результате, все мое желание подобно муравью, что тащит в свой муравейник слишком тяжелый груз – главное, успеть до заката – неистово и опасно. Что я могу сделать выше своих сил? Только лишь продолжать давить на педаль, надеясь на чудо».

– Ну да, – усмехнулся я. – В последнее время я только и делаю, что придумываю.

Диана пожала плечами.

– Но тогда, если это не реальность, тогда что? Ответь!

– Все, что угодно, – она махнула рукой, – твои сокровенные мысли, фантазия, странное видение. А, может быть, мы просто внутри твоей головы, или твоего сна? Ты же видишь сны? Но вряд ли ты вспомнишь его, когда проснешься.

– Только сумасшедшие видят такие цветные сны, как я. – Я покрутил пальцем у виска. – Да и потом, я не хочу забывать его.

Я поднялся с земли и встал рядом с Дианой. Она взяла мою руку и положила на ветку ближайшей ели – мягкая и ласковая на ощупь, – а сверху накрыла своей.

– Что ты делаешь?

– Тссс. – Она приложила палец к губам и загадочно посмотрела на меня, прищурив взгляд.

Всего лишь мгновение. Какое-то мгновение и все существующее вокруг вдруг пропало. Яркие краски разом потеряли цвета. Нас неумолимо затягивало в какую-то черную дыру, абсолютный космос. Стало опять тяжело дышать, паника накатывала спешащими волнами. Я открывал рот, как рыба на суше, но ни единой капли кислорода не попадало в легкие. Еще чуть-чуть и я задохнусь.

Пространство растягивалось в длинную ленту, и мы вместе с ним. Зыбкое и тягучее на ощупь. Куда мы плывем, или летим? Вокруг нас бесконечный черный космос, раскинувший плеяды звезд на многие миллиарды световых лет по своему жирному телу. Все так же тяжело дышать, практически невозможно. Где-то за нами остался круглый голубой шарик – Земля. Он теперь не больше футбольного мяча и продолжает уменьшаться со скоростью света. И мы – уже не мы. Мы рассеялись среди звезд, превратившись в часть Млечного пути, или что там обычно рассматривают астрономы, уткнув безразмерные увеличительные стекла в пустоту зияющего ночного неба?

Все, что было с нами, осталось теперь далеко позади. Мы словно разматывали клубок, серебряные нити которого так крепко связали наши Вселенные. Ближайшие звезды, почувствовав на миг ослабшую силу, что их так долго удерживала их между собой, с хрустальным звоном срывались со своих орбит, уходя в неудержимое падение. Они исчезали где-то внизу, горя, становясь яркими метеорами. И вот ими уже заполнено все окружающее нас пространство.

А я? Что делал я в тревожные мгновения неосознанного полета? Я хохотал! Удушье прошло, я задышал полной грудью. Я вдруг заглушил тишину своим необузданным хохотом. Он рвался изнутри меня, с каким-то звериным рыком, с харкающим до крови кашлем, и я ничего не мог с этим поделать. От моего хохота дрожали оставшиеся на своей орбите планеты, грозя в любую секунду обрушиться туда же, в бездну. И это было так прекрасно!

Знакомые созвездия перебрасывались звездами все быстрее и быстрее. И вот вместо знакомых Большой и Малой медведицы и Лиры в кромешной пустоте явились совершенно незнакомые Альфа и Омега – начало и конец всего сущего. Я узнал их, хотя никогда не видел прежде. Так вот что за всем этим стоит – меня пронзила мысль, стремительная и бесконечная, как глубокий космос.

Нет, страха больше нет. Да и теперь, кажется, не было его никогда. Разве что, единственный – остаться в безымянной бесконечности, и не найти дороги обратно. Довлеющий над разумом Дамоклов меч. О, это тоже оттуда, из Греции. Кажется, я начинаю что-то соображать. Тьма отпускает.

А где же Диана, моя вечная спутница на бескрайнем пути в неизвестность? Ее тело поглотила опустошающая пустота, окаймленная едва видным глазу сиянием. Да и от меня не так много осталось. Так ли долго мы разматывали эту нить, чтобы слиться в этом межгалактическом путешествии? Да и какой в смысл, если цели путешествия не существует? Я бы и сам хотел знать ответ.

* * *

Рождин переключала каналы каждую секунду. Мне всегда казалось каким-то ханжеством иметь миллион каналов на телевизоре, а посмотреть нечего. Наверное, среди этого излишества нет-нет, да и попадется тот, что нравится хозяину. Но платить пятьдесят евро в месяц ради того, чтобы услышать еще одну неизвестную историю о дальних странствиях, по-моему, слишком, даже для владельца такого особняка. И потом, в яркую картинку на экране настойчиво вкраплялась итальянская речь. Как мне ее «не доставало» с прошлой ночи.