Ведьмак. Час Презрения

Геральт поморщился:

– Ты тривиален до безобразия, Кодрингер.

– Знаю. Правда тоже была тривиальной. Потому что Рёгнер начал втихаря приискивать себе юную принцессу с соответственно широкими бедрами, желательно из семей с проверенной плодовитостью до прабабок включительно. А у Калантэ зашаталась почва под ногами. Любой обед, любой кубок вина могли быть последними, каждая охота могла завершиться несчастным случаем. Многое говорит за то, что именно тогда Львица из Цинтры взяла инициативу в свои руки. Рёгнер отошел в мир иной. В стране свирепствовала оспа, и смерть короля никого не удивила.

– Начинаю понимать, – проговорил ведьмак внешне равнодушно, – каковы будут слухи, которые вы намерены тонко, но широко распустить. Цири – по вашей версии – окажется внучкой отравительницы и мужеубийцы?

– Не забегай вперед, Геральт. Продолжай, Фэнн.

– Калантэ, – улыбнулся карлик, – сохранила себе жизнь, но корона была от нее все дальше. Когда после смерти Рёгнера Львица возжаждала абсолютной власти, аристократия вновь категорически воспротивилась нарушению законов и традиций. На троне Цинтры должен сидеть король, а не королева. Вопрос поставили ребром: как только маленькая Паветта начнет хоть немного смахивать на женщину, ее надлежит выдать за того, кто станет новым королем. Возможность повторного брака бесплодной королевы даже не рассматривалась. Львица из Цинтры поняла, что может рассчитывать самое большее на роль королевы-матери. Кроме того, мужем Паветты мог вообще стать человек, который полностью отстранил бы тещу от правления.

– Я снова буду тривиальным, – предупредил Кодрингер. – Калантэ всячески оттягивала момент замужества Паветты. Отвергла первый проект марьяжа, когда девочке было десять лет, и второй, когда той исполнилось тринадцать. Аристократы разгадали планы и потребовали, чтобы пятнадцатый день рождения Паветты стал ее последним днем в девичестве. Калантэ пришлось согласиться. Но уже раньше она добилась того, на что втайне рассчитывала. Паветта слишком долго ходила в девицах. У нее кое-где начало чесаться так, что она связалась с первым попавшимся бродягой, к тому же заколдованным и превращенным в чудовище. Были там какие-то сверхъестественные обстоятельства, какие-то предсказания, чары, обещания. Какое-то Право Неожиданности. Так, Геральт? Что случилось дальше, ты, вероятно, помнишь. Калантэ притащила в Цинтру ведьмака, а ведьмак наделал там шороху. Не зная, что им манипулируют, снял заклятие с чудовищного Йожа, позволив тому жениться на Паветте. Тем самым ведьмак обеспечил Калантэ сохранение трона. Связь Паветты с расколдованным чудовищем оказалась для вельмож таким шоком, что они без слов одобрили неожиданный брак Львицы с Эйстом Турсеахом. Ярл с Островов Скеллиге показался им лучше, нежели бродяга Йож. Таким образом, Калантэ продолжала править страной. Эйст, как все островитяне, относился к Калантэ со слишком большим пиететом, чтобы в чем-либо ей противоречить, а исполнение королевских обязанностей попросту утомляло его. Он полностью отдал бразды правления в ее руки. А Калантэ, пичкая себя медикаментами и эликсирами, таскала супруга в постель днем и ночью. Хотела править до последнего своего часа. А уж если и быть королевой-матерью, то матерью собственного сына. Однако, как я уже сказал, амбиции-то непомерные…

– Не повторяйся.

– На принцессе же Паветте, жене странного Йожа, уже во время свадебной церемонии было подозрительно свободное платье. Отчаявшаяся Калантэ изменила планы. Если не мой сын, подумала она, так пусть будет сын Паветты. Но Паветта родила дочь. Проклятие или как? Однако принцесса еще могла рожать. То есть могла бы. Потому что произошел загадочный несчастный случай. Она и этот странный Йож погибли при невыясненных обстоятельствах в кораблекрушении.

– Не слишком ли много ты пытаешься мне навязать, Кодрингер?

– Я пытаюсь прояснить ситуацию, ничего больше. После смерти Паветты Калантэ скисла, но ненадолго. Ее последней надеждой была внучка. Дочь Паветты, Цирилла. Цири, неистовствующее при королевском дворе воплощение дьяволенка. Для некоторых – любимица, особенно для людей в годах, потому что она напоминала им Калантэ, когда та была ребенком. Для других – ублюдок, дочь чудовищного Йожа, на которую, кроме того, предъявлял права некий ведьмак. И теперь мы подходим к сути проблемы: любимицу Калантэ, настойчиво подготавливаемую на роль наследницы престола, воспринимаемую некоторыми даже как второе воплощение королевы, Львенка, в котором кипела кровь Львицы, уже тогда некоторые считали не имеющей прав на трон. Цирилла была зачата порочно. Паветта совершила мезальянс, смешала королевскую кровь с кровью приблуды неведомого происхождения.

– Хитро, Кодрингер. Только в действительности все не так. Отец Цири вовсе не был последним приблудой. Он был принцем.

– Да что ты говоришь? Не знал. Из какого же королевства?

– Из какого-то на юге… Из Мехта… Да, именно из Мехта.

– Любопытно, – буркнул Кодрингер. – Мехт давно уже под Нильфгаардом. Входит в состав провинции Метинна.

– Но остается королевством, – вставил Фэнн. – Там на троне сидит король.

