– Он!
И тут Филолет Степанович окончательно теряет над собой
контроль. Он ревет, как зверь, рвет на себе рубаху и кидается на
людей, расталкивая их. Освободив перед собой пространство, он
бросается прочь, прочь от этого отребья, от этой черни. Прочь!
Прочь! Прочь! – так и бежит он, цедя сквозь зубы одно только
слово, а сам думает, что невиновен, да только не верит себе.
Но на том кошмар не заканчивается. Усыпанные язвами люди,
попадающиеся ему навстречу, так же возводят на него пальцы,
припускаются следом и кричат умалишенно: «Он! Он! Смотрите,
это он!» И Гомозов бежит в страхе, да только от ощущения паники
успевает хвататься за голову. Страх всецело поглотил его: он боится
останавливаться, боится оглядываться, не решает даже замедлить
шаг. «Прочь! Прочь! Прочь от этих людей! Прочь!!!» – повторяет
он, но толпа не отстает, и все преследует. А на пути, между тем,
появляются все новые люди, эта гниль, эта серая масса, и все, как
один тыкают в него пальцами и присоединяются к бегущей толпе.
– Он! Он! Смотрите, это он!!! – кричат с разных сторон.
–Убийца! Убийца!
А Гомозов все бежит и бежит, да словно загнанный зверь
хватает ноздрями гнойный воздух из сдавленной атмосферы.
Осознание того, что нигде ему не спрятаться от умалишенного
стада, то и дело заставляет его расстроено всплакивать. Но
задыхаясь, от спешки и безысходности своего положения, он давит
в себе это горестное чувство, понимая, что сейчас остановка по
причине жалости – не просто недозволительная роскошь, а
приговор в действии, прямая расправа, он обречен.
Это адское состояние преследования должно бы продолжаться
вечно, но… благо, что существует утро. Утро, в спасительных
лучах которого осознаешь, что ты видел только кошмар, и весь тот
несусветный переполох остался далеко позади, за гранью мнимого
и нереального. Но пока не очнешься ото сна – все чистая правда,
непререкаемая живая истина.
Так и проснулся Филолет Степанович, когда его ноги
скользили по простыне, пытаясь убежать от помешанных, а губы
встревожено шевелились, выговаривая: «Это не я! Не я! Я не
убивал! Я никого не убивал! Нет! Нет!.. Нет!!!»
После такого сна он с минуту посидел на постели с каменным
неподвижным лицом, после – чуточку неоткровенно и натужно
посмеялся над своим воображением, однако страх неизвестного
рода не покинул его даже последующие часы.
Самое отвратительное то, что вспоминая события минувшего
вечера, он в самом деле чувствовал себя виноватым. Совесть грызла
Гомозова и весь день. На работе, стоило ему на секунду отвлечься,
как вновь вспоминалась женщина, приходившая давеча.
Несчастная, она ждала от него лишь небольшой помощи. И какой?
Поддержку в виде невесомого диалога. Но он оказался слишком
груб, и не помог, отказал, выгнал на улицу.
«А вдруг, ее уже нет в живых?» – ни с того ни с сего
спрашивал себя Филолет Степанович, и стайки мурашек