Крещение огнем. Башня Ласточки

– Откуда знаешь?

– А хоть бы и оттуда. – Девушка широким взмахом указала на трупы и коней. – Это ж нильфы. Похуже гавнюкаров будут. Солнце на шлемах видишь? Шитье на попонах? Собирайтесь, берем ноги в руки, того и гляди сюда новые нагрянут. Эти тут разъездом. Разведкой.

– Не думаю, – покачал головой Геральт, – что разведка или передовой отряд. За другим они приехали.

– Это за чем же?

– За этим, – указал он на лежащий в телеге гавенкаров потемневший от воды сосновый гроб.

Дождь поутих, греметь перестало. Буря перемещалась к северу. Ведьмак поднял валяющийся среди листьев меч, запрыгнул на воз, ругаясь втихую, потому что колено все еще давало о себе знать.

– Помоги открыть.

– Ты что, мертвяка хочешь… – Мильва осеклась, видя просверленные в крышке отверстия. – Холера! Гавнюкар живца в ящике вез?

– Какой-то пленник. – Геральт поддел мечом крышку. – Гавенкар здесь ждал нильфгаардца, чтобы передать ему. Они обменялись паролем и отзывом…

Крышка со скрипом оторвалась, явив человека с кляпом во рту, за руки и за ноги привязанного ременными петлями к боковинам гроба. Ведьмак наклонился. Присмотрелся внимательнее. Потом еще раз, еще внимательнее. И выругался.

– Ну, извольте, – проговорил он протяжно. – Сюрпризец! Кто бы ожидал?

– Знаешь его, что ль, ведьмак?

– Встречались, – неприятно усмехнулся он. – Спрячь нож, Мильва. Не разрезай ему пут. Это, похоже, внутренняя нильфгаардская проблема. Нам не следует вмешиваться. Оставим все как есть.

– Да хорошо ли я слышу? – проговорил из-за их спин Лютик. Он все еще был бледен, но любопытство пересилило другие чувства. – Хочешь оставить в лесу связанного человека? Догадываюсь, ты узнал кого-то, с кем был на ножах, но ведь это пленник, черт побери! Он был узником людей, которые напали на нас и чуть было не прикончили. Он враг наших врагов, а враги наших врагов…

Лютик замолчал, видя, что ведьмак вытаскивает из-за голенища складной нож. Мильва тихо кашлянула. Темно-голубые, прикрытые до сих пор от дождя глаза связанного человека расширились. Геральт наклонился и разрезал петлю на его левом плече.

– Глянь, Лютик, – сказал он, взяв пленника за кисть и поднимая ее. – Видишь шрам на руке? Это его Цири рубанула. На острове Танедд, месяц назад. Это нильфгаардец. Приехал на Танедд специально, чтобы увезти Цири. Она дала ему мечом, спасаясь от похищения.

– Коту под хвост вся ейная работня, – буркнула Мильва. – Чего-то тут, сдается, не играет. Ежели этот нильф твою Цирю с острова для Нильфгаарда увести хотел, то как он в гроб-то попал? Почему его гавнюкар нильфам как раз же и выдавал? Вытащи у него кляп из пасти, ведьмак. Может, он чего скажет?

– Нет у меня никакого желания его слушать, – глухо ответил ведьмак. – У меня уже сейчас рука чешется ткнуть его мечом. Едва сдерживаюсь. А если он еще и заговорит, не сдержусь. Я вам не все о нем сказал.

– Ну и не сдерживайся, – пожала плечами Мильва. – Сдерживаться вредно. Ткни, ежели это такой негодяй. Только побыстрей, время торопит. Я ж говорила, вот-вот нильфы нагрянут. Я – за своим конем.

Геральт выпрямился, отпустив руку связанного. Тот тут же выдернул изо рта кляп и сплюнул. Но не заговорил. Ведьмак кинул ему нож на грудь.

– Не знаю, за какие грехи запихали тебя в этот сундук, нильфгаардец, – сказал он. – И мне это до свечки. Оставляю тебе нож, освобождайся сам. И жди здесь своих или убегай в леса, воля твоя.

Пленник молчал. Сейчас, связанный и засунутый в деревянный ящик, он выглядел еще более жалким и беззащитным, чем на Танедде, а там Геральт видел его на коленях, в луже крови, раненного, трясущегося от страха. Да и казался он гораздо моложе. Ведьмак не дал бы ему больше двадцати пяти лет.

– Я подарил тебе жизнь на острове, – добавил он. – Дарю и сейчас. Но в последний раз. При следующей встрече прикончу как собаку. Запомни. Если тебе вдруг вздумается уговорить своих дружков погнаться за нами, прихвати гроб с собой. Пригодится. Поехали, Лютик.