– Но командует Эмгыр вар Эмрейс, – обрезал Кодрингер. – Кто бы ни сидел там на троне, он сидит по милости и воле Эмгыра. Но коли уж мы заговорили об этом, проверь, кого Эмгыр сделал королем. Я не помню.

– Уже ищу. – Калека толкнул колеса кресла, со скрипом отъехал к стеллажам, стянул с них толстый рулон и принялся просматривать листы, отбрасывая просмотренные на пол. – Хммм… Ага, вот. Королевство Мехт. В гербе попеременно серебряные рыбы и короны на красно-голубом четырехдольном поле…

– Плюнь на геральдику, Фэнн. Кто там король?

– Ойот по прозвищу Справедливый. Избран путем голосования…

– …Эмгыром из Нильфгаарда, – холодно докончил Кодрингер.

– …Девять лет назад.

– Не тот, – быстро прибросил «юрист». – Этот нас не интересует. Кто был до него?

– Минутку. Вот. Акерспаарк. Умер…

– Умер от острого воспаления легких, пробитых кинжалом убийц, подосланных Эмгыром или шибко справедливым Ойотом. – Кодрингер снова проявил догадливость. – Геральт, упомянутый Акерспаарк вызывает у тебя какие-нибудь ассоциации? Не мог ли это быть папуля Йожа?

– Да, – подтвердил ведьмак после недолгого раздумья. – Акерспаарк. Помню. Так Дани называл своего отца.

– Дани?

– Это его имя. Он был сыном Акерспаарка, принцем…

– Нет, – прервал Фэнн, рассматривая свитки. – Здесь перечислены все: законнорожденные сыновья – Орм, Горм, Хорм и Гонзалес; законнорожденные дочери – Аля, Валя, Нина, Полина, Мальвина и Аргентина…

– Снимаю обвинения в адрес Нильфгаарда и Справедливого Ойота, – серьезно заявил Кодрингер. – Акерспаарка не убили. Он нормально затрахался вусмерть. Потому что наверняка были у него и незаконнорожденные детишки, а, Фэнн?

– Были. И немало. Но никого по имени Дани я что-то не вижу.

– Ясное дело – не видишь. Твой Йож, Геральт, никакой не принц. Даже если его и вправду породил где-то на отшибе этот профессиональный трахтмахер Акерспаарк, от права на титул принца его отделяла чертовски длинная череда законнорожденных Ормов, Гормов и прочих Гонзалесов с их собственным, наверняка многочисленным же потомством. С формальной точки зрения брак Паветты – типичный мезальянс.

– А Цири – дитя мезальянса, не имеет права на трон?

– Браво!

Фэнн проскрипел к пюпитру, вертя колеса кресла.

– Это аргумент, – сказал он, поднимая огромную голову. – Всего лишь аргумент. Не забывай, Геральт, мы боремся не за корону для княжны Цириллы и не за лишение ее оной. Из распространяемых слухов должно следовать, что девочка не годится на то, чтобы с ее помощью наложить лапу на Цинтру. И если кто-то такую попытку предпримет, ее легко можно будет поставить под сомнение. В политической борьбе девочка перестанет быть фигурой, станет малозначительной пешкой.

– И ее оставят в живых, – бесстрастно докончил Кодрингер.

– С формальной точки зрения, – спросил Геральт, – сколь весом этот ваш аргумент?

Фэнн взглянул на Кодрингера, потом на ведьмака.

– Не очень. Цирилла – все же кровь Калантэ, хоть и немного разжиженная. В нормальных условиях ее, возможно, и отстранили бы от трона, но условия сейчас ненормальные. Кровь Львицы имеет политическое значение…

– Кровь… – Геральт потер лоб. – Что значит «Дитя Старшей Крови», Кодрингер?

– Не понимаю. А что, кто-то, говоря о Цирилле, употребил такую формулировку?

– Да.

– Кто?

– Не важно кто. Что это значит?

– Luned aep Hen Ichaer, – неожиданно сказал Фэнн, отъезжая от пюпитра. – Дословно это не «Дитя», а «Дочь Старшей Крови». Хммм… Старшая Кровь… Встречалось мне такое определение… не помню точно… Кажется, речь идет о каком-то эльфьем предсказании. В некоторых версиях текста пророчества Итлины, тех, что постарше, есть, кажется, упоминание о Старшей Крови Эльфов, или Aen Hen Ichaer. Но у нас нет полного текста пророчества. Надо бы обратиться к эльфам…

– Оставим это, – холодно прервал Кодрингер. – Не надо излишка проблем, Фэнн, излишек предсказаний и тайн вреден. Благодарю тебя. Ну бывай, плодотворной тебе работы. Геральт, позволь. Вернемся в контору.

– Маловат, верно? – удостоверился ведьмак, как только они вернулись и уселись в кресла: «юрист» за стол, он – напротив. – Маловат гонорар, верно?

Кодрингер поднял со стола металлический предмет в форме звезды и повертел его в пальцах.

– Маловат, Геральт. Копаться в эльфьих предсказаниях – для меня дикая нагрузка, потеря времени и средств. Необходимо найти подходы к эльфам, потому что никто, кроме них, ничего в их записях понять не в состоянии. Эльфские манускрипты – в большинстве случаев дико закрученная символика, акростихи, а то и просто шифровки. Старшая Речь всегда двузначна. По меньшей мере. А в письменном виде может иметь и десяток значений. Эльфы никогда не стремились помогать тем, кто хотел разобраться в их пророчествах. А в теперешние времена, когда по лесам идет кровавая война с «белками», когда дело доходит до погромов, опасно к ним даже приближаться. Вдвойне опасно. Эльфы могут принять нас за провокаторов, люди – обвинить в предательстве…