Согласно нашим обычаям, сидеть бы надо вообще на полу, подложив подушку разве что, но мода накладывала свой отпечаток. В платье для визитов особо не поприседаешь.
Я икнула, глядя на своё отражение в коричневатой жидкости, и порадовалась, что стаканы такие маленькие.
Повторение вчерашнего угощения я бы, наверное, не пережила. Лопнула.
– Ты же по делу, так ведь? – изогнула губы в усмешке Нола, наливая нам по второй чашечке. Погоду, природу и моду мы уже обсудили, пора и к сути переходить. – Крепко тебя моя дочь обидела, так и не кажешь больше к нам носа.
– Простите. Буду заходить, обещаю. – повинилась я. В самом деле. То, что простительно категоричному подростку, совершенно не пристало матёрому полицейскому почти на пенсии. Старшая Панджи-то ни в чем не виновата, ни в предательстве поклонника, ни в покрывательстве со стороны Экки.
Тем более, что оба уже достаточно жизнью наказаны неизбывным семейным счастьем.
– Выкладывай. – деловито потребовала Нола, деликатно отпивая обжигающую жидкость. Чай она заваривала ядреный, чёрный в синеву, и пить его без тренировок можно было только зажмурившись, как виски.
– Вы наверняка в курсе творящегося на нашем кладбище безобразия. – я с облегчением отставила чашку под предлогом беседы. На посиделках с тетей Ратой хоть вода рядом стояла, запивать можно было. А тут раз глотнёшь – и дыши. – Расследование, признаться, топчется на месте. Не хотелось бы раскрывать тайны следствия…
Нола фыркнула, чудом не в чашку.
– Какие тайны, милая. Об этом весь город судачит. Как непобедимый вампир сел в лужу.
– А может ли быть такое, что кто-то преднамеренно вводит следствие в заблуждение? – осторожно уточнила я. Вот тут нужно очень аккуратно, бережно, как с тухлым яйцом. Самолюбие и честь клана – штуки такие, хрупкие.
Нола оставила чашку, чуть звякнув ею о стол. Плохой знак.
– То есть, не покрываем ли мы преступника? – обманчиво-спокойно переспросила она. Я замахала руками, вопреки всем правилам приличия.
– Нет-нет, что вы. Я всего лишь хочу знать, не прячет ли кто из наших древний артефакт, за которым могут гоняться преступники. Кто и какой – это дело личное, внутриклановое. Мне бы хоть намёк, в какую сторону копать. Извините за каламбур. – подумав, добавила я.
Нола снова взяла чашку. Я незаметно перевела дух. Вроде пронесло.
– Семья Панджи ничего и никого не скрывает. – вопреки ожиданию, она не чеканила слова, а тянула, будто задумалась. – За новых не поручусь. Много семей и мелких кланов переехали сюда за последние семь-восемь лет. Если хочешь, я могу поспрашивать для тебя.
А не для понаехавшего вампира, додумала я окончание фразы. Что ж, пусть Коулман радуется, что подключил меня к расследованию. Даже от неполноценного полицейского может быть польза, хотя бы в плане знакомств.
Долго посидеть с Нолой не вышло. Прибежали дети – их оказалось даже не трое, а пятеро, и наперебой начали требовать сказку. Матриарху оставалось только развести руками, а мне – побыстрее ретироваться, пока детишки и новой тете задания не придумали.
Вы знали, что крокодилы, как и кошки, просачиваются в любые щели?
Вот и я не знала.
Пока один такой не выскочил прямо из-под моей кровати.
Хорошо, тумбочка вовремя подвернулась. Я прямо на нее и присела от неожиданности.
Крокодил разявил пасть и злобно зашипел.
– Ладно, ладно. Не буду больше из окна лазить. – повинилась я, в защитном жесте выставляя перед собой расправленный халат и зажмуриваясь.
– Так я тебе и поверила. – фыркнула обернувшаяся человеком маменька, забирая у меня махровую ткань и закутываясь ею в два оборота.
Это по общим меркам я щуплая. А в семье считаюсь чуть ли не мужиком по телосложению. Мелати в моей одежде три раза поместится. Зато крокодильчик у нее внушительный. Чуть ли не с меня ростом, вместе с хвостом.
– Садись. – маменька устроилась на моей кровати, подобрав под себя ноги, и похлопала себя по коленям. Я села рядом, и как в детстве, устроила голову на ее бедре. Ласковые пальцы тут же зарылись в мои волосы, перебирая и ероша. – Рассказывай.
– Что именно? – сонно пробормотала я, и тут же ойкнула от неожиданной боли. Маменька поправила прядь, за которую дернула, и уточнила:
– Как первый день на работе, не обижают ли, не дразнят, наградили ли?
– Мам, ну когда бы меня успели наградить, я в участке один день была, и то неполный. – вздохнула я и принялась рассказывать.
Обо всем, кроме меня на кладбище.
Чем спорить с маменькой, я лучше клятву о неразглашении расследования нарушу. Быстрая смерть предпочтительнее. Она ведь как вцепится, так не отпустит. Вылитая ипостась.
Тем более, что и нарушать-то нечего.
– Помню, у прабабушки был какой-то амулет. – помолчав, решила уточнить я собственные воспоминания. А то ребёнком была совсем, мало ли, что не так запомнила. – Может, его ищут? Вроде старый был, древнего вида.
– Давно он пропал. – пожала плечами маменька. – еще до смерти Батари. Да ничего ценного в нем не было, от мужа память.
– То есть ее в нем не хоронили? – этого я вообще не помнила, потому что мелюзгу на подготовку тела к погребению и похороны не пускают. Да и не рвалась я особо, ревела в комнате.
Маменька покачала головой.
– Я ее лично собирала, пусть земля ей будет пухом, ни одной драгоценности не положила. Она сама так просила – ничего не класть в могилу. Практичная была, ты же помнишь.
Я кивнула. Это точно, Батари была сама практичность. Вещи носились, пока не появлялись дыры, новые платья заказывались из немарких, прочных тканей. Украшения прабабушка не носила – как сама говорила, для кого украшаться, если мужа уже нет?
Чудо, что она за прадедом сразу на ту сторону не ушла.
– Что-то осталось еще из наследства? Может, среди общей кучи лежит какой амулет, а мы не обращаем внимания.
Мама хмыкнула.
– Ну откуда куча. Там три пары серёг, из них две с камнями, и обручальные браслеты. Ни один из них не артефакт, отец давно проверил. Все же мы думали, Батари что-то припрятала, но нет.
– А почему она должна была что-то спрятать? – удивилась я. Сколько помню прабабушку, она либо возилась на кухне, либо сидела в комнате и что-то шила, чинила, и бесконечно вязала один и тот же шарфик. На хранительницу тайн Батари Эукари не походила вообще.
– Она говорила когда-то, что ее мужу от его деда досталась какая-то старая реликвия. И теперь Батари вроде как хранительница, и должна передать дальше. Только вот некому. И очень радовалась, когда ты первый раз обернулась.
– Мне она точно ничего не передавала. Я бы запомнила. – покачала я головой.
Прабабушка была человеком, слабым магом, но вот мой прадед, как и я сама, обладал редкой и почти исчезнувшей из мира ипостасью.
Слишком часто Эукари смешивали кровь с другими видами. Исконных носителей практически не осталось. На мне, похоже, эта линия и оборвётся.
– А вещи ее еще где-то лежат? Я бы взглянула. Может, на мысль какую натолкнусь.
Маменька тяжело вздохнула.