рассудив, что к самоубийствам священничество не пристало. Зеваки
еще с минуту потолпились и начали расходиться. Так бы и
разошлись все, если бы бойкая женщина вновь не вступилась:
– Ну, что ж вы как нелюди-то?! – возмущенно воскликнула
она, отчего некоторые из окружения вздрогнули. – Нельзя же так!
Помянуть надо! Тоже ведь человеком был!
Кто-то из оставшихся сомнительно зашептался, однако даму
сие обстоятельство не смутило:
– Пойдемте ко мне, хоть компоту наварим! – продолжала
взывать к народу она. – У меня соседка съехала – в общежитии
теперь весь дом свободный.
Приглашение восприняли не все, за инициативной дамой
устремились лишь некоторые: самые сердечные и безрассудные
люди. Другие же посчитали, что устраивать поминки камню
смешно, и равнодушно разошлись по домам.
***
Только через две недели предположительно определилась
личность утопленника. Делу поспособствовали показания
подслеповатого старика, и конопатого мальчишки, который
наблюдал на улице странного мужчину, волочившего за собой
камень.
Старик и конопатый точнейшим образом описали
подозрительную личность, и их сведения достоверно сошлись с
листовкой «пропал человек», расклеенной по всему городу и близ
прилегающим селениям. Подобная листовка с очерком и
фотографией, а так же и заявление пылились на столе у местной
полиции – «дело об исчезновении личности» завели бывшие
коллеги Гомозова по работе, обеспокоенные его всегдашним
одиночеством и необоснованными прогулами. В конторе Филолета
Степановича хватились в первый день после выходных. Не
приходить на работу без объяснений, было не в его привычках.
Уже к концу первой недели после исчезновения к дому
Гомозова направились посыльные. После того, как пришедшим
никто не открыл, дверь взломали. Пропавший не был обнаружен.
Досмотр, показания свидетелей и опасения работников
сложились воедино и, наконец, по городу и окрестности разнесся
слух о предполагаемой личности пропавшего.
Слух дошел и до поселка Оставной. Там в одном из окон
общежития тихим поздним вечером горестно всплакнула
нехрупкая женщина, казалось бы, вовсе не умеющая плакать. По
недавним объявлениям на столбах, Елена узнала исчезнувшего, и
горькое чувство утраты охватило ее.
Спустя день опечаленная дама принесла к камню цветы и
закрепила на высоком столбике табличку, что заказала давеча, сразу
после скверного известия. Теперь возле камня на посеребренной
табличке, отражающей лучи весеннего солнца, возвышалась
короткая невинная надпись: «Здесь похоронен прынц». И пусть эта
надпись не выражала особенно глубокого смысла, но что-то важное
она значила для той нескромной и не хрупкой женщины с
благозвучным, приятным именем.