– А ну, быстро! – крикнула Мильва, возвращаясь галопом с ведущей на запад тропы. – Да не сюда! В леса, сучья мать, в леса!

– Что случилось?

– От Ленточки конники идут. Большой кучей! Нильфы! Ну, чего глазеете? По коням, пока нас не окружили!

* * *

Бой за село шел уже битый час, а конца все еще видно не было. Пешие, обороняющиеся из-за каменных стенок, заборов и баррикад, сложенных из телег, отразили уже три атаки конницы, наступавшей на них по дамбе. Ширина дамбы не позволяла конникам организовать фронтальный нажим, а обороняющейся пехоте давала возможность уплотнить оборону. В результате волны конницы всякий раз разбивались о баррикаду, из-за которой отчаявшиеся, но ожесточенные кнехты осыпали плотные ряды конников градом стрел из луков и арбалетов. Кавалеристы сбивались в кучу, и тогда защитники набрасывались на них, колотя бердышами, гизармами и коваными боевыми цепами. Конница отступала к прудам, оставляя трупы людей и лошадей, а пехотинцы вновь прятались за баррикадой и покрывали врага страшными ругательствами. Спустя какое-то время конница восстанавливала порядок и атаковала снова.

И все повторялось.

– Интересно, кто с кем дерется? – в очередной раз невнятно спросил Лютик, мусоливший во рту сухарь, который выклянчил у Мильвы.

Они сидели на самом краю обрыва, хорошо укрытые в можжевельнике, и могли наблюдать за боем, не опасаясь, что их самих кто-нибудь заметит. Точнее говоря, не то чтобы могли, а просто вынуждены были наблюдать. Другого выхода у них не было. Впереди кипел бой, позади горели леса.

– Нетрудно угадать, – наконец неохотно решился ответить Геральт на вопрос Лютика. – Конники – нильфгаардцы.

– А пешие?

– А пешие – не нильфгаардцы.

– Конники – регулярная кавалерия из Вердэна, – сказала Мильва, до той поры угрюмая и подозрительно неразговорчивая. – Шахматные клетки на попонах. А те, что в деревне, – бруггенские наемники. По хоругви видать.

Действительно, ободренные очередным успехом кнехты подняли над шанцем зеленый штандарт с белым крестом, плечи которого раздваивались на концах. Геральт смотрел внимательно, но раньше штандарта не видел, защитники подняли его только теперь. Видимо, в начале боя он где-то затерялся.

– И долго мы будем сидеть? – спросил Лютик.

– Глянь-ка! – буркнула Мильва. – Спрашивает! Посмотри сам-то! Куды ни глянь – всюду хреново.

Лютику не надо было ни смотреть, ни оглядываться. Весь горизонт был исполосован столбами дыма. Плотнее всего дымило на севере и западе, где чья-то армия поджигала леса. Многочисленные дымы вздымались в небо и на юге, там, куда они направлялись, когда путь им преградил бой. Но за тот час, что они провели на обрывистом холме, дымы поднялись и на востоке.

– Однако ж, – начала лучница после недолгого молчания, взглянув на Геральта, – интересует меня, ведьмак, и здорово интересует, что ты теперь собираешься делать. За нами Нильфгаард и горящие леса, что перед нами – сам соображаешь. Так какие же у тебя планы?

– Мои планы не изменились. Пережду бой и отправлюсь на юг. К Яруге.

– Не иначе как тебе разум отшибло, – скривилась Мильва. – Видать же, что деется. Голым же глазом видать, что это не какая-то там драчка ничьих мужиков, а, как говорится, война. Нильфгаард на пару с Вердэном прет. На юге уж верняком Яругу перешли, не иначе уж весь Бругге, а может, и Содден в огне…

– Я должен добраться до Яруги.

– Ладно! А потом?

– Найду лодку, пойду вниз, попробую дойти до устья. Потом корабль. Должны же оттуда, черт побери, плавать какие-нито корабли…

– В Нильфгаард, что ли? – фыркнула Мильва. – Планы, значит, не изменились.

– Ты не обязана меня сопровождать.

– Ясно, не обязана. И хвала богам, потому как я смерти не ищу. Бояться-то я ее не боюсь, но скажу тебе: дать себя прикончить невелика штука.

– Знаю, – ответил он спокойно. – Есть опыт. Не шел бы в ту сторону, коли не нужда. Но – нужда, вот и иду. Ничто меня не удержит.

– Хо! – окинула она его взглядом. – А голосок, словно кто ножом по дну старого котла скребет. Если б тебя император Эмгыр услышал, в штаны б, ей-бо, напустил со страху. Ко мне, стража, ко мне, свита моя императорская, беда, беда-то какая, слышь, уж тут к нам, в Нильфгаард, ведьмак челном прет. Вот-вот тута будет, жизни и короны лишит! Все! Погибнул я, несчастный!