– Все! Довольно! – Гомозов вскочил с места, и хромая,
направился к выходу. – Довольно с меня ваших бредней! Слушать
этого не хочу! Морочьте голову кому угодно, только не мне!
– Филолет Степанович, прошу вас! Прошу, не уходите!.. Не
уходите! Не уходите так…
– Довольно! Я явился не для того, что вы мне голову пудрили!
А вы так и не отступаетесь от этого! Только не понимаете одного,
что теперь… теперь вы мне противны! Слышите, противны!
Тут дверь с размахом хлопнула, и женский плач в комнате
стал оглушительным, благо Гомозов уже этого не слышал.
Едва успел он показаться на улице, и вдохнуть закаленного
морозом воздуха, как вновь раскрылась злосчастная форточка
соседского окна.
– Очнулись?! Ожили, что ль?! – донесся знакомый голос
навязчивой дамы.
Гомозов даже не обернулся. Он спешил побыстрее удалиться,
и ничего более так не волновало его.
***
Около месяца от Елены не приходил никаких вестей. Зима
ослабляла свой характер, становилась мягче и раз от разу давала
волю теплому солнцу топить свои залежалые снега. У каждого
живого существа было торжествующее предчувствие весны. У всех,
даже у Филолета Степановича. Но у него это предчувствие, явилось
не столь многообещающим и радостным, нежели у остальных.
За прошедший месяц Гомозов уже успел исхудать. Скулы его
проявились еще четче, под глазами выразительно наметились
темноватые круги. Не подводила только белоснежная, всегда
накрахмаленная рубашка и безукоризненно выглаженные брюки.
Все это: брюки, рубашка, а так же начищенные ботинки, пальто без
складок и аккуратная прическа, не выдавало его внутреннего
состояния, потому что распущенности в содержании своего
внешнего вида Филолет Степанович не терпел.
Что за жизнь у него началась? Ему постоянно нездоровилось.
В любой час набрасывалась жуткая мигрень, по ночам ворочала с
боку набок бессонница, в обед и завтрак у него пропадал аппетит, а
по вечерам Гомозов покашливал, списываясь на вездесущие
весенние сквозняки. Вроде бы не простужался нигде, думал он,
вроде бы ничем не травился за последнее время и головой об углы
не задевал, с чего болеть? Лишь только припоминалось одно:
споткнулся о камень. Да и то, давненько. И какую это могло иметь
связь с его настоящим состоянием?
Что касается хромоты, то ее у Гомозова почти не осталось.
Тогдашний ушиб был сильный, и левая нога все же побаливала, а
после семи вечера гудела какую-то свою заунывную песню. Но к
врачам Филолет Степанович и не думал обращаться. Это еще одно
убеждение: в них мало толку. И терпеть он не мог, когда его кто-то
лечил да, поправляя очки выше на нос, ставил мудреные диагнозы и
предлагал побегать по кабинетам.
В самом деле, основной причиной нездорового состояния
Гомозова по-прежнему были мысли. С них все и начиналось. Так от