Меч Предназначения

– Он завсегда так, – сказал Живодер. – Размышляет или молится. Говорит, так надо, потому как боги наказали ему людей от худа оберегать.

– У нас в Кринфриде, – буркнул Богольт, – таких в телятнике держат на цепи и дают куски угля, тогда они на стенах разные разности малюют. Но довольно о ближних сплетничать, поговорим об интересе.

В круг света беззвучно ступила закутанная в шелковый плащ невысокая молодая женщина с черными волосами, покрытыми золотой сеточкой.

– Чем это тут так несет? – спросил Ярпен Зигрин, прикидываясь, будто ее не видит. – Не серой ли?

– Нет. – Богольт демонстративно потянул носом, глядя в сторону. – Мускус или что-то вроде.

– Нет, пожалуй, это… – поморщился краснолюд. – Ах! Так это ж благородная госпожа Йеннифэр! Здрасьте, здрасьте!

Чародейка медленно обвела взглядом собравшихся, на мгновение задержала блестящие глаза на ведьмаке. Геральт еле заметно улыбнулся.

– Позвольте присесть?

– Что за вопрос, благодетельница вы наша, – сказал Богольт и икнул. – Присядьте вот тут, на седле. Сдвинь зад, Кеннет, и подай благородной колдунье седло.

– Вы тут о делах, я слышу. – Йеннифэр уселась, вытянув стройные ноги в черных чулках. – Без меня?

– Не смели, – сказал Ярпен Зигрин, – беспокоить столь важную особу.

– Ты, Ярпен, – прищурилась Йеннифэр, повернувшись к краснолюду, – лучше б помолчал. С первого дня ты делаешь вид, будто меня вообще не существует, так уж и продолжай в том же духе, не утруждай себя.

– Да что вы, госпожа! – Ярпен показал в улыбке неровные зубы. – Как можно! Да пусть меня клещи лесные покусают, ежели я не трактирую, нет, не тракую вас лучше, чем нежели воздух. Воздух, к примеру, мне случается испортить, а касательно вас я б себе этого ни в коем разе не позволил.

Бородатые «ребяты» зашлись хохотом, но тут же замолкли, увидев синее мерцание, вдруг охватившее чародейку.

– Еще одно слово – и от тебя останется лишь испорченный воздух, – сказала Йеннифэр, и в ее голосе прозвучал металл. – И грязное пятно на траве.

– И верно, – кашлянул Богольт, разряжая обстановку. – Помолчи, Зигрин. Послушаем лучше, что нам скажет госпожа Йеннифэр. Она только что заметила, будто мы тут болтаем о делах без нее. Отседова вывод, что у нее есть какое-то предложение. Послушаем. Только б не предложила собственными чарами уделать дракона.

– А что? – подняла голову Йеннифэр. – Думаешь, невозможно, Богольт?

– Может, и возможно. Но нам не окупится, потому как вы тогда потребуете половину драконьего богатства.

– Как минимум, – холодно сказала чародейка.

– Ну вот, сами видите, нас это ну никак не устраивает. Мы, милсдарыня чародейка, бедные солдаты – если добыча пройдет мимо нашего носа, то голодать нам как пить дать. Мы щавелем и лебедой пробиваемся…

– Разве что в праздник сурок какой аль суслик попадется, – грустно вставил Ярпен Зигрин.

– …водой колодезной запиваем. – Богольт отхлебнул из бутыли и слегка встряхнул ее. – У нас, госпожа Йеннифэр, нету другого выхода, как только получить свою долю или зимой под забором коченеть. А постоялый двор денег стоит.

– И пиво, – добавил Нищука.

– И девки распутные, – размечтался Живодер.

– Потому, – Богольт взглянул на небо, – мы сами, без чар и вашей помощи дракона уделаем.

– Ты уверен? Запомни, существует предел возможного, Богольт.

– Может, он и существует, только я ни разу не встречал. Нет, госпожа, повторяю, мы сами дракона прикончим, без всяких там чар.

– Тем более, – добавил Ярпен Зигрин, – что у чар тожить наверняка есть свои пределы возможного, которые, в противу наших, нам неведомы.

– Ты сам придумал, – медленно спросила Йеннифэр, – или тебе подсказали? Уж не присутствие ли ведьмака в вашем глубокоуважаемом обществе позволяет вам так задираться?

– Не-а, – сказал Богольт, глядя на Геральта, который, казалось, дремал, лениво растянувшись на попоне и положив голову на седло. – Ведьмак тут ни при чем. Послушайте, благородная Йеннифэр. Мы сделали королю предложение, он отмолчался. Ну ничего, мы народ терпеливый, до утра погодим. Ежели король предложение примет, едем дальше разом, нет – мы возвращаемся.

– Мы тоже, – буркнул краснолюд.

– Никакой торговли не будет, – продолжал Богольт, – так сказать, на нет и суда нет. Передайте наши слова Недамиру, милсдарыня Йеннифэр. А вам скажу, предложение выгодно и вам, и Доррегараю, ежели вы с ним столкуетесь. Нам, учтите, драконий труп до фени, токмо хвост возьмем. Остальное ваше будет, бери, выбирай! Не пожалеем для вас ни зубов, ни мозга, ничего, что вам потребно для колдовства.

– Конечно, – добавил, хихикая, Зигрин, – падаль будет ваша, чародейская. Никто не отберет. Разве что другие трупоеды.

Йеннифэр встала, закинула плащ на плечо.

– Недамир не намерен ждать утра, – сказала она резко. – Он уже сейчас согласен на ваши условия. Наперекор, чтоб вы знали, моим и Доррегараевым советам.

– Недамир, – медленно процедил Богольт, – проявляет мудрость, удивительную для столь недозрелого короля. Потому как по мне, госпожа Йеннифэр, мудрость – это, в частности, умение пропускать мимо ушей глупые или неискренние советы.

Ярпен Зигрин хмыкнул в бороду.

– Запоете иначе, – чародейка уперлась руками в бока, – когда завтра дракон вас исхлещет, изрешетит и раздолбает ваши кости. Станете мне туфли лизать и скулить, моля о помощи. Как всегда. Я достаточно хорошо знаю вас и вообще таких, как вы. До тошноты.

Она повернулась и ушла во мрак, не попрощавшись.

– В мое время, – сказал Ярпен Зигрин, – чародейки сидели в башнях, читали умные книги и помешивали лопатками в тиглях. Не путались у воинов под ногами, не лезли в наши дела. И не крутили задом у мужчин перед глазами.

– А задок-то, честно говоря, ничего себе, – сказал Лютик, настраивая лютню. – А, Геральт? Геральт! Эй, куда ведьмак запропастился?

– А нам-то что? – буркнул Богольт, подбрасывая поленья в костер. – Ушел. Может, по нужде. Его дело.

– Конечно, – согласился бард и ударил по струнам. – Спеть вам чего-нибудь?

– А что, спой, – сказал Ярпен Зигрин и сплюнул. – Только не думай, будто за твое блеяние я дам тебе хоть шелонг. Тут, парень, не королевский двор.

– Оно и видно, – кивнул трубадур.

5

– Йеннифэр.

Она обернулась, точно удивленная, хотя ведьмак не сомневался, что она уже давно слышала его шаги. Поставила на землю деревянный ушат, выпрямилась, откинула со лба волосы, высвобожденные из-под золотой сеточки и теперь крутыми локонами спадающие на плечи.

– Геральт.

Как обычно, она носила только два своих цвета – черное и белое. Черные волосы, черные длинные ресницы, позволяющие только гадать о цвете скрытых ими глаз. Черная юбка, черный короткий кафтанчик с белым меховым воротником. Белая рубашка из тончайшего льна. На шее – черная бархотка, украшенная усеянной бриллиантами обсидиановой звездой.