Сила защитников

– Попался, мальчишка! – прошипела она. – Думал надурить меня? Но признаться, я не совсем тебя ожидала вновь здесь увидеть. Где Филиппа? – со злостью спросила она и еще больше прижала нож к моему горлу, из маленькой ранки пошла кровь. – А ну, говори, гаденыш! Где твоя мать?!

Я молчал, мне было ужасно страшно. Почему-то мне казалось, что она непременно убьет меня, независимо от того, скажу ли я ей правду или промолчу.

– Решил в молчанку со мной играть? Ну ладно, давай поиграем, я люблю игры!

Она дернула меня за волосы и резко потащила за собой, я чувствовал, как из ранки, сделанной острым лезвием у меня на шее, стекала капля крови. Мы шли по коридорам, потом спускались долго вниз, там было сыро и темно, по-моему, мы были под водой, потому что везде были лужи и капли стучали по стенам. Она завела меня в жуткую комнату, там стояли необычные сооружения и инструменты, и на секунду в моей голове пролетела страшная мысль, которая потом подтвердилась ужасным воплем человека: «Комната пыток!»

Зирель усадила меня на стул и приковала руки, крики несчастного не смолкали и наводили на меня дикий страх. Я ничего не должен ей говорить, я обязан молчать… я боюсь… я не хочу, чтобы мне делали больно! Она подошла к двери, откуда доносились страшные звуки, и яростно постучала. Через несколько секунд появился Тома. Увидев меня, он злобно ухмыльнулся, предвкушая потеху. Мои руки начали трястись, и их даже кандалы не смогли удержать.

– Откуда он? – спросил Тома.

– Фаукс перенес обратно. Молчит, щенок, я надеюсь, ты развяжешь ему язык?

– Будь в этом уверена, моя госпожа! – льстиво произнес он, взял ее руку и долгим поцелуем припал к ней.

Зирель села на стул напротив меня и начала яростно прожигать меня взглядом. Тома отошел к столу, где лежали разные изделия пыток, и начал выбирать, чем ему воспользоваться. Каждое орудие, которое он поднимал и оценочно крутил в руках, наводило на меня такой ужас, что зубы начинали трястись. Сам того не замечая, я начал плакать и молить о пощаде. В душе я понимал, что должен замолчать и не подавать виду, что мне страшно, но эмоции взяли верх. Тома наконец определился с выбором и направился ко мне.

– Прошу вас! Умоляю! Не делайте мне больно! Пожалуйста!

– Бойся, щенок! Ты у меня заговоришь, ты у меня все скажешь! За все ответишь, маленький ублюдок! Будешь о смерти меня молить!

– Прошу, пожалуйста! Не надо! Не надо! – я рыдал, захлебываясь слезами, мне казалось, что вот-вот я сойду с ума от ужаса и страха.

– Знаешь, что это такое? Конечно, знаешь, ты же сам это сделал! – он истерически засмеялся, и смех его разносился по подземелью злобным эхо. – Ну-ка, Марти, расскажи-ка мне, что это за изобретение?

– Нет, нет, пожалуйста!

– Нет уж, ты расскажи, мне интересно, – он говорил со мной притворно добрым тоном, а на самом деле издевался. – Говори! – Его ладонь со свистом ударила мою щеку так, что та еще долго горела.

– Это… это прожигатель, – рыдая, протянул я.

– Отлично! И что же он делает?

– Он… прожигает клетки… нервные клетки… они отмирают и потом… потом конечность непригодна… если ее не отрезать… она будет болеть… сильно болеть…

– Как, как она будет болеть, малыш Марти? – ехидно спросил Тома.

– Очень сильно… так, что ты сам будешь молить о смерти.

– Правильно! Только о смерти будешь молить… – он на секунду замолчал. – Ты! – И разразился истерическим смехом.

– Сними с него фаукс, – приказала Зирель, все это время наблюдавшая за нами.

Он тут же повиновался, а потом вмиг подскочил ко мне.

– Ну что, дружок, с чего начнем? Какая часть тела тебе больше всего не по душе? Может, уши? Кому они нужны, верно?

– Не смей, глупец! – закричала Зирель. – Не трогай тело и голову, мальчишка еще понадобится!

– Ну ла-адно, – протянул Тома с наигранной грустью, – тогда, может, пальцы? Рук или ног? Что тебе дороже? – издевался он, а меня всего било в истерике, я понимал, что меня ждет, какая нестерпимая боль. – Ну раз ты молчишь, я решу за тебя сам.

Он приставил орудие к моему большому пальцу левой руки. На секунду из моего горла не мог вырваться ни один звук, я не верил, не мог поверить, что сейчас, буквально через несколько секунд, я фактически лишусь пальца. Затем последовала боль, как будто через твой палец прогоняют электрический ток, раскаленные иглы, как будто его обливают кислотой и раздавливают под тяжестью одновременно. Я ничего не чувствовал, кроме боли, ужасной, непередаваемой, только потом я понял, что начинаю хрипнуть от своего крика.

– Ну что ты так кричишь, малыш? Это же только первый пальчик! У тебя еще целых четыре! Будешь говорить или продолжим?

– Пожалуйста, прошу! – Из моих глаз уже не катились слезы, я даже рыдать был не в силах.

– Говори, щенок, где Филиппа?

– Нет, нет…

Указательный палец пронзило той же болью. Горло жгло от порванных голосовых связок. Я кричал, я молил о пощаде, но это его еще больше раззадоривало. Он схватил средний палец и проделал то же, что и с предыдущими. Я потерял сознание. Я провалился в какую-то сладкую негу, в пустоту, у меня ничего не болело там, я, кажется, был счастлив. Несмотря на то что там было темно, я чувствовал себя в безопасности, спокойно. Там меня не мог достать Тома со своими пытками. Внезапно что-то начало стучать мне в грудь, прямо в солнечное сплетение. Темнота начала рассеиваться, а боль потихоньку возвращаться. Я вновь увидел перед собой Тому и Зирель на кресле.

Еще один разряд в грудь полностью вернул меня в действительность. Специальный пробудитель, если вдруг жертва потеряет сознание, – это приспособление возвращает в реальность. И только что Тома испытал это на мне.

– Куда это ты, Марти? Думал отдохнуть от меня? Нет, нет, у нас еще целых два пальца и куча вопросов!

Мой безымянный палец почувствовал ту же боль, я уже не мог терпеть, уж лучше смерть, чем испытать такое. Остальные прожженные пальцы болели так, как будто их непрерывно ломают, каждую косточку, потом эта боль плавно перетекала в режущую, как будто с пальцев живьем снимали кожу, затем нервы, а затем дробили кости. После всего этого наступало затишье, пальцы будто помещали в лед, но это было всего на несколько секунд, затем их будто поджигали, и все сначала. Эта боль была еще хуже, чем прожигание.

– Где Филиппа?! – кричал он, хватая мой последний палец.

– Ее нет! Она не тут! Мы не нашли ее! – отчаянно закричал я, только чтобы он не прожигал мизинец, только чтобы я не терпел все это вновь.

– Кто мы?!

– Я… папа! Папа!

– Николас? – подала голос Зирель. – Значит, он тут?

– Да!

– А Филиппа где?

– Не знаю! – провыл я.

– Что вы собирались делать? Вы собрали армию? – наступал Тома.

– Нет… я не знаю…

– Жги еще один! – властно приказала Зирель.

– Нет, нет, прошу, не надо!

Я лишился мизинца. Теперь вся кисть левой руки была непригодна.

– Малыш, да у тебя пальцы кончились! За вторую руку будем приниматься или по-хорошему все скажешь? – язвил Тома.

– Я не знаю… мы должны были привести Филиппу… Парельо отправился искать Артоса… но мы не знаем, нашел или нет… я ничего не знаю